Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
- Повтори! - Квентин Донехью грохнул стаканом о полированную столешницу барной стойки и нетрезвым взглядом уставился на лицо бармена, который как раз подошёл к нему, наклонил над стаканом бутылку с тем же самым виски, которое было выпито мгновением ранее, и вопросительно взглянул на мужчину. Квентин секунды три рассеянно изучал игру света на гранях бутылочного корлышка и стакана, после чего сделал недвусмысленный жест рукой и добавил:
- Лей-лей, не жалей.
Глотнув виски, мистер Донехью непонимающе уставился на бармена, который всё ещё не отходил от него, отвлекшись лишь на мгновение, чтобы поставить на место бутылку. Квентин хлопнул себя по лбу, только сейчас вспомнив, что заказал уже четвёртую порцию самого дорогого виски, но не оплатил ни одну из них. Он привычно потянулся за карточкой, потом хлопнул себя по лбу второй раз, сообразив, что как раз сегодня отдал её жене, и перенаправил движение своей верхней конечности за наличными. Когда несколько зеленолицых президентов ("Чёрт, как же этот лобастый Линкольн смахивает на марсианина!", - подумал Квентин) упали на стойку рядом с почти полным стаканом, бармен благодарно улыбнулся, выбрал несколько купюр, чтобы покрыть стоимость заказа, и собрался уже отходить в сторонку, но мистер Донехью остановил его, подвинул ладонью остальные доллары и заявил, что сегодня он решительно настроен напиться вдрызг, а посему лучше расплатится сейчас, пока ещё в состоянии что-либо соображать. Бармен нейтрально пожал плечами, поднял купюры со стола, после чего достал из кармана жилета небольшой блокнот и что-то в нём пометил. Квентин тем временем допил виски и, очередной раз грохнув стаканом о стойку, затребовал ещё. С неизменной улыбкой бармен потянулся за бутылкой.
- Хороший ты всё-таки парень, Фицрдж... Фидж... Фридж... Ээээ... - Квентин запнулся. Язык явно перестал его слушаться, и всего полчаса назад казавшееся таким простым имя бармена теперь превратилось в нечто непроизносимое. "Фицджеральд Стоун" - прочёл Квентин надпись на бейдже, когда, заказывая ещё только вторую порцию виски, вынужден был перегнуться через стойку, чтобы что-то разглядеть. Буквы начали расплываться перед глазами уже после первого стакана: мистер Донехью был совершенно не приучен к выпивке. Особенно к крепкому виски. Особенно на пустой желудок. Особенно залпом. Поэтому было совершенно неудивительно, что опьянел он практически моментально, и некоторое время с усилием пытался понять что-то в замысловатом кордебалете чёрных букв, которые совершенно не хотели выстраиваться в имя бармена, пока Квентин не приблизил к ним свои глаза почти вплотную. Прочесть-то он прочёл, даже произнёс почти верно первый раз. А вот теперь уже не выходило. - Джед. Да, точно. Ты ведь не будешь против, если я стану называть тебя Джед?
Джед, судя по всему, был не против. Он стоял перед мистером Донехью, благо больше никого у барной стойки пока не было видно, выжидательно смотрел на посетителя и всё так же улыбался с ненавязчивой приветливостью. Квентин было подумал, что их, барменов то бишь, скорее всего где-то учат не только правильно напитки смешивать и бутылки над головой крутить, но и вот так вот улыбаться. Впрочем, эта мысль как появилась, так и испарилась, потому что в замутнённом алкоголем мозге ей явно было слишком сложно удержаться. Но мистер Донехью на это быстрое исчезновение не обратил абсолютно никакого внимания, так как был занят медленным выпиванием уже пятого стакана виски.
Фицджеральд Квентину понравился сразу. Вот ведь бывает же ещё так в жизни, что с первого взгляда ощущаешь: это определённо "твой" человек! Мистер Донехью только единожды взглянул в улыбчивое лицо бармена и сразу же понял, что сегодняшний вечер завершится для него не так погано, как он предполагал, когда парковал свой новенький (всего месяц назад купленный!) "Крайслер" у входа в один из многочисленных не слишком-то презентабельных баров. Квентин, конечно же, мог себе позволить напиться в куда более шикарном месте, но как-то не было желания упиваться в дым в шикарном ресторане, где его знают все от официанта до поварёнка. Непредставительно это. А мистер Донехью всегда оставался представительным, потому что ему так положено. По крайней мере именно такие слова произносила его жена, когда который раз перед входом в какое-нибудь фешенебельное местечко счищала с плечей мужа невидимые и скорее всего несуществующие в природе пылинки.
