Сейчас подобного уже не встретить, но двадцать лет назад, если речь заходила о покупке порции пломбира, едва ли не каждый думал не о магазине, а о небольшой тележке, наполненной заветными стаканчиками и эскимо на палочке в окружении кусков сухого льда. Мало кто из родившихся в последние два десятилетия минувшего века помнит, что даже была такая важная профессия – мороженщик. На самом деле чаще всего ими оказывались дородные тёти в белых фартуках, с «химией» на голове и усталой улыбкой, но эта история не о них.
Времена мороженщиков с тележками, от которых поднимается лёгкий дымок, стоит лишь откинуть крышку, миновали и канули в Лету уже в конце восьмидесятых, куда постепенно исчезли и чудесное эскимо, похожее на небольшой факел, и молоко в пакетах-пирамидках, и несколько сортов конфет, и контейнеры с газировкой за копейку (и три копейки – если с сиропом). Но один мороженщик продержался дольше других, появляясь на улицах города вплоть до лета девяносто первого года, словно все эти высокопарные слова о глобализации, все тогдашние нововведения были не для него и не о нём. В чём-то странный это был человек, но исключительно в хорошем смысле слова. Нельзя было точно определить, сколько мороженщику лет - вот он улыбается и протягивает какому-то маленькому покупателю пломбир, морщины на лице разглаживаются, и старше, чем пятьдесят, не дашь; но вот кто-то из прохожих начинает ругаться с другим, наступившим ему на ногу, мороженщик печально хмурится, чуть сутулясь, и сразу становится похож на совсем уж старика. Человек без возраста, сказал бы иной, но, пожалуй, только глаза могли выдать истинный возраст этого человека. Вот только разве много кто заглядывает в глаза продавцу сладкого льда?
Мороженщик почти всегда был окружён ребятнёй. Дети от мала до велика постоянно то покупали у него очередное лакомство, то просто слонялись рядом, ожидая возвращения родителей из расположенного рядом магазина, хотя на самом деле все они ждали историю. Нет, даже Историю. Ими, как и мороженым, была доверху набита тележка. Ими мороженщик радостно делился с ребятнёй и редкими взрослыми, если кто-то из них задерживался в очереди или позволял своему чаду постоять и послушать. Очереди к тележке были редки, но даже если случались, казалось, что мороженщик считает мелочь и выдаёт сдачу, совершенно о том не задумываясь, полностью поглощённый очередным рассказом.
Истории были самые разные. Если ребятишки приходили одни или родители оставляли их, сами отправившись в магазин, мороженщик мог завести длинную сказку, совершенно не похожую ни на одну из тех, какие можно прочесть в книгах с цветными картинками или услышать в специальной детской телепередаче. Если маленького покупателя торопили мама или папа, мороженщик отыскивал в своей тележке совсем короткую забавную историю, этакий сказочный анекдотец, извлекал её из кусков сухого льда на свет и умело озвучивал, вызывая на детских личиках широкие улыбки, а то и давая повод разлиться громкому смеху – искреннему и откровенному, какой бывает только у детей. А ребятне только это и нужно было – толпились вокруг мороженщика, глядели на него широко распахнутыми глазами и, приоткрыв рты, восторженно внимали.
Мороженщик очень радовался, если однажды возле его тележки останавливался послушать истории кто-то постарше – подросток или, что случалось и вовсе редко, взрослый. Тогда он буквально в тот же момент молодел, куда-то пропадали глубокие морщины, глаза чуть ли не сверкали, а из-под крышки тележки начинал просачиваться дымок, вот только сухой лёд не имел к этому никакого отношения – это старые и новые истории просились на свободу, хотели быть услышанными кем-то, кто, может быть, поймёт их немного иначе и лучше, чем совсем маленькие дети.
Мороженщик пропал не так уж и неожиданно. Просто постепенно родители начали покупать мороженое в магазине – там и выбор был больше, и дети не тянули за руку, прося задержаться возле тележки. Потом возле тележки почти перестали появляться дети постарше и подростки – им тоже было проще заскочить в магазин, чем слушать истории странного старика. И однажды он просто не появился на старом месте. Если бы кому-то взбрело в голову отыскать, на кого работал мороженщик – вернее, на какой комбинат, ведь в те годы о частном предпринимательстве ещё только начинали говорить, - а потом узнать место прописки и попытаться найти старика, то, я уверен, ничего бы не вышло. Например, на тележке был указан не существующий адрес комбината. Или там попросту не знали ничего ни о старике, ни о тележке с таким инвентарным номером, ни даже о том, что где-то в городе ещё кто-то продаёт мороженое как-то иначе, нежели в магазине. Мороженщик просто исчез, как исчезли и его истории. Возможно, он просто решил, что ни он, ни его сказки уже никому не нужны.
Вы могли встретить его ещё несколько лет спустя в каком-нибудь городском парке, где много детворы. Нет, уже без тележки с мороженым, но с неизменной тёплой и чуть печальной улыбкой на заметно постаревшем лице и готового поведать любому желающему, кто бы то ни был, удивительную историю. А если бы вам удалось разговорить старика, возможно, он даже сказал бы вам, что скоро покинет эти места навсегда. Не потому, что ему негде или не на что жить, не потому, что скоро настанет его последний час, но лишь по той причине, что те истории, которые составляли всю его жизнь, уже больше не нужны людям.
Может быть, он и сам был не человеком, простым стариком-мороженщиком, но одной из тех историй, которые рассказывал сам. Чьей-то фантазией, оказавшейся настолько сильной и жизнелюбивой, что она обрела реальность. Хотя, конечно, большинство скажет, что он был простым городским сумасшедшим. Безобидным блаженным, являющимся одной из красок этого города.
Мороженщик действительно исчез, никто не встречал его с середины девяностых. Но я знаю, он где-то есть. Как часть одной из множества историй, которые кто-то рассказывает кому-то – теперь уже не стоя возле тележки со звенящей мелочью в ладони, а печатая символы в «ворде» и размещая в дневниках, жж и каких-то других Интернет-ресурсах. Точно есть. Ведь должны же быть люди, которые не дадут историям навсегда покинуть этот мир…