Маленькие радости.

Моя новая и, смею надеяться, долгая и верная любовь с удобством расположилась на столе и, признаться, в таком положении выглядит более чем соблазнительно. Он (а это действительно он, хотите верьте, хотите нет) и впрямь диво как хорош и весьма привлекателен даже на мой весьма взыскательный вкус. Чернявый красавец, не оставивший меня равнодушным и почти две недели мучивший ожиданием: когда же он появится, когда я смогу его увидеть, когда получу возможность прикоснуться…

И вот теперь он со мной, только мой, ничей больше, и я намерен пользоваться этим ежедневно много часов подряд, ибо это удивительное чувство единения с ним доставляет неописуемое удовольствие. Он красив, это важно, он мощен и силён, он куда надёжнее моей последней привязанности, поэтому с ним я могу себе позволить куда большую свободу, ибо всегда уверен, что он даст мне такую возможность. Думаю, у нас с ним всё будет хорошо и быстро наладится взаимопонимание.

Осталось только переписать со старого винчестера некоторую часть информации, купить новый коврик для мыши и влажные салфетки для протирания монитора. Ему нужен особый уход, да.

p.s. Надо было видеть глаза одной приятельницы, которая пришла попросить новые книги, а лицезрела moi, кружащего вокруг стола и с улыбкой счастливого маньяка приговаривающего, поглаживая краешек монитора со звучным именем Asus: «Моя прелессссссть».

---

На ступенях в переходе метро между пересадочными станциями лежало яблоко. Серый мрамор выгодно подчёркивал яркость его округлых боков, превращая простой жёлтый цвет в ослепительный, сияющий, удивительно насыщенный. Словно это не случайно выпавший из чьего-то пакета фрукт, а само солнце, спустившееся на землю, чтобы прокатиться в метро, но растерявшееся в толпе и постаравшееся забиться куда-то под ступеньку, лишь бы его не пнули.

А ведь у этого яблока была целая история жизни, куда как более увлекательная, чем у множества его собратьев, окончивших своё существование в чьём-то фруктовом салате или пакете, взятом в качестве «ссобойки» школьником, студентом или офисным работником.

Может быть, оно выпало из сумки старой кошатницы, любительницы шляпок и крепкого чёрного чаю, странной немолодой женщины, впервые за несколько месяцев покинувшей надёжные стены собственного жилища, где устроила себе самозаточение на зиму, а теперь вышла под небо, спустилась в метро и, проехав две или три станции, отправилась в крупный универмаг за первыми более или менее натуральными фруктами. От неё пахло кошками, на тёмной юбке длиной до середины икр осталось множество мелких шерстинок, а пакет яблок в цветастой сумке лежал как раз поверх банок с кошачьим кормом и пакетов молока. Еды для пушистых любимцев было так много, слишком много, что яблокам не осталось толком места, и вот одно из них, когда кошатница в толпе столкнулась с кем-то локтями, всё же выскользнуло из пакета на серую ступень.

Или, возможно, оно было единственным доказательством присутствия тайного агента КГБ (ФСБ?) на секретной встрече матёрых уголовников, где он работал под прикрытием, намереваясь спустя несколько месяцев тяжёлого труда прикрыть лавочку наркоторговцев. Мрачный мужчина, коротко подстриженный, одетый в лучшем стиле современных сериалов о бандитских разборках, засунув руки в карманы, поднимался по ступеням метро, внушая всем прохожим некоторую степень неприязни, и никто даже не предполагал, что в его татуированной груди бьётся героическое фээсбэшное (кэгэбэшное?) сердце, а мозолистая рука сжимает то самое яблоко, которое нужно было уничтожить, дабы не подставить себя и всю операцию под удар. Съесть его он не мог из-за ужасающей аллергии, коя мучила беднягу героя с самого детства, а потому, когда наш стриженый герой чуть споткнулся, он предпочёл использовать этот момент, чтобы незаметно избавиться от опасной улики.

Или, что тоже достойно предположения, это жёлтое яблоко могло быть причиной раздора некогда влюблённой, а теперь вечно ссорящейся пары, которая посещала магазин с целью закупки продуктов на неделю вперёд, а когда в их общем семейном кошельке осталось всего ничего денег, они встали перед вопросом, каких фруктов следует купить. Она хотела яблок, он жаждал апельсинов, и на этой почве разгорелся очередной семейный скандал, в который обе стороны старательно подбрасывали дров на пути к кассе, стоя в оглядывающейся на них очереди и даже уже подходя к кассиру. Победила женская хитрость: она выдавила слезу, и он, не имея никакого желания сталкиваться с истерикой, сквозь зубы ругаясь, вернул груши в корзину с фруктами, а она радостно расплатилась оставшейся мелочью за любимые яблоки. Впрочем, по пути домой, когда пара оказалась на тех самых ступенях в переходе между пересадочными станциями метро, скандал разгорелся с новой силой, и она, в порыве гнева выкрикнула что-то вроде «Не нужны мне твои подачки», бросив в своего спутника первым попавшимся под руку, чем и было яблоко.

Как бы ни было на самом деле, что бы ни служило причиной появления маленького жёлтого солнца на серости ступеней метро, одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: история его появления здесь явно была необычной. Оно не могло просто так выпасть из сумки ничем не примечательного гражданина, не могло быть случайно обронено некрепкой детской ладошкой, не могло быть специально выброшено неаккуратным пассажиром метро в связи с обнаруженной гнильцой. У этого яблока была великая судьба и не менее великая, хоть и, как оказалось, недолгая жизнь.

