Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Я любил её всегда.
Мы познакомились самым невероятным образом: она в буквальном смысле упала мне на голову из окна второго этажа, когда мыла стекло в спальне. Как давно это случилось? Год, пять или десять лет назад? Мне до сих пор кажется, что на самом деле мы знали друг друга с самого рождения.
Я любил её всегда.
Я даже не ухаживал за ней, не дарил цветы, не водил в рестораны и бары, на танцы или в кино. Просто, встречаясь на улице, мы брались за руки и, не сговариваясь, шли прямо. Иногда сворачивали направо и налево, но ни одного раза – назад. Она говорила, что у нас нет обратного пути. Я никогда не упоминал о том, что терпеть не могу философию.
Я любил её всегда.
Мы бродили под дождём, не прячась под скользкую ткань зонта, шагали босиком по влажной траве в городских скверах и молчали. Я улыбался, когда сверкающие водные искры срывались с неба и плавно ложились на её длинные ресницы – тёмно-коричневые, а у самых кончиков светлеющие. Она медленно опускала веки, позволяя небесным слезам соскользнуть на светлую кожу, поднимала взгляд и смотрела на меня, тоже улыбаясь. Я ни разу не сказал ей, что после дождя у меня всегда обостряется хронический гайморит.
Я любил её всегда.
Она часто тянула меня за руку к неудобной деревянной скамейке под плакучей ивой, дожидалась, пока я устроюсь поудобнее, после чего доставала из своей кожаной сумочки помятую кое-где старую тетрадь. Раскрыв её посередине, она начинала читать мне плохо рифмованные строки или бессмысленные сплетения прозаических зарисовок. Я улыбался, поглаживая её по плечу и иногда хмыкая, надеясь, что этот звук совпадёт с тем временем, когда она будет произносить самое важное. Закончив читать, она целовала меня в губы и прятала тетрадь в сумку, обещая, что к следующей нашей встрече напишет что-нибудь ещё. Я ни словом не обмолвился о том, что, долгое время проработав литературным критиком, устал от бесталанного графоманства и избитых рифм.
Я любил её всегда.
Мы приходили к ней домой, усаживались на твёрдые неудобные табуреты в маленькой уютной кухне и пили обжигающий чёрный кофе, который она варила специально для меня в старой турке. Она разливала смоляную крепкую жидкость в небольшие фарфоровые чашки, ставила посреди стола блюдо с печеньем и лимоном, посыпанным сахарной пудрой, и садилась напротив. Я даже не намекал ей, что с детства ненавижу кофе.
Я любил её всегда.
Почти каждое кофепитие заканчивалось тем, что она, тщательно вымыв посуду и вытерев свои мягкие нежные ладони, брала меня за руку и вела по полутёмному коридору в спальню. Опустив тяжёлые алые гардины, она выключала верхний свет и плавным движением вынимала из розетки провод тусклого ночника. Она подходила ко мне сзади, клала едва ощутимые пальцы на плечи и начинала медленно развязывать узел галстука. Она никогда не зажигала свечей в своей спальне, когда я оставался на ночь. Я и не подумал намекнуть ей, что мне не так уж приятно заниматься любовью в полной темноте.
Я любил её всегда.
Уже спокойно лёжа в постели, она опускала голову мне на плечо, щекоча ноздри спутанными прядями волос. Если бы она не задвигала окна непроглядной тьмой гардин, я смог бы уснуть, глядя, как в её каштаново-рыжих прядях тонет сияние луны и звёзд. Но я засыпал в полной темноте, к которой глаза так и не смогли привыкнуть. А утром она выскальзывала из-под одеяла, прикрывая обнажённое тело лежащей на тумбочке простынёй, краснела и стралась побыстрее оказаться возле шкафа, снять с вешалки махровый голубой халат и потуже затянуть пояс чуть ниже талии. Я так и не сказал ей, что терпеть не могу эту старую голубую тряпку, которая не позволяла мне скользнуть взглядом по её идеальной фигуре.
Я любил её всегда.
Но когда тонкие длинные пальчики (сколько раз их прикосновения заставляли мою кровь пульсировать в висках, руки – дрожать от возбуждения, а глаза – мутнеть от восторга?) надели на мой безымянный палец тонкое кольцо из белого золота, я понял, что в мире больше нет Нас. Остались только Она и Я, и идти дальше некуда. Я не видел дороги впереди нас, не ощущал дуновения ветра в спину, не чувствовал в себе силы куда-то стремиться.
Я любил её всегда.
Я не смог сказать ей правды, потому что она не поверила бы мне. Я не смог изменять ей с другими женщинами, потому что не в силах был причинить ей боль после всего того, что нас объединяло и разделяло. Я не смог просить у неё развода, потому что она не позволила бы себе разбить то, что было создано под сводами дома Божьего. Я не смог безвозвратно уйти, потому что понимал – она будет ждать меня столько, сколько ей отмеряно дней жизни, веря в то, что когда-нибудь вновь увидит меня. Но я не мог не уйти. Если не куда-то, то хоть в никуда – в пустоту, тишину, темноту, ничто, нигде и никогда.
Я любил её всегда.
Поэтому и собрался уйти так, чтобы ей это понравилось. Такой способ она сама описала в одном из своих наименее глупых рассказов, который читала во время какой-то из наших очередных прогулок по дождливому парку. Я не хотел пить таблетки, чтобы ей не пришлось убирать после меня то, что мой организм выбросит наружу. Я не стал резать вены, чтобы не испортить её дорогие ковры, купленные где-то за границей ещё во времена застоя. Я решил не стрелять себе в висок, чтобы потом пьяный участковый не мучил её вопросом, где я мог достать оружие. Я не захотел вешаться на собственном галстуке в ванной комнате, чтобы она, придя домой, не увидела в зеркале моё посиневшее лицо вместо своей идеальной причёски. Я не хотел обременять её особыми трудностями. Пусть мой труп придётся убирать другим.
Я любил её всегда.
Пройдя в сумрачную спальню, я раздвинул тяжёлые гардины и распахнул окно настежь, впустив в комнату освежающее дуновение ветра. Прежде чем подняться на подоконник, я закрыл глаза. Всегда боялся высоты… Несколько секунд я стоял, судорожно держась за оконную раму и слушая доносящиеся с улицы гудки автомобилей, шаги прохожих и редкие голоса. Набрав в грудь как можно больше воздуха, всё-таки сделал шаг вперёд, всё ещё не решив, стоит ли мне открыть глаза.
Испуганный женский вскрик и слабая боль, пронзившая левое колено, пришли почти сразу же. Помедлив несколько секунд, я поднял веки и увидел перед собой сидящую на земле удивлённую жену, которая, морщась, потирала ушибленное плечо. Странное чувство «дежа вю» рвалось из горла истерическим хохотом: какой же я идиот, если решил размазать собственное тело об асфальт, прыгнув со второго этажа!
- Что это ты? - она машинальным движением отправила за ухо идеальную прядь каштаново-рыжих волос, переводя взгляд с глупо улыбающегося меня на распахнутое окно, через которое в спальню посмел ворваться ветер.
Я поднялся на ноги и подал ей руку. Она встала и начала отряхивать грязь с дорогого тёмно-зелёного костюма, так гармонирующего с её малахитовыми глазами. Я молча наблюдал за ней, уже предвкушая, как приведу домой, демонстративно высыплю в урну кофейные зёрна, напою крепким чаем без сахара, после чего приведу в спальню, сдеру с окон тяжёлые тёмные шторы и брошу их на пол, потом подниму жену на руки, быстро приближаясь к постели, а утром ни за что не позволю поднять с тумбочки простыню или надеть махровый халат.
Я любил её всегда.
- Так… Ничего… - я подхватил жену под руку, ведя к подъезду. – Просто мыл окно в спальне…
Мы познакомились самым невероятным образом: она в буквальном смысле упала мне на голову из окна второго этажа, когда мыла стекло в спальне. Как давно это случилось? Год, пять или десять лет назад? Мне до сих пор кажется, что на самом деле мы знали друг друга с самого рождения.
Я любил её всегда.
Я даже не ухаживал за ней, не дарил цветы, не водил в рестораны и бары, на танцы или в кино. Просто, встречаясь на улице, мы брались за руки и, не сговариваясь, шли прямо. Иногда сворачивали направо и налево, но ни одного раза – назад. Она говорила, что у нас нет обратного пути. Я никогда не упоминал о том, что терпеть не могу философию.
Я любил её всегда.
Мы бродили под дождём, не прячась под скользкую ткань зонта, шагали босиком по влажной траве в городских скверах и молчали. Я улыбался, когда сверкающие водные искры срывались с неба и плавно ложились на её длинные ресницы – тёмно-коричневые, а у самых кончиков светлеющие. Она медленно опускала веки, позволяя небесным слезам соскользнуть на светлую кожу, поднимала взгляд и смотрела на меня, тоже улыбаясь. Я ни разу не сказал ей, что после дождя у меня всегда обостряется хронический гайморит.
Я любил её всегда.
Она часто тянула меня за руку к неудобной деревянной скамейке под плакучей ивой, дожидалась, пока я устроюсь поудобнее, после чего доставала из своей кожаной сумочки помятую кое-где старую тетрадь. Раскрыв её посередине, она начинала читать мне плохо рифмованные строки или бессмысленные сплетения прозаических зарисовок. Я улыбался, поглаживая её по плечу и иногда хмыкая, надеясь, что этот звук совпадёт с тем временем, когда она будет произносить самое важное. Закончив читать, она целовала меня в губы и прятала тетрадь в сумку, обещая, что к следующей нашей встрече напишет что-нибудь ещё. Я ни словом не обмолвился о том, что, долгое время проработав литературным критиком, устал от бесталанного графоманства и избитых рифм.
Я любил её всегда.
Мы приходили к ней домой, усаживались на твёрдые неудобные табуреты в маленькой уютной кухне и пили обжигающий чёрный кофе, который она варила специально для меня в старой турке. Она разливала смоляную крепкую жидкость в небольшие фарфоровые чашки, ставила посреди стола блюдо с печеньем и лимоном, посыпанным сахарной пудрой, и садилась напротив. Я даже не намекал ей, что с детства ненавижу кофе.
Я любил её всегда.
Почти каждое кофепитие заканчивалось тем, что она, тщательно вымыв посуду и вытерев свои мягкие нежные ладони, брала меня за руку и вела по полутёмному коридору в спальню. Опустив тяжёлые алые гардины, она выключала верхний свет и плавным движением вынимала из розетки провод тусклого ночника. Она подходила ко мне сзади, клала едва ощутимые пальцы на плечи и начинала медленно развязывать узел галстука. Она никогда не зажигала свечей в своей спальне, когда я оставался на ночь. Я и не подумал намекнуть ей, что мне не так уж приятно заниматься любовью в полной темноте.
Я любил её всегда.
Уже спокойно лёжа в постели, она опускала голову мне на плечо, щекоча ноздри спутанными прядями волос. Если бы она не задвигала окна непроглядной тьмой гардин, я смог бы уснуть, глядя, как в её каштаново-рыжих прядях тонет сияние луны и звёзд. Но я засыпал в полной темноте, к которой глаза так и не смогли привыкнуть. А утром она выскальзывала из-под одеяла, прикрывая обнажённое тело лежащей на тумбочке простынёй, краснела и стралась побыстрее оказаться возле шкафа, снять с вешалки махровый голубой халат и потуже затянуть пояс чуть ниже талии. Я так и не сказал ей, что терпеть не могу эту старую голубую тряпку, которая не позволяла мне скользнуть взглядом по её идеальной фигуре.
Я любил её всегда.
Но когда тонкие длинные пальчики (сколько раз их прикосновения заставляли мою кровь пульсировать в висках, руки – дрожать от возбуждения, а глаза – мутнеть от восторга?) надели на мой безымянный палец тонкое кольцо из белого золота, я понял, что в мире больше нет Нас. Остались только Она и Я, и идти дальше некуда. Я не видел дороги впереди нас, не ощущал дуновения ветра в спину, не чувствовал в себе силы куда-то стремиться.
Я любил её всегда.
Я не смог сказать ей правды, потому что она не поверила бы мне. Я не смог изменять ей с другими женщинами, потому что не в силах был причинить ей боль после всего того, что нас объединяло и разделяло. Я не смог просить у неё развода, потому что она не позволила бы себе разбить то, что было создано под сводами дома Божьего. Я не смог безвозвратно уйти, потому что понимал – она будет ждать меня столько, сколько ей отмеряно дней жизни, веря в то, что когда-нибудь вновь увидит меня. Но я не мог не уйти. Если не куда-то, то хоть в никуда – в пустоту, тишину, темноту, ничто, нигде и никогда.
Я любил её всегда.
Поэтому и собрался уйти так, чтобы ей это понравилось. Такой способ она сама описала в одном из своих наименее глупых рассказов, который читала во время какой-то из наших очередных прогулок по дождливому парку. Я не хотел пить таблетки, чтобы ей не пришлось убирать после меня то, что мой организм выбросит наружу. Я не стал резать вены, чтобы не испортить её дорогие ковры, купленные где-то за границей ещё во времена застоя. Я решил не стрелять себе в висок, чтобы потом пьяный участковый не мучил её вопросом, где я мог достать оружие. Я не захотел вешаться на собственном галстуке в ванной комнате, чтобы она, придя домой, не увидела в зеркале моё посиневшее лицо вместо своей идеальной причёски. Я не хотел обременять её особыми трудностями. Пусть мой труп придётся убирать другим.
Я любил её всегда.
Пройдя в сумрачную спальню, я раздвинул тяжёлые гардины и распахнул окно настежь, впустив в комнату освежающее дуновение ветра. Прежде чем подняться на подоконник, я закрыл глаза. Всегда боялся высоты… Несколько секунд я стоял, судорожно держась за оконную раму и слушая доносящиеся с улицы гудки автомобилей, шаги прохожих и редкие голоса. Набрав в грудь как можно больше воздуха, всё-таки сделал шаг вперёд, всё ещё не решив, стоит ли мне открыть глаза.
Испуганный женский вскрик и слабая боль, пронзившая левое колено, пришли почти сразу же. Помедлив несколько секунд, я поднял веки и увидел перед собой сидящую на земле удивлённую жену, которая, морщась, потирала ушибленное плечо. Странное чувство «дежа вю» рвалось из горла истерическим хохотом: какой же я идиот, если решил размазать собственное тело об асфальт, прыгнув со второго этажа!
- Что это ты? - она машинальным движением отправила за ухо идеальную прядь каштаново-рыжих волос, переводя взгляд с глупо улыбающегося меня на распахнутое окно, через которое в спальню посмел ворваться ветер.
Я поднялся на ноги и подал ей руку. Она встала и начала отряхивать грязь с дорогого тёмно-зелёного костюма, так гармонирующего с её малахитовыми глазами. Я молча наблюдал за ней, уже предвкушая, как приведу домой, демонстративно высыплю в урну кофейные зёрна, напою крепким чаем без сахара, после чего приведу в спальню, сдеру с окон тяжёлые тёмные шторы и брошу их на пол, потом подниму жену на руки, быстро приближаясь к постели, а утром ни за что не позволю поднять с тумбочки простыню или надеть махровый халат.
Я любил её всегда.
- Так… Ничего… - я подхватил жену под руку, ведя к подъезду. – Просто мыл окно в спальне…
-
-
12.05.2003 в 20:26-
-
12.05.2003 в 20:34-
-
12.05.2003 в 20:42-
-
12.05.2003 в 21:11Я ничего лучше не читала за последние .. даже не знаю, сколько времени..: ))
Это что-то!!
АА!!
Спасибо!!
-
-
12.05.2003 в 21:14-
-
12.05.2003 в 21:15-
-
12.05.2003 в 21:36ХиЩи, нет, это вымысел... Моя фантазия. Хотя, впрочем, в каждом моём рассказе есть кусочек меня.
-
-
12.05.2003 в 21:50Создать клуб Поклонников-Переубеждателей (переубедителей... ой, что я несу...) Inori?
