1. Почему люди в вагонах метро так щемятся к дверям, если в середине салона много пустого места и даже порой свободны скамьи? О нет, вполне можно понять, если человеку выходить на следующей, однако неоднократные наблюдения подтвердили: многие остаются возле дверей, даже если едут от конечной до конечной. Ладно, час пик, тогда все и вся напиханы селёдками в бочке, но даже в это время нередка картина, когда у дверей жмутся друг к другу, будто замёрзшие снегири на ветке дерева, недовольные пассажиры, а в центре вагона просматриваются значительные пустоты. А самое дурацкое, на мой взгляд, это поездка от вокзала до следующей – пересадочной на другую линию – станции. На вокзале, само собой, обычно набивается огромное число людей, но как минимум процентов восемьдесят из них выйдут на следующей. И при этом все, зная, что большинство тоже выходит на следующей, всё равно с немыслимым упорством цепляется за поручни у самых дверей, не желая продвигаться глубже. Это тайная страсть к процессу пихания в толчее или подсознательный страх идти в хвосте толпы?
Не понимаю.
2. Откуда в современном обществе такая повальная убеждённость, что если человек до двадцати пяти лет не обзавёлся детьми или хотя бы не состоит в браке, его жизнь не удалась? Встречаю одноклассницу, которую не видел почти десять лет и едва узнал, и первое, что слышу от неё: «А знаешь, все наши девочки уже замужем, у той дочка, у той сын, а та вообще двойню родила, Танюша беременна, а из наших мальчиков только двое пока не женаты, но ты же помнишь, их всегда считали со странностями… ну, ты понимаешь… не из той команды…». Дальние родственники, раз в десятилетку выбравшиеся в столицу, с умилением смотрят, вспоминая, как ты ходил пешком под стол и удивляясь, почему на безымянном пальце ещё нет кольца. Пропаганда брачных уз и повышения рождаемости несётся из всех щелей, словно пытаясь убедить общество, что если некая человеческая особь к определённому возрасту не обзавелась штампом в паспорте и необходимостью каждые четыре часа менять подгузники любимому чаду (лучше – двум; а ещё лучше – пяти), эту особь невозможно считать полноценной. Нет, moi не противник брака как такового да и детей, в общем-то, не всех на дух не переносит. А вот стремление впихнуть в какие-то рамки и даже в личной жизни лишить свободы выбора - терпеть не могу.
И не понимаю.
3. Почему молодые девушки, стремясь следовать за модой, так преданно и самозабвенной порой уродуют себя? Как можно, например, будучи под метр восемьдесят ростом при весе килограммов пятьдесят или чуть больше (следовательно, являясь очень худой, если не тощей), натягивать на себя зауженные джинсы и брюки, ещё и водружаясь при этом на десятисантиметровые каблуки?! И ходить этакой цаплей по улицам города, принимая ошарашенные взгляды более разумных прохожих за восхищение, коего и быть не может при таком отношении к собственной внешности? Неужели можно искренне считать, что это – красиво?
Не понимаю.
4. Почему люди постоянно пялятся, если встречают у себя на пути человека нездорового, чья болезнь каким-то образом отражается на внешности? Если на каком-то условном пятачке будет стоять толпа, среди которой окажется один отличный от них – в инвалидной кресле, без руки или ноги, с обожженным лицом, со шрамом через глаз, горбатый, низкорослый или с печатью синдрома Дауна на лице, - семь из десяти будут откровенно таращиться, восьмой станет поглядывать искоса, девятый не начнёт устремлять взор туда же только из-за того, что занят другими мыслями и только лишь десятый, возможно, окажется более деликатен. Возможно. Откуда такая повальная страсть наблюдать за чужими бедами и болезнями, учитывая, что простого сочувствия или даже жалости в подобных взглядах ни на грош? Природное довольство от того, что хоть кому-то ещё более тяжко жить, чем себе самому? Или что-то иное, пришедшее на смену корректности, деликатности и банальному уважению личного пространства?
Не понимаю.
Продолжение следует.