Вытащила меня сегодня Мара прогуляться. По жаре дурнющей, под палящим солнцем, при тридцати градусах по Цельсию. Как ей удалось меня уговорить - до сих пор не понял. Ах да, она обещала меня как-нибудь кофе напоить (Маруся умеет как-то по особому рецепту кофе делать с молоком, как ни у кого другого не получается).
Вышли, стараясь держаться тени, ибо иначе ей пришлось бы тащить меня обратно полуобморочного. Напились розливного кваса в единственном месте в городе, где этот напиток ещё старого образца - с лёгкой горчинкой и не приторно-сладкий. а немного кисловатый. А то везде почти сейчас квас тот же, что и в пластиковых бутылках в магазинах - сладкий и протвный.
Сидели на скамейке, уже потихоньку намыливаясь возвращаться, как тут моё внимание привлёк восторженный Марин возглас. Вызван он был видом двух воркующих в трёх метрах от нас голубей, один из которых другому пёрышки чистил.
- Какая прелесть! - воскликнула Маруся, когда они клювами соприкоснулись. Потом она ещё что-то говорила про романтику, сентиментальность и нечто вроде, прежде чем неожиданно замолкнуть. Я обернулся и моему взору открылись те самые голуби, один из которых забрался на другого (другую, надо полагать) и занялся неотъемлимым природным процессом.
Мара сказала "тьфу ты", а я, припомнив её монолог про целомудренную романтику, тихо рассмеялся.
- Все мужики одинаковые, - провозгласила Мара, тыкая меня в бок локтем.
- Как и женщины, родная, как и женщины, - ответил я, кивая в сторону весьма довольной процессом голубки.