Иногда я вижу во сне город, подобный иллюстрации для книги легенд и исторических романов; он окружён цветущими садами, с одной стороны к нему подступает вековой лес, с другой - бушует море, и корабли с огромными парусами подходят к гавани по ночам, привлечённые светом маяка. Мне видятся широкие улицы меж увитых плющами каменных заборов, по мощёным дорогам звонко цокают копытами упряжные лошади и верховые кони, когда путники через главные ворота въезжают в город. Мне видятся люди в старомодных одеждах, женщины носят передники, подолы их юбок едва ли намного выше земли, мужчины же никогда не расстаются со своими шпагами и ловко лавируют среди прохожих, повозок и лавок торговцев, никогда их не задевая остриём.
Иногда я вижу во сне усадьбу на окраине этого города. Старинное здание в стиле позднего барокко с несколькими разнородными примесями, которые, однако же, смотрятся на удивление гармонично, окружено большим садом, где соседствуют редкие деревья и кусты со всех сторон света, где разбиты благоухающие цветники, а в воде небольшого пруда ночами отражаются луна и звёзды. В конюшне бьют копытами несколько прекрасных скакунов с крепкими ногами и расчёсанными волосок к волоску гривами, то тут то там появляются слуги, одетые куда лучше, чем некоторые горожане: кто в ливрее, кто в простом, но аккуратно сшитом камзоле и белой сорочке, не старая ещё экономка в строгом изысканном платье и при этом с довольно легкомысленной причёской, несколько молоденьких горничных в кокетливо-скромных платьях с глубокими декольте, прикрытыми кружевом и фартуками; и только рыжий дылда-конюх в обыкновенных штанах и рубахе, но тоже чистых и ничуть не дырявых.
Иногда я вижу во сне, как ночью в нескольких окнах усадьбы зажигают свечи, и одной из самых последних темнеет окно на третьем этаже. Если сон позволит приблизиться, можно заглянуть в просторную спальню с камином и рабочим столом, заваленным бумагами, исписанными прегаментами и бесчисленным множеством книг. Там пахнет ветивером и итальянским вином, которое перед тем, как отправиться ко сну, во время работы с одной из на время забытых бумаг пил тот, кто сейчас спит на кровати с балдахином. Ночью темно, но легко представить, как при дневном свете (а ведь, между тем, прямые солнечные лучи в эти окна почти никогда не заглядывают) красиво смотрится спальня, оформленная в тёмном дереве с едва заметным красноватым отливом, с благородными тёмно-зелёными тканями, только стены выкрашены в более светлый оттенок, создавая ощущение уюта, несмотря на довольно большие размеры комнаты, дорогостоящую обстановку и некоторую захламленность. Но это днём.
Иногда я вижу во сне, как спящий на кровати под балдахином человек переворачивается с левого бока - это его любимая поза для сна - на правый или ложится на спину. Тогда я подбираюсь ближе, наклоняюсь над ним и в свете луны или, изредка, забытой свечи, могу хорошенько рассмотреть его лицо. Он не слишком высок ростом, светлокож, даже, пожалуй, немного бледноват, а под глазами его заметны тени. Нос прямой, губы, наверное, чуть тонковаты, волосы черны, как ночь, а на лбу уже заметны те места, где вскоре появятся морщины, совсем ранние - когда бодрствует, он часто хмурится в задумчивости, я знаю это точно так же, как и то, что глаза его, сейчас спрятанные под веками, обычно принимают странноватый серо-зелёно-голубой цвет, хотя могут менять его в зависимости от настроения.
Иногда я вижу во сне, как дыхание этого некто вдруг сбивается, он напрягается, не открывая глаз, начинает дышать осторожно, словно фильтруя поступающий в лёгкие кислород, а правая его рука, наоборот, расслабляется, готовая в любой момент рвануться и схватить лежащую у постели шпагу. Я не шевелюсь и даже почти не дышу, наклонившись к его лицу низко-низко, а он вдруг поднимает веки, глядит на меня и вздрагивает. Я вижу, как в его глазах отражается моё лицо, спальня на девятом этаже двенадцатиэтажки, матово-чёрный монитор компьютера с мигающей синей лампочкой, книжные полки и неровные ряды свечей, бумажный хлам на столе, небрежно брошенные на спинку стула джинсы. И тогда он вздрагивает снова, на его лбу выступают бисерины пота, он крепко-крепко зажмуривается, обозначая ранние морщинки на лбу... и в ужасе кричит.
И тогда мы оба просыпаемся. Каждый - в своей собственной реальности.
Иногда мне становится жаль, что из раза в раз он не желает меняться. Но я отлично его понимаю.