Свет льётся из ниоткуда, а, быть может, сзади, из-за левого плеча и чуть сверху, создавая на тёмной сцене одно-единственное пятно белого света, не слепящего глаза, но позволяющего в малейших деталях разглядеть тонкую фигуру, сидящую на высоком табурете. Простое белое платье без малейших женских ухищрений наподобие глубокого выреза от самого бедра или низкого декольте. Простое белое платье, подол которого подоткнут так, что до колена и даже чуть выше обнажены стройные ноги – босые, непременно без обуви, тьма и свет, никак иначе!
Она божественна. Неземная статуя из белого мрамора: такая же неподвижно прекрасная и изумительно неживая. Обнажённые руки застыли в одной ей понятном положении, спина выпрямлена подобно струне, длинные волосы, совсем немного спутанные у кончиков, скрывают опущенное лицо от ненужных взглядов. И ноги – стройные ноги, в порыве экстаза сжимающие полированные бока контрабаса.
Миг – и статуя оживает, проводит смычком по струнам, старательно отводя голову чуть в сторону, чтобы свободолюбивые пряди не запутались в натянутых от переизбытка чувств струнах.
Не нужно видеть её лица и слышать голоса. Нет необходимости ощущать запах кожи или вкус губ. И без того есть всё, о чём только можно мечтать: длинные чуть спутанные волосы, изящная линия ключиц, напряжённый мрамор плечей, простое белое платье и – ноги, босые ноги, обнимающие контрабас, которые сами есть и бог, и дьявол, и человек, и чудо, и волшебство, и вся вселенная для меня.
Белая, белая, белая, неимоверно белая комната, за окном которой, пожалуй, даже в самый расцвет зелёной весны царит белый хаос. Пол белый, стены белые, потлок белый, льющийся днём из окон свет, пожалуй, такой же белый, о чём сейчас можно только догадываться, ибо белые гардины успешно оградили комнату от крадущейся в тишине чёрной ночи, а заливающий комнату свет тоже белый, как и широкий торшер большой старомодной люстры на два десятка свечей. Белый воздух, белое настроение, одинокий белый стул посреди комнаты рядом с…
Чёрный, невероятно чёрный, как чёрная дыра на снежном сугробе, если бы затейливый бог задумал однажды уронить её с неба на белое земное покрывало, чёрный, чёрный, чёрный рояль посреди белого безмолвия – князь всего сущего, правитель и повелитель, бог и дьявол, творец…
Почему не обращаю внимания на сидящего у рояля? Почему не отслеживаю линий его лица, выражение глаз и угол падения света на кончик носа? Почему не различаю, кгде ворот пиджака уже превращается в рубашку, а та – в брюки, а те – в туфли? Почему не вижу цвета волос?
Только руки. Изящные и тонкие, как у молодой женщины, с длинными музыкальными пальцами, ухоженными и подвижными. Эти пальцы сводят с ума, вытягивают душу, связывают её в узел, выворачивают наизнанку и снова вшивают внутрь тела, уже изменённую до неузнаваемости. Эти пальцы медленно текут по чёрно-белым клавишам, скользят над ними порывом ветра, бьют с силой громовых раскатов и мелькают сверканием молнии.
Не нужно видеть его лица и слышать голоса. Нет необходимости ощущать запах кожи или вкус губ. И без того есть всё, о чём только можно мечтать: просто чёрная фигура у чёрного рояля посреди белой бесконечности, тонкие запястья и – пальцы, нвозможные, прекрасные, непередаваемо чарующие пальцы, которые сами есть и бог, и дьявол, и человек, и чудо, и волшебство, и вся вселенная для меня.
Да.
У меня есть идеалы женской и мужской красоты. И если когда-нибудь я встречу такую женщину или такого мужчину, я сойду с ума от восторга. Сотворю чудо, убью невинного, сожгу Рим, обреюсь наголо, взорву Америку, продам за грош все звёзды, оглушённый желанием и страстью - лицезреть, ощущать, владеть и обладать в той степени, которая ещё не ограничивает свободу, но уже даёт о себе знать.
Но не поднимется рука написать, что "отрекусь от крови, забуду о гордости", тьма свидетель, что почти хотел бы суметь, но знаю, что даже в сумасшествии не позволю себе.
И всё же - сотворю, убью, сожгу, уничтожу. Ибо - идеалы. Ибо - совершенство. Ибо - непередаваемый экстаз от одной лишь мысли.
Страшно. Непередаваемо страшно и убийственно прекрасно, несмотря даже на всю патетику слов.
Всего лишь очередной ночной бред как альтернатива никогда - даже в самом "проблемном" возрасте - не виденных эротических снов и фантазий.