Ночью луна так пронзительно ярка, что стоя на балконе, ощущаешь себя капитаном корабля, летящего по волнам навстречу судьбе, отважным подвигам, или, возможно, смерти. Дома вокруг - скалы и рифы, и нет в темноте берегов путеводного маяка, способного подсказать верную дорогу среди лабиринта опасных осколков. Есть лишь глаза, и уши, и чутьё, выработанное годами, многолетним опытом хождения по волнам, и лоцман замирает, щурясь и прислушиваясь, чтобы указать никак не обозначенный фарватер, иначе судну не пройти.
На капитанском мостике ветер не успокаивается, рвёт ткань паруса и одежды, скользит холодными пальцами по волосам, то и дело норовит дать пощёчину. А щёки небриты третий день шторма, на потрескавшихся губах застыли аромат крепкого вина, вкус солёной воды и кривая усмешка над стихией, так упорно и безрезультатно пытающейся сломить тех, кто вышел в море.
И грот-мачта - указующий вверх палец, насмешка над богом, который так и не смог забрать нынче несколько десятков новых душ.