Оно было столь гордым, столь независимым и свободолюбивым, что даже в тот миг, когда один из сотен прошедших мимо пассажиров метро, какое-то время стоявший у стены и из-под классической чёрной шляпы наблюдавший за жёлтым кругляшом на сером фоне и предполагавший, каким ветром его сюда занесло, направился вниз по ступеням, намереваясь поближе познакомиться с желтобоким судьбоносцем, оно сперва скрылось за чьим-то сапогом, потом ускользнуло за широкую штанину армейской расцветки, а когда некто в плаще и шляпе, минуя поток людей, спустился к нужной ступени, яблоко и вовсе исчезло из виду. Должно быть, решило поехать прогуляться и заскочило в уходящий вагон метро. Некто в плаще и шляпе ещё мгновение постоял, улыбаясь, у края ступеней, прикидывая в уме, куда может отправиться яблоко, после чего сам сел в электропоезд, следующий в нужном направлении; его ждал офис, работа и намерение написать о своей встрече с необычным яблоком. А также другое яблоко, взятое с собой на обед. Но, судя по всему, некто в шляпе и плаще с этих пор будет относиться к яблокам немного иначе.

The end.

@темы: Visum et onis, Город

---

Алфавит. Е.

Е.

«Если» обладает мистической силой, способной свернуть горы и втоптать в пепел города вымышленных миров, и ни на что не годной в реальности. «Если» - оглядываешься в прошлое, раскидываешь на столе пасьянсы из колоды собственной жизни, а на каждой карте – картина когда-то возможного будущего, которое сейчас уже стало настоящим, то есть, по сути, осталось в прошлом, потому что его уже невозможно изменить (что стало то стало), значит, оно уже свершившийся факт, нечто «уже да», а не «ещё нет».
«Если» - перелистываешь листки календаря, обрывая каждый третий, седьмой и пятнадцатый, не «почему-то», а «просто так», ведь это уже прошедшие дни, в них нет никакой ценности, и даже если собрать все листки вместе, сдать в качестве макулатуры, которую отправят на переработку, из них не выйдет даже одного нового чистого листка. Они слишком запятнаны несмываемыми чернилами прошлых ошибок и опечаток, а новый календарь со свежими листами будет уже совсем другим.
«Если» - поднимаешься на верхнюю ступень самостоятельно сколоченной лесенки и пытаешься забраться ещё выше – ан нет, последняя ступень чётко цепляется за «сегодня», ступенька «завтра» будет доступна только завтра, но тогда «завтра» уже будет «сегодня», потеряв всю свою привлекательность и магические связи с любым «если», потому что «если» - это только позади и впереди, прямо здесь его отыскать сложно.
«Если» - дерево с корнями и кроной, но без ствола; странная прихоть природы. И можно старательно рыть землю, пачкая руки и награждая ногти слоем грязи под ними, или пытаться взлететь, дотянувшись до заветной кроны. Даже это проще, чем, отказавшись от «если», осознать: у дерева есть ствол. Это ты.

@темы: Verborum caterva, Алфавит, Бред

---

В переходе метро по обеим сторонам сплошь блоки рекламы, меняющие картинку раз в сколько-то там десятков секунд, как слайды. Если идёшь, совпадая с тем странным мгновением, когда сразу почти все рекламные щиты меняют картинку сверху вниз, вдруг кажется, что находишься на дне морском или океанском. Ты – рыбка; вокруг тебя стаи разноцветных мальков несутся в стремительном потоке навстречу своей судьбе в ненасытную глотку голубой крупной рыбы электропоезда.

@темы: Бред

---

В общем-то рабочее.

На новом месте, которое уже перестало быть новым, а стало просто местом работы, у moi за эти два месяца выработалась определённая необходимость. Впрочем, необходимость – слишком громко сказано, речь скорее идёт об одном офисном явлении, кое стало уже привычным. Приблизительно в десять или половину одиннадцатого утра, когда наша бухгалтер разберётся с пришедшей банковской выпиской и какими-то первыми утренними бумажками, она отправляется в соседнюю комнатку, ставит чайник и заваривает себе кофе. Самый простой, растворимый, но зато такой ароматный!

С некоторых пор этот запах начал стойко ассоциироваться у moi с самим утром. Поздним утром, ибо moi законченная сова. Но теперь moi испытывает потребность чувствовать этот аромат утра каждодневно, включая выходные. Без запаха кофе утро не наступает, и moi может полдня таскаться полусонный, мутный и даже хмурый. Забавно, что при этом совершенно не обязательно кофе пить, главное – вдохнуть его аромат, как и каждый будний день в офисе.

Замечено: если бухгалтер, задержавшись в банке или налоговой, приезжает на работу позднее и, соответственно, пьёт кофе уже после полудня, всё время до того moi продолжает «спать». Но достаточно лишь по небольшому офису разлиться чарующему аромату – и всё, заряд бодрости хотя бы на несколько часов обеспечен!

Полагаю, сам кофеин и его запах едва ли ощутимо бодрят, если не пить сам кофе. Скорее тут имеет место именно дань новообретённой традиции, этой маленькой ежеутренней привычки. Впрочем, что бы то ни было, но сегодня бухгалтер кофе пила в десять-ноль-пять. Так что moi бодрячком. И всё хорошо, пусть даже и весна.



p.s. А на днях moi покупает новый комп. Это вообще замечательно.