Это ведь действительно красиво... Не так уж и много встречается вещей, которые я читаю не в силах отвлечься. Но это - из них ^^``
-
-
12.05.2003 в 22:46-
-
12.05.2003 в 23:14-
-
12.05.2003 в 23:56-
-
13.05.2003 в 00:42-
-
13.05.2003 в 11:22Это - страшноватая история. Очутиться взаперти своей собственной любви и постепенно понимать, что ошибся, что ничего-то в нейне любишь, но менять все поздно. Остается только убеждать себя.
Я любил ее.
А что я в ней любил?
-
-
13.05.2003 в 11:53Браво.
Спасибо.
-
-
13.05.2003 в 11:54А что я в ней любил?
Один человек сказал мне, что когда начинаешь анализировать почему у тебя хорошее настроение и почему ты любишь - настроение ухудшается, а любовь пригасает... Я с ним согласна...
-
-
13.05.2003 в 12:00-
-
13.05.2003 в 12:59-
-
13.05.2003 в 13:03Я имел в виду, что когда начинаешь анализировать почему у тебя хорошее настроение и почему ты любишь - настроение ухудшается, а любовь пригасает...
Так я вместо "почему" поставил бы здесь "за что".
В этом смысле.
-
-
13.05.2003 в 13:28Возможно... Но вот "за что у тебя хорошее настроение" - это не совсем... А вот любовь...
-
-
13.05.2003 в 13:41-
-
13.05.2003 в 17:41P.S.
-Здравствуй, Солнышко, - произношу я в очередной раз пытаясь улыбнуться всем своим естеством, и по-моему это неплохо удаётся, но это всего лишь одна из многих масок.
Она бежит навстречу, вся сияющая неземной красотой, которую придаёт ей свет любви. Если бы я мог чувствовать, нежность захлестнула бы меня с головой. Но фантомы не чувствуют.
Я ловлю её губы своимим губами и стараюсь ничем не потревожить то зыбкое счастье, которое безгранично владеет ей.
- Что с тобой случилось? - её глаза так кристально чисты, как это бывает только маленьких детей, да ещё , пожалуй, у бездомных собак, которые всё ещё не разучились верить в чудо.
Взъерошиваю её пушистые светлые волосы мозолистой рукой, вдыхая их аромат. Он был бы наполнен запахом свежего сена , полевых трав, свободы, молодости, если бы я мог чувствовать. Но фантомы не чувствуют, да и не живут.
-Ты же знаешь, что соседнее королевство объявило нам войну, - я стараюсь говорить это с иронией в голосе, но что-то всё-таки смущает её...
-А ты не можешь отказаться, ведь есть же и другие наёмники кроме тебя?
Как ей объяснить, что её любви недостаточно, чтобы изменить этот мир.
-Любимая, это же будет в последний раз, - умоляюще заглядываю в её глаза, потому что моё будущее уже заранее решено.
- Обещай мне что вернёшься,- мольба в её зелёных глазах настолько пронзитеельна и не выразима словами, что что перед ней не смогло бы не устоять ни одно даже самоё чёрствое людское сердце. Но фантомы не чувствуют, да и не живут.
- Конечно, Солнышко, - я улыбаюсь самой искренней из всех улыбок, доступных моим маскам.
В её глазах просыпается надежда и она прячет лицо на моей груди.....
На следующий день был бой ..... И мы стояли по колено в крови. Врагов было больше, но нельзя победить фантомов. Мы хладнокровны и беспощадны, хотя мы всего лишь воспоминания людей, которые нас любят, и пока эта любовь существует, мы непобедимы.
Холодная сталь клинка пронзает сердце. Передо мной стоит девушка. Поднимаю взгляд выше и вижу её глаза..... Любимая, я не могу чувствовать, но почему же они не сказали, что это будет за бой. Я должен что-то чувствовать, но я фантом...... Я наношу резкий удар и голова отлетает прочь.
Битва закончилась и я иду в никуда ; странно, оказывается фантомы могут существовать и тогда, когда о них никто не помнит, лишь движимые собственным чувством вины. Хотя фантомы не чувствуют, да и не живут.....
-
-
15.05.2003 в 19:54Слова здесь неуместны...
-
-
16.05.2003 в 13:31-
-
16.05.2003 в 13:55-
-
16.05.2003 в 14:50-
-
17.05.2003 в 15:44Я тебя точно знаю ^^""