В одной минуте шестьдесят секунд. В часе шестьдесят минут. В сутках двадцать четыре часа. В неделе семь суток. В месяце четыре полных недели. В году двенадцать месяцев. В веке сто лет. В тысячелетии сто веков. И огромное число восходов и закатов.
В одно такое прекрасное утро можно проснуться, открыть глаза, глядя либо в знакомый потолок, либо в зашторенное окно, либо на полку, где в тяжёлых книжных стенах зажат хлипкий будильник, и понять - тебя больше нет. Ты всё так же лежишь на собственной (или ставшей почти таковой) постели, наполовину прикрывшись лёгким одеялом, положив голову на удобную подушку и медленно шевеля пальцами руки, которую почти что не чувствуешь, потому что она прижата к простыне весом тела всё ещё спящего рядом с тобой человека. А тебя нет. Ты всё так же, как и много лет, месяцев, недель, дней, минут и секунд до сего утра, выпускаешь из себя невидимые клубы газа, почти бесшумно пропихиваешь в лёгкие одну порцию кислорода за другой, а в твоей груди с усердием заводского пресса работает живой мотор, отсчитывая время. Но тебя-то уже нет.
Твои глаза скользнут по часовому циферблату, отмечая, что уже через полчаса надо бы вставать, чтобы успеть перед работой заехать домой, переодеться в свежее, что-нибудь перекусить на скорую руку, после чего отправляться покорять новые вершины трудовой деятельности, цена которым грош, потому что они тебе не нужны. Да и тебя самого нет. Когда ты наконец поднимешься, стараясь вытащить свою руку как можно осторожнее, чтобы ни в коем случае не разбудить это живое существо, которое, в отличие от тебя, есть, она поднимет на тебя глаза, улыбнётся и пожелает доброго утра. Непонятно кому, ведь тебя нет. Потом, потягиваясь, не первый раз предложит оставить у неё дома хотя бы пару джинсов и футболку, чтобы не нужно было ни свет ни заря подскакивать и спешить домой, с улыбкой выслушает твой не слишком осмысленный ответ, после чего поднимется с постели и направится в ванную, опередив тебя. Которого уже нет.
И ты, которого нет, будешь стоять, прислонившись плечом к дверному косяку, следя, как она сердито через каждые несколько секунд отправляет за ухо прядь волос, всё норовящую сползти на лицо, попасть под струю воды или даже угодить в светло-голубую ментоловую зубную пасту, аккуратной полосой выдавленную на зубную щётку. Будешь улыбаться, отсчитывая секунды между каждым новым скольжением мягкой пряди, следующим за ним небрежным жестом красивой руки, а после - и за вопросительно скошенными на тебя глазами. Будешь придерживать рукой дверь, которую она попытается закрыть, чтобы ты не наблюдал за тем, как она чистит зубы, умывается, проводит по коже ваткой, смоченной в каком-то лосьоне, пахнущем календулой, и вытирает лицо небольшим голубым полотенцем, поданным тобой, которого всё же не удаётся выставить из ванной. Будешь любоваться этими маленькими осколками жизни, разбросанными вокруг тебя щедрой рукой. Потому что тебя самого нет.
Нет и всё тут. Вроде бы и жив, вроде бы дышишь, можешь прощупать свой пульс, почувствовать собственное дыхание на подставленной под губы руке, ощутить лёгкое тепло своего тела... Но тебя нет. Остался только смутный образ исчезнувшего тебя, блеклый силуэт того, кто покоится во вчерашнем дне, этакий призрак.
Призрак прошлого апреля.
А потом ты просыпаешься. Второй раз за это утро. И понимаешь, что всё это было сном. Ты пока не успел встать с постели и массажными движениями вернуть руку к жизни, не успел случайно разбудить спящую, чтобы потом наблюдать, как она, умываясь, заправляет за ухо непослушную прядь, не успел подумать о том, что надо спешить на работу, а перед этим торопиться домой. Всё это было сном. Сном, в котором тебя не было. А сейчас не сон, а реальность. В которой ты есть. И можешь отключить будильник, зажатый между тяжёлыми монолитами книг, повернуться набок, осторожно высвободив бесчувственную руку, а другой - приобнять за плечи всё ещё спящую. Можешь позвонить через час на работу, солгав, что маешься расстройством желудка, в кои-то веки откровенно прогулять трудовую пятницу, оставшись в постели немного больше, чем обычно. И вернуться домой только к обеду, до этого проведя тот самый ритуал наблюдения за умыванием, что видел во сне, но на этот раз с несколько иными ощущениями. Потому что ты есть.
У меня сегодня самовольно взятый выходной. И совершенно мятая рубашка. И твёрдое намерение в следующий раз прихватить с собой старые джинсы и футболку. И абсолютно довольное выражение лица, это уж я знаю.
А где-то за плечом недовольно хмурится мой отосланный прочь призрак. Призрак прошлого апреля.