@темы: Будни, Работа

---

Сегодня мир украл у нас час времени. Казалось бы, всего лишь час, но ведь за эти шестьдесят минут можно столь многое успеть...

[бросить курить
выпить целый пакет апельсинового сока
вкачать несколько процентов 78-му левелу в LA2
с кем-то поругаться
с другим помириться
сделать косметическую уборку
приготовить спагетти с острым соусом
съесть их
набить кому-то морду лицо
посмотреть несколько короткометражных мультфильмов
написать заявление об увольнении
зачать ребёнка
приехать к кому-нибудь в гости
написать стихотворение
принять ванну
сделать предложение о браке
или сообщить о разводе
лишиться девственности
лишить её кого-то
написать до черта глупых постов в жж и дневник]

Может быть, это украденный час не "всего лишь", а "целый"? И если суммировать время, похищенное у стольких людей, в сумме получится целая жизнь и даже не одна. Кто знает, возможно, сам мир только и существует что засчёт этих украденных часов. Что ж, значит, мы всё же не зря живём на свете.
Мы - поставщики времени.

---

снег идёт вверх, а дождь - по диагонали. во всяком случае, если наклонить голову под нужным углом. время идёт в положенном ему темпе, а вот весна топает неохотно, медленно, тягомотно.
а ты идёшь на дно. и никто не подаст руку, чтобы вытащить. потому что из болота собственных ошибок надо выбираться самостоятельно. помнишь, что сделал мюнхгаузен? схватил себя за волосы и вытащил. отряхивался, наверное, долго, а потом ещё и вонял тиной и гнилью, но ведь выбрался же. и плевать, что он литературный герой. если не можешь доказать, что у барона не было реального прототипа, лучше помолчи и попробуй сделать хоть что-то. на одних словах уж явно не выплывешь.
а я подожду, что из этого получится, лёжа на кровати на спине и запрокинув голову. так, чтобы небо с землёй поменялись местами.
знаешь, а снег идёт вверх.
точно говорю.

@темы: Бред, Весна

---

Лютики-цветочки

«У меня не живут цветы…». Воистину это так, ибо хотя именно комната, принадлежащая moi, по своему размещению относительно сторон света наиболее подходит для разведения комнатных растений, ни одно из них не в силах прижиться в ней надолго. На самом деле, moi бы вполне хватило дежурного кактуса или фикуса возле монитора компьютера, дабы поглощать отрицательные излучения и одаривать редкими глотками кислорода обитателя комнаты. Однако в квартире живёт не один moi, а у матери есть древняя женская страсть – разведение всякой зелени в горшках и кадках.

Самое интересное, что даже те комнатные цветы, кои чахли в комнате, где живёт moi, начинали постепенно приходить в себя, стоило только матери перенести их в гостиную, на кухню или себе в спальню. У moi они просто отказываются жить. Плохая энергетика, полагаю. При этом, как ни странно, если moi купит цветок или принесёт его от кого-то из знакомых в качестве подарка матери, тот приживётся на ура, тогда как приобретённые матерью цветы благополучно дохнут.

Так вот, к чему это всё… Года три назад moi принёс матери очередное растение, названия коего не знал, а мать не определила. Длинные листья средней ширины, числом две штуки. Moi такое даже с трудом цветком называет. Растение оно и есть растение. И вот в начале минувшей зимы между двух листов выросла палка. Палка вытянулась сантиметров на тридцать и около месяца красовалась, прежде чем начала образовывать на своей верхушке какой-то бутон. А закончилось всё тем, что в конце февраля палка расцвела. Цветок был похож на крупную лилию оранжевого колера. Только недавно, покопавшись в справочниках, moi отыскал название цветка – амариллис. Или как-то вроде, не помню толком… К слову, а традесканция на кухне за два дня покрылась таким количеством мелких лилово-фиолетовых цветков, что стала больше похожа на сирень.

Порой кажется, что если мать поставит ножку стула в вазон и начнёт периодически поливать, то и эта деревяшка зацветёт.
А у moi сдох ещё один кактус.
Вот такая гармония.

---

Оказываясь в опере или оперетте, на симфоническом концерте или любом другом сценическом действе, в котором непосредственное участие принимает оркестр, moi порой куда больше любит последние четверть часа перед началом выступления, нежели его само. Всегда стараюсь прийти пораньше, чтобы оказаться в ещё почти пустом концертном зале за пятнадцать-двадцать минут до первого звонка; до шумной толпы, которая даже святилище искусств умело оскверняет своим гомоном и топотом, шелестом и шёпотом; до того торжественно прекрасного мгновения, когда тяжёлый занавес поднимется или скользнёт в обе стороны, обнажая полотно, на коем вскоре появится картина; до того, как начнётся спектакль или концерт.

Именно в эти последние пятнадцать-двадцать минут в концертном зале или театре творится истинное волшебство. Нет, не искусство, кое явится на сцене, но именно волшебство, что-то сродни сказке или даже своеобразному чуду. Нужно лишь войти в неярко освещённый зал, медленно и как можно тише прошествовать к своему месту, усесться и, слегка откинув голову назад, прикрыть глаза. И слушать…

Оркестр настраивает инструменты. В оркестровой яме творится волшба, варится магическое зелье звуков: ломоть контрабасного покашливания, чайную ложку медного дребезжания тарелок, столовую – фортепианных переливов, щепотку надрывного пения скрипки и одну каплю перелива флейты… Сдобрить это по вкусу стуком дирижёрской палочки – и зелье готово. Любовное зелье, приворотное, от эффекта которого невозможно избавиться до тех пор, пока не покинешь этот зал, не уйдёшь от него на несколько сотен метров, не отдышишься, проветрив затуманенные лёгкие и разум от дурмана и тумана, порождений этой музыкальной волшбы, под властью коей останешься уже навсегда, даже если больше никогда не вернёшься в этот зал.

Когда инструменты настроены, оркестр обычно начинает ненавязчиво наигрывать какой-то фрагмент будущего произведения. Это уже не волшебство. Просто репетиция. Далее будут три звонка, прелюдия – и, наконец, сама симфония, опера или иное сценическое действо. Волшебство безмолвно уступает место искусству…

Но эти пятнадцать или двадцать минут до начала, эти мгновения таинственной музыкальной волшбы оставляют свой след на весьма долгий срок. Быть может, они более чудесны, чем даже самая гениальная симфония. Нужно только тихо-тихо замереть, едва дыша, в своём кресле, и слушать, и внимать, и наблюдать, как над оркестровой ямой клубятся магические дымки колдовских музыкальных зелий…

@темы: Visum et onis

---

Под веками бронзовых статуй спит
тишина.
Скользит по холодным щекам слезами
дождей.
И мнит тишина эти слёзы душой
своей,
Питающей землю влагой солёной
сполна.

Под веками бронзовых статуй прячется
тьма,
Омут пугающий, дна у которого
нет.
Но кажется тьме, что в клетке своей она –
свет;
Мечется зверем, не зная покоя и
сна.

Под веками бронзовых статуй теплится
жизнь,
Готовясь вырваться в мир, стоит веки
поднять,
Мечтая крылья расправить и в небе
летать…
Но статуи бронзовы:
прочь,
звук!
стынь,
кровь!
свет,
сгинь!

Под веками бронзовых статуй спит…

@темы: Poetry

---

RPG. Sibilla Viotti.

Флоренция. 22 октября 2006 года. Клуб Via Lattea. Праздник в честь 245-й годовщины вступления на трон Принца Чезаре.

Никакого конферансье или иного человека, извещающего посетителей о том, что с минуты на минуту начнётся музыкальная программа, на сегодняшний вечер в «Via Lattea» не предполагалось, а потому гостям клуба предстояло догадываться об этом самим. Впрочем, в этом не было ничего сложного. Сперва изменилась музыка. Ненавязчивая мелодия чиллаута с редкими вкраплениями блюза и джаза без вокальных партий плавно, словно река – в море, перетекла в иную музыку. Вернее, то была даже не музыка, скорее некий ритм – мелодичный, но сам собой не представляющий настоящего произведения, способный быть лишь основой для чего-то более цельного и совершенного. Этот ритм растёкся по залу, проникнув в каждый угол и невольно обратив на себя внимание всех присутствующих, напомнив им столь хорошо знакомый звук – стук живого человеческого сердца, то мерно сокращающегося в груди, то начинающего взволнованно трепетать или испуганно рваться наружу… Ритм заменил собой музыку на несколько минут и затопил собой пространство. В зале погас свет, погрузив помещение клуба во мрак, нарушаемый лишь одним лучом прожектора: свет прорисовывал чёткую линию откуда-то сверху к центру невысокой сцены, что располагалась у стены; удачное место и хорошая работа планировщика – от любого столика сцена была видна как на ладони. Чуть рассеянный свет прожектора падал на сцену, подчёркивая тёмный силуэт виолончели, стоящей у невысокого круглого табурета. Сцена пустовала несколько десятков секунд, но за миг до того, как кто-то из гостей заведения уже готов был обменяться приглушёнными нетерпеливыми фразами, в широкий круг света неторопливо вышла женщина.

Она двигалась словно в странном танце и одновременно будто в окружении океанских вод: грациозно, плавно и медленно, как в кинофильме, плёнка которого по неизвестно какой причине начала раскручиваться на скорости, в полтора раза меньше привычной. Небольшой шаг, сперва на носок, потом всей стопой опуститься на прохладное покрытие сцены, - босиком и абсолютно бесшумно, и даже если бы в зале в это мгновение не звучал ритм музыкального сердца, любой из гостей не услышал бы звука шагов. Колени стройных ног прикрывала белая ткань простого платья, удерживающегося на одном плече и чуть соскользнувшего с другого. Ткань мягко струилась по стройной, но без излишней худобы фигуре, облегала округлость груди, рисовала изгиб талии и срывалась вниз, оглаживая линию бедёр. По сравнению с цветом кожи, тронутой лёгким загаром, это простое платье казалось почти ослепительно-белым, контрастируя с чернотой волос, густым водопадом ниспадающих на плечи и спину чуть ниже поясницы. Пряди цвета самой ночи обрамляли аристократически красивое лицо женщины, в котором наравне с европейскими угадывались и восточные черты: прямой нос, мягко очерченная линия губ, матовая кожа, брови вразлёт, тень длинных тёмных ресниц на щеках, чуть подрагивающие веки… Ни следа косметики на и без того ярком и выразительном лице, она была бы здесь такой же лишней, как и электрическое освещение рядом с лунной дорожкой на ночном морском просторе. Женщина двигалась к центру сцены с закрытыми глазами, как будто её вела сама музыка, направляя именно туда, куда было нужно дойти.

Она замерла на миг, остановившись перед табуретом, прежде чем опуститься на сиденье, сведя прикрытые белой тканью колени вместе, опустив правую руку вниз и чуть отведя назад, где она спряталась позади табурета и за складками платья, а пальцами другой руки, самыми кончиками, коснулась подола над самыми коленями. Ритм мелодии чуть дрогнул – словно сердце пропустило один удар. Изящные музыкальные пальцы потянули белую ткань вверх, медленно, сантиметр за сантиметром обнажая кожу, колени скользнули в стороны – и лёгкая ткань водопадом упала меж ними. Первый за всё это время резкий жест, подобный броску хищной кошки, - левая рука, отпустив подол, перехватила гриф стоящей рядом виолончели и рывком притянула к себе. Длинные ноги, прикрытые белой тканью чуть выше колен, всё так же медленно, как и почти все предыдущие движения, обняли отполированные изгибы виолончели, этой скульптуры женского тела в облике музыкального инструмента, пальцы левой руки пробежали по грифу вверх, а правая ладонь, только что прятавшаяся за спиной, в плавном движении скользнула вперёд, изящно придерживая смычок. Смычок лёг на струны. Колени стройных ног сжали округлые изгибы виолончели. Женщина замерла и, казалось, прекратила дышать, лишь тень от длинных ресниц, всё ещё скрывающих глаза, трепетала на коже. Ритм сбился, сорвался с приглушённым хрипом в бездонную пропасть, но тут же родился вновь, и на сей раз он звучал в унисон со стуком сердца в груди виолончелистки; тем, кто смотрел на неё сейчас из темноты зала, это было слышно отчётливо.

Рука, придерживающая смычок, дрогнула и сотворила первый аккорд. Резкий взлёт ресниц – и женщина открыла глаза, устремив свой взгляд не то в пространство, не то одновременно в глаза каждого из сидящих в тёмном зале; чёрные настолько, что невозможно отличить зрачок от радужки, они блеснули неким внутренним светом, сопровождающим новорождённую музыку. Об игре маэстро нередко говорят, что инструмент в его руках поёт и плачет, стенает и едва слышно шепчет на ухо, смеётся и исходится в крике… Виолончель под умелыми руками женщины не просто рождала звуки музыки, но жила своей жизнью и творила жизнь новую; эта жизнь срывалась со струн, скользила со сцены в тёмный зал, прокрадывалась к столу каждого из гостей, осторожно поднималась по складкам брюк и юбок, обнимала за плечи и ненавязчиво, но неудержимо манила вслед за собой. Женщина не играла знакомые всем произведения мастеров классики и не пыталась преподнести популярные ритмы в новом звучании. Музыка, начинающая своё существование под её изящными сильными руками, была чем-то новым, доселе не существовавшим в этом времени и пространстве, - не импровизация, но творение мира, чистая магия в звуке, как ни странно могло показаться это сравнение по отношению к всего лишь смертной женщине с отполированным куском дерева в руках…

Музыка воспламеняющей страсти сменялась мелодией тихой печали, после которой приходил черёд гимна свободе, оде искренности или воспеванию порока, музыка говорила обо всём на свете, находила в глубине души каждого слушателя некие струны, виртуозно выбирала среди них несколько самых туго натянутых и осторожно касалась их кончиками пальцев – и внутри того, чьи струны были задеты, рождалась, вторя виолончели, своя собственная мелодия. Кто-то видел в этой музыке самое совершенство, суть красоты как она есть, воплощение всего прекрасного, что только могло родиться на этой земле. Другой слышал призывы к неким свершениям, решительным действиям, широким шагам вперёд, только вперёд, никак не назад. Третий ощущал, как в глубине души рождается еле удерживаемое желание, и он бросал быстрый взор на сидящую рядом женщину, нервно облизнув губы. Четвёртый улавливал в этой мелодии отголоски дальних далей, зовущих, манящих, призывающих ступить на бесконечную дорогу, ведущую во все стороны света. Музыка находила те или иные струны в душе каждого, кем бы он ни был. И перед чьими-то глазами всплывали образы далёкого прошлого, уже давно покрытого пылью времени и туманом новых впечатлений, осколки той памяти, которую он тщательно таил от посторонних взоров, а порой даже от самого себя…

Музыка не замирала ни на единое мгновение, одна мелодия перетекала в другую, женщина не останавливала движения руки, держащей смычок – то грациозное парение, подобно крылу бабочки или падающему с ветви осеннему листу, то быстрый выпад, сродни смертельному уколу в поединке на шпагах. Музыка, плавные или резкие движения, напряжённость ног, сжимающих округлые бока виолончели, соскользнувший чуть ниже по плечу один рукав простого ослепительно-белого платья, красивое лицо непроницаемой статуи – и пристальный взгляд чёрных, как сама тьма, глаз, устремлённых в душу всех и каждого сразу.

Музыка смолкла так же неожиданно, как и родилась. Оборвалась посреди аккорда, словно прерванная в самом расцвете жизнь, которую отобрали без спроса. Мелодия-основа исчезла на миг раньше музыки, и только сердце продолжало стучать в груди женщины, отбивая ритм смолкшей музыки. Женщина встала, позволив ткани платья соскользнуть вниз и прикрыть колени. Коротким жестом вернула на прежнее место виолончель. Без единого звука возложила смычок на табурет. Развернулась, качнув густой волной смоляных прядей, и так же неторопливо, ступая босой ногой сперва на носок, ушла со сцены. Прожектор погас, в клубе зажгли уже привычные неяркие лампы. И только в этот момент сидящие в зале гости очнулись от почти магической зачарованности мелодией, вспомнив о том, что после выступления стоит поаплодировать. Казалось, с того мгновения, как виолончелистка вышла на сцену, прошло всего несколько минут, но те несколько человек, перед которыми до начала выступления стояла чашка обжигающе горячего кофе, от коего к потолку неспешно поднималась тонкая призрачная дымка, вдруг заметили, что к моменту исчезновения женщины со сцены напиток уже почти совсем остыл.

Вновь полившийся из скрытых от глаз колонок тихий чиллаут показался на удивление чужеродным. Кто-то из работников клуба с величайшей осторожностью унёс со сцены инструмент, и через несколько минут уже ничто не напоминало присутствующим о недавно рождавшейся здесь магии музыки. Только внутри каждого до сих пор трепетали виртуозно задетые струны.

…Спустя полчаса откуда-то из служебных помещений к стойке бара прошла высокая женщина, ступая с грацией танцовщицы, потомственной дворянки или хищницы, почти так же бесшумно, как и некоторое время назад, когда она двигалась по сцене. Узкая юбка цвета тёмного бургундского вина прикрывала колени, такого же цвета приталенный пиджак с рукавами до локтя был расстёгнут, чёрная блузка с низким декольте в виде зауженного треугольника позволяла увидеть неяркий блеск серебряной цепочки, на которой удерживался небольшой изысканный крестик. Чёрные туфли на каблуке, кружевные перчатки высотой до запястий в тон туфлям, небольшая сумочка-конверт того же цвета. Густая смоль волос была собрана чуть ниже затылка, с трудом соглашаясь удержаться от стремления упасть на спину; от плена была свободна лишь одна короткая прядь, которая волнистой струйкой падала на лицо. Присев на край высокого стула, женщина положила сумочку на столешницу барной стойки, с вежливой улыбкой попросила бармена подать ей чашку кофе по-бедуински и, скользнув беглым взглядом тёмно-вишнёвых глаз по сидящим в зале, обратила всё своё внимание на ароматный напиток в фарфоровом сосуде.








Просто соскучился по ней...

@темы: RPG

---

К хорошему привыкаешь воистину быстро. Доселе не имея на работе доступа в Интернет (за ненадобностью оного в рабочем процессе), после всего лишь полутора месяцев новой должности, проведённых в условиях, когда в любой момент времени можно воспользоваться всемирной паутиной, последние три дня, пока из-за неполадок у нас в офисе не было сети, moi ощущал себя крайне некомфортно. Право же, крайне неудобно приносить с работы какие-то файлы и корреспонденцию, чтобы потом заниматься отправкой всего этого из дому в то время, когда респондент уже всё равно не сможет получить письмо из-за позднего часа. Да и, стоит добавить вполголоса, возможность периодически полистать @дневники или жж, а также успеть сделать пост в ветке ролевого форума является весьма приятным дополнением к трудовому процессу.
Что ж, празднуем победу интернета на просторах моей личной вселенной и продолжаем дальше разгребать пришедшую за эти три дня корреспонденцию.
Ах да, в качестве post scriptum’а: руки бы поотрывать спамерам!

@темы: Работа

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вдогонку.

...И только в конце рабочего дня, выйдя на улицу, moi понял, чего же всё-таки так невосполнимо недоставало. Понял, идя по мокрому асфальту и широко улыбаясь, когда очередной порыв ветра вырывал из рук зонт и капли сперва дождя, а потом и вовсе ливня хлестали по лицу. Дыру в мироздании бережно заштопали, даже шрама не осталось. Так хо-ро-шо moi давно не было. Словно какую-то недостающую часть души нашёл и вернул на положенное ей место.
Доброй ночи.

---

Странное ощущение преследует moi на протяжении этого утра, хотя правильнее будет сказать первой половины дня, учитывая, что двенадцать часов уже миновало. Странное ощущение, что чего-то не хватает. Не хватает не для moi, а для мира вокруг, для этого дня и этого города. Наверное, чем-то это похоже на свойственное некоторым людям чувство (сужу на примере собственной матери и нескольким знакомым), когда чего-то хочется, но чего именно – они сказать не могут. В своё время чуда могла минут десять кружить по продуктовому магазину, разглядывая полки со сладостями, всякими чипсами-печеньями-соками и прочей ерундой, говоря, что ей хочется чего-то вкусненького, но вот чего точно, она сказать не может.

Так и сейчас: стойкое ощущение отсутствия чего-то значимого в мире, того, с чем мироздание воспринималось бы в этот отдельно взятый промежуток времени куда как более ярко и приятно, нежели сейчас. И кажется, что в полотне Вселенной появилась дыра, рваная рана, пробитая неземной рукой со всей дури, и в эту дыру затянуло, засосало, затащило то самое недостающее, от чьего отсутствия теперь мучает ощущение недостачи, нецелостности и некомфортности.

Впрочем, возможно, это просто авитаминоз, да.