Так вот, Фицджеральд Квентину приглянулся с первого взгляда. Встречаются ещё на свете такие люди, у которых на лице написано, что они всегда готовы и способны выслушать и, если понадобится, дать хороший совет. Не пихать внаглую собственное мнение, а мягко и ненавязчиво предложить вариант для размышления, да и то лишь в том случае, если об этом попросят. Вот и этот бармен, как посчитал Квентин, был именно таким. За последние полчаса, пока мистер Донехью делился с ним своими душевными переживаниями и многочисленными проблемами, Фицджеральд не произнёс ни слова. Он лишь понятливо улыбался, иногда согласно кивал и периодически подливал в стакан виски, когда Квентин его об этом просил. Мистер Донехью с небывалым воодушевлением поведал благодарному слушателю о том, как нелегка на самом деле жизнь современного американского бизнесмена, хотя все и вся в округе думают, что ему всё даётся легко и просто. Мистер Донехью с влажными глазами, в которых плясали пьяные чёртики, клятвенно пообещал, что собственноручно придушит при встрече того ненормального, кто придумал законный брак и с какого-то перепою решил, что любому уважающему себя представительному ("Представительному, ха!" – хмыкнул Квентин) бизнесмену положено иметь при себе красавицу-жену, от ушей до кончиков пальцев увешанную если не бриллиантами, то хотя бы золотом; а также безотлагательно и совершенно не интеллигентно набить морду тому гаду, который сказал, что благосостояние мужчины можно определить по богатству украшений его жены. Мистер Донехью со слезами в голосе рассказал, с каким трудом он заработал свой первый доллар, как вложил его в дело, как это дело прогорело, из-за чего он вынужден был зарабатывать свой первый доллар уже во второй раз, а потом и в третий, потому что второе дело оказалось фикцией. Мистер Донехью, стуча по столешнице полупустым стаканом, утверждал, что американские бизнесмены - самые выносливые люди на планете, что им за одно существование следует давать медаль и приглашать выпить чаю в белом доме с президентом, потому что они достойны уважения и всеобщей благожелательности. Мистер Донехью с пьяными слезами на глазах описывал все трудности своей очень богатой, но совершенно несчастливой жизни, которая довела его до того, что он, молодой и вполне ничего себе тридцатилетний мужчина, сидит в каком-то второсортном барчике, напивается вдрызг и исповедуется улыбчивому бармену с непроизносимым именем вместо того, чтобы очередной раз пойти в церковь и сотый по счёту раз пожертвовать крупную сумму на строительство колокольни, которая всё равно останется в зародышевом состоянии, ибо пожалованные Храму Божьему деньги непременно осядут в карманах нечистоплотных людишек-бюрократов.
К концу своей многоминутной тирады мистер Донехью окончательно выдохся и был вынужден попросить у Джеда налить ему добавки. Где-то глубоко в сознании щёлкнуло нечто вроде чувства меры, но оно было тут же заглушено. "Напиваться так напиваться!" - решил Квентин и начал потягивать из шестого по счёту стакана виски. Из-за стойки он поднимался уже дважды ("Евстевственные потребности, ткскзть!" - пояснял мистер Донехью бармену каждый раз), но больше не рискнул: слишком уж активно начали шататься из стороны в сторону неопределённого цвета стены бара. Странно было лишь то, что при такой качке не дребезжали стаканы и бутылки. Ну да почему странно? Квентин был чрезмерно пьяным, но далеко не глупым молодым американским бизнесменом, а потому отлично понимал, что никакой качки стен в природе не существует и всему виной чёртов виски. Но всё равно пил. И снова рассказывал что-то внимательному Фицджеральду, который своей понимающей улыбкой и редкими кивками действовал на Квентина успокаивающе.
На исходе второго часа квентиновых посиделок, когда он уже забыл, сколько стаканов виски выпил, из бара потихоньку начали уходить и без того немногочисленные посетители, а улыбчивый бармен заметно погрустнел (во всяком случае именно так подумал Квентин), явно намекая, что бар скоро закроется. Мистер Донехью как раз допил последний стакан виски и с усилием встал на ноги. Откуда-то из глубины бара ("Словно из преисподней..." - пьяно решил Квентин) неождианно вышел немолодой толстый бородатый мужчина в якобы фирменном пиджаке поверх якобы фирменной футболки и начал активно жестикулировать, что-то втолковывая бармену. Спустя мгновение он уже был возле Квентина, вежливо улыбаясь и тонко намекая, что бар закрывается. Квентин практически не стоял на ногах, пытаясь уловить глазами постоянно куда-то исчезающую входную дверь. Владелец бара - а бородач представился именно так - умелым взглядом тут же оценил состояние посетителя и, кивнув Фицджеральду, начал помогать Квентину добраться до двери. Видимо, это входило в меню бара: для "лучших" клиентов, оставивших на стойке кругленькую сумму, провожающий до такси в лице самого владельца заведения!
Уже сидя в жёлтой машине с клетчатой панамкой на макушке, мистер Донехью третий раз за вечер хлопнул себя по лбу и окликом остановил собравшегося уходить бородача.
- Мистер желает ещё чего-нибудь? - спросил толстяк, и Квентин готов был покляться, что на самом деле тот хотел сказать "Чего тебе еще надо, чёртов мешок с деньгами, ты и так уже в полном дауне?!" Это мистеру Донехью совершенно не понравилось и ещё больше убедило в том, что Фицджеральд - поистине уникальный бармен и большой души человек, чего нельзя сказать об этом толстом уроде. Квентин протянул бородачу несколько крупных купюр (едва ли не столько же, сколько он заплатил за виски) и попросил передать их "Фицдж... Фридж... Короче, Джеду!"
- Хороший он у вас парень. Понятливый такой, - протянул Квентин довольным голосом, глядя на толстяка из машины. – Выслушал внимательно, поддержал, посоветовал, как поступить, поинтересовался всем, что меня волнует... В общем, отлично мы с ним поговорили.
Квентин откинулся на сиденье, показавшееся ему на удивление мягким, куда удобнее, чем в его собственной машине. Он поморщился, вспомнив, что завтра придётся за ней вернуться к этому бару. Такси уже начало отъезжать, когда до мистера Донехью донёсся громкий голос толстого бородача:
- Но сэр... Фицджеральд ведь глухой!
…Квентин уснул на заднем сиденье такси через две минуты. Ему снились танцующие канкан бородатые чёрные буквы, одетые в якобы фирменные пиджаки, и обаятельно улыