...Руки у него были по-женски нежные. Вернее, даже не по-женски, ибо его мать обладала руками хоть и красивыми, изящными, утончёнными, но всё же не столь чувствительными, как у него; ладони отца и вовсе ничем особенным не отличались, так что ни о какой наследственности никогда не было и речи. Можно было бы назвать его руки аристократическими, сравнив с примерами из литературы и живописи прошлых веков, но и этот эпитет подходил им постольку-поскольку: ладони его не отличались какой-то особенно красивой формой, пальцы не казались музыкально тонкими, - ничего из ряда вон выходящего, кроме не совсем обычной (даже для женщин, пожалуй) чувствительности и нежности кожи.

Ему достаточно было резко провести рукой по рыхлой древесине, как под кожу тут же впивались несколько заноз. Мелкой царапины от быстро перевёрнутой книжной страницы хватало для получения некрасивой заусеницы у боковой кромки ногтя. Уже после полуминуты письма на указательном пальце краснела кожа, а на среднем образовывался синяк, - сколько проблем было у него с этим в школьные годы! Даже подушечки пальцев после длительной работы на клавиатуре компьютера начинали побаливать, а через некоторое время грубели и переставали ощущать выпуклости штриховки денежных купюр, что предназначались для слепых, но без особого труда различались им. Свободно движущееся по пальцу кольцо каким-то невообразимым манером умудрялось оставить след на коже; полученный когда-то в детстве небольшой шрам так и не зажил, оставшись невидымым, но ощутимым по чуть более жёсткому участку на мягкой коже. А при всём его педантизме и возведённой в степень аккуратности рук под ухоженными ногтями невероятным и прямо-таки фантастическим образом всегда умудрялась появиться грязь, даже если он ничего не делал и ни к чему не прикасался, - и это доводило его до белого каления. И если в детстве, бурном, живом, со всеми этими лазаньями по деревьям, играми, падениями и ссадинами необычная чувствительность рук не была заметна - ведь, в сущности, у всех детей руки нежные и нередко к тому же облеплены со всех сторон пластырем, - то позже это начало бросаться в глаза и крайне раздражать его.

Немудрено, что его сумасшедшинка, его индивидуальный пунктик, своеобразный бзик имели отношение именно к рукам. Проявлялось это в основном в том, как он стриг ногти. Так коротко, как это только было возможно: чтобы их край практически не выступал над плотью, - так и только так можно было защититься от попадавших под них пыли и соринок, которые всегда были для него, пожалуй, одними из сильнейших раздражителей. Осенью, как только температура опускалась достаточно низко для того, чтобы ему не было жарко, он сразу доставал из шкафа перчатки - сперва тонкие кожаные и матерчатые, потом, зимой, утеплённые, - и старался не снимать их вовсе, иначе кожа на руках мгновенно покрывалась мелкими трещинками. Для мытья рук ему не подходило ни одно туалетное мыло, кроме самого мягкого детского, потому как в противном случае руки краснели и начинали нещадно чесаться. За последние лет пять он не мыл руки почти никаким иным мылом, кроме широко разрекламированного "Dove"; женщины им без боязни лицо очищают, в том числе и его мать, а он - руки мыл, которые ничего другого не воспринимали. Не разбираясь толком в косметических средствах, он когда-то пытался пользоваться кремом для рук своей матери, но они, предназначенные "для чувствительной нежной кожи", жгли и оставляли красные пятна, которые не проходили неделями; о каком эффекте святой воды для кожи вампира вы говорите? - любой самый мягкий крем и его руки - вот лучший показатель! Поэтому, сколько бы не было ему лет, он вынужден был пользоваться детским кремом, каким бы нелепым это ему ни казалось. О, как этот презабавный факт не вписывался в его тонкий образ! Но делать нечего - подобная головная боль сопровождала его в детстве, юности, молодости, да и, как он полагал, была ему обеспечена и на зрелость со старостью.

Мать ссылалась на дворянство прадеда (на которого он якобы был очень похож) и аристократическую белорукость многочисленных предков, в шутку называя особенность его рук семейной реликвией. Дед когда-то сказал, что так в нём проявилась "дурная кровь" по женской линии: многие женщины в семье к зрелым летам проявляли некоторые психические расстройства, а лет сто назад в семье рождались и сумасшедшие; дед надеялся, что на его матери эта линия прохудилась, а на нём и вовсе прервётся, а руки, эта мелкая сумасшедшинка, - самое лучшее тому доказательство. Сам он особенность своих рук ничем не объяснял, воспринимая как должное. А на упоминания о возможных психических расстройствах откровенно не обращал внимания и лишь лениво махал своей более чем по-женски чувствительной рукой.

Хотя, конечно, писать о себе в третьем лице - это несколько странновато...