@темы: Будни, Весна

---

Не единожды упоминаемое многими состояние, когда «веснит», почему-то почти всегда связывается с некими романтическими проявлениями. А вот moi всегда казалось, что оно куда более обширное, нежели просто гомроны-флюиды-феромоны, и у каждого проявляется по-своему, порой совершенно без связи с какой бы то ни было романтикой, а то и вовсе в противовес ей. В конце концов, утверждение о том, что все люди разные, уже давным-давно принято за аксиому, так что и подобный вывод вполне имеет право на существование.

Moi тоже веснит по-своему. Каждый год на протяжении последних нескольких лет, едва только наступает март (обычно природный приходил чуть позже календарного, но нынче они совпали почти день-в-день), moi начинает неудержимо тянуть покинуть родные пенаты, сесть на ночной поезд и уехать хотя бы на несколько дней от всего, что окружает ежедневно – от города, его улиц, зданий, от людей и деревьев, цветных вывесок, от запаха выхлопов и кофе неподалёку от «Лондона», от светофоров и машин, птиц на проводах и звенящих трамваев… От всего, что имеет отношение к Минску. Не из-за нелюбви к этому городу, но из-за тяги к городу другому. И пусть даже ночной поезд увезёт туда, где будут свои трамваи, свой запах выхлопов и кофе, свой бетон и многоэтажки, - всё равно это будут другие они, не такие, как здесь.

Если быть конкретным, то весной moi почему-то тянет исключительно в Москву. Именно в Златоглавую, никак иначе. Даже в предел мечтаний – Флоренцию и Неаполь – не тянет так сильно весной, как в Москву. Быть может, причиной тому то, что впервые moi побывал там именно весной, в последних числах апреля и начале мая, и впечатления тогда были самые наилучшие как от самого города, так и от людей, которые там ждали. Но причины причинами, а факт остаётся фактом: безумно тянет в Москву. Вот осенью, в тот волшебный период, когда листья уже пожелтели и начали устилать землю, но ещё не опали полностью, где-то внутри moi начинает пульсировать просто невероятное желание умчаться в Петербург. Именно осенью. А весной – в Москву.


А вообще moi заработался просто до одури. Но после 19-го марта наступит тот блаженный период, когда работы будет поменьше. Это значит, что moi открыт для встреч и предложений. Если кто-то желает узреть, погулять или угоститься в компании moi кофе/чаем/etc, номер мобильного вы знаете. А если не знаете, можно спросить - и moi его даст.

@темы: Весна, Moi

---

Перед сном.

Варона в ЖЖ задала интересный вопрос о фильмах и книгах, в которых жизнь героя прослеживается от рождения через детство и юность до старости. В процессе раздумий вспомнил многое из забытого, но минут через тридцать понял, что в памяти всплыло далеко не всё. Привлёк к делу мать. Общими усилиями вспомнили ещё несколько позиций, после чего начали придумываться совершенно нереальные варианты, ну а разумным итогом перед отходом ко сну даже "пробило на хи-хи".

Moi (устало): - Может, мультик какой?
Maman (с видом "Эврика!"): - Этот... Мальчик-с-пальчик!
Moi (морщась): - Так он же это... разве до старости?
Maman (на полном серьёзе): - Думаешь, не дожил?
Пауза.
Синхронный хохот.

@темы: Smile, Разговоры

---

Должно быть, moi категорически заработался, раз уже третью ночь подряд зрит во сне не что иное как фанфик по "Гарри Поттеру". С продолжением, ага. А последней мыслью перед пробуждением в голову стучит: "Напиши меня!".
Пробуждаюсь, наверное, с вытаращенными от ужаса глазами. Свят-свят-свят! Единственный образчик сего жанра в моём исполнении можно увидеть здесь. И никогда больше.
А самое странное: последний раз с этой темой близко сталкивался в конце августа, читая заключительную часть выше упомянутой "эпопеи". С какой стати, спрашивается?
...О, где моё "Горе от ума" или "Граф Монте-Кристо"? Надо спасаться. Не хочу больше таких снов...

@темы: Бред

---

Размышленческое

Каждый раз, встречая случаи, когда иностранцы, временно пребывающие или с некоторых пор живущие и работающие в этой стране, говорят по-белорусски, невольно начинаю испытывать странное ощущение чем-то сродни не то чтобы стыду, но какой-то неприятной зажатости. Вот и сегодня, завтракая под приглушённое бормотание телевизора (коий moi включает только перед работой, дабы послушать новости), узрел посла вроде как Швеции, который, общаясь с ведущими какой-то местной утренней программы, говорил по-белорусски, тогда как они пользовались исключительно русской речью, причём не самой чистой и далеко не безупречной. Да, конечно, у посла был акцент, он периодически заметно сбивался, но, как moi показалось, не столько из-за незнания языка, сколько из-за того, что, слушая русскую речь собеседника и самому говоря на другом языке, сложно быстро перестраиваться.

Впервые с подобным moi столкнулся года три назад по работе. Клиентом нашей фирмы было (да и остаётся) достаточно крупное казино, владельцы которого, турецкие бизнесмены, предпочитали, по возможности, вести дела сами, а не через наёмных местных работников. Когда moi впервые предстояло более-менее основательно беседовать с одним из этих турков, признаться, moi предполагал, что придётся кое-как обходиться своим несовершенным английским или пытаться понять, что турок лопочет на ломаном русском. Каково же было удивление, когда клиент заговорил… по-белорусски! И moi был настолько удивлён, что и сам невольно ответил на том же языке. Так и вышло: три турка и moi говорили по-белорусски, а ещё четверо моих соотечественников – по-русски. Что запомнилось, так это некоторое удивление в глазах клиента, когда moi ответил на том же языке, что и он. Должно быть, господа приезжие дельцы уже давно успели понять, что в этой стране родного языка, в сущности, нет.

И ведь moi далеко не борец за «адраджэнне роднай мовы», отнюдь. Признаться, всегда любил Великий и Могучий и ни на что его бы не променял, однако сам факт того, что в унитарном государстве, вполне независимом и относительно европейском (во всяком случае, территориально) фактически не существует государственного языка, невольно угнетает и навевает отрицательные ощущения. Можно, конечно, списать всю вину сперва на поляков, которые вбивали собственный язык культуру, после – на русских, из-за которых десятилетиями запрещалось даже просто изучение белорусского языка, но всё это не аргумент и не первопричина, всего лишь отговорка. А причина, думается, в том, что хвалёная белорусская мягкость имеет и оборотную сторону – податливость, гуттаперчивость, приспособляемость к любым условиям жизни и крайне малое желание бороться за что-то у большинства людей. К слову, нынешняя политическая ситуация в стране – явный тому пример.

Но свет с ней, с политикой. Всё это moi вёл к тому, что по-злому забавно смотрится, когда приезжие относятся к стране, в которой они временно живут и работают, с достаточным уважением для того, чтобы потратить немалое время на изучение языка. В отличие от коренных жителей, которые даже в школьные годы, чудесные годы с неохотой впитывают то малое, что ещё осталось от некогда красивого и напевного языка. В итоге выходит какое-то половинчатое состояние, ни рыба ни мясо, не то есть язык, не то его нет: в школах вдалбливают по два-четыре часа в неделю, а по национальному телевидению всё равно говорят по-русски и даже на молодёжь, которая старается говорить на родном языке, со стороны нередко косятся с удивлением.

Такое ощущение, что язык похоронили и теперь периодически проводят эксгумацию трупа; раз за разом достают тело из земли, смотрят, в какой степени разложения оно пребывает, после чего вновь закапывают, чтобы вскоре опять извлечь из земли. Круговорот непонятно чего в природе. И немного печально почему-то. Как бывает грустно стороннему наблюдателю, идущему мимо, видеть некогда красивый и могучий, а ныне разваливающийся по кирпичику город.

@темы: Точка зрения

---

Show must go on.

Порою мне кажется, что большинство людей живут, словно в состоянии тренировки - этакой генеральной репетиции перед грандиозной премьерой. Они активно принимают участие во всём, что касается постановки: тщательно учат роль и прикидывают, с какой интонацией лучше произносить те или иные слова, подбирают грим и причёску, перелопачивают всю костюмерную в поисках наряда, наиболее соответствующего их понятию идеального, старательно репетируют раз за разом даже самые, казалось бы, простые сцены. За это время люди успевают изрядно доконать всех работников сцены, сценариста (аки Судьбу) и режиссёра-постановщика (саму Жизнь); но в особенности - осветителя, который от вечных просьб посветить туда или сюда, от постоянных верчений с желанием предстать в выгодном ракурсе и от прочего безобразия, должно быть, сходит с ума ещё задолго до премьеры.

И вот наступает тот самый знаменательный день, которого так ждали те-кто-живёт-так-словно-репетирует, день грандиозной премьеры. Вернее, вечер, конечно же, ведь все знаковые спектакли, которым пророчат славу сенсационных, устраивают в вечернее время, чтобы как можно большее число зрителей могли себе позволить уделить несколько часов единению с искусством. Вот он, заветный вечер, и люди занимают свои места на сцене, принимают старательно отрепетированные позы и изображают на лице тщательно выработанное выражение, наиболее соответствующее, как им кажется, торжественному моменту. Часы отсчитывают последние мгновения, все, кто стоит на сцене, невольно задерживают дыхание, потом медленно-медленно, словно зачарованный, поднимается занавес - и...

И ничего. Нет, в зале не тихо. Но и освистываний зрителей не слышно. Нет и смеха или улюлюканья. И даже пустого зала, оголённого неприсутствием зрителей, решивших, что новый спектакль будет скучен, - его тоже нет. Нет вообще ничего, за занавесом - пустота, великое ничто и такое же большое разочарование для тех, кто провёл всю свою жизнь в подготовке к главному моменту, на поверку оказавшемуся ничем. И только в этот миг до людей, наконец, достучится мысль о том, что, проведя лучшие годы в подготовке к жизни, они попросту растеряли те её остатки, что у них были. Выбросили ненужным временем в гримёрке, костюмерной или на прогонке той или иной сцены.

Не пришедшийся по душе зрителю спектакль можно вычеркнуть из программы, заменив его другим. И в нём даже могут играть те же актёры. Вот только с жизнью такой финт не пройдёт. Как ни старайся, она у большинства из нас одна-единственная. И, признаться, я откровенно не понимаю, какого дьявола так многие проводят её в состоянии вечной генеральной репетиции.
Премьеры не будет.
Премьера - вот она. Сейчас. Сию секунду.
Давай же, на сцену, живо!

Внимание, занавес!
Живи.

@темы: Мысли о, Люди, Наблюдения, Точка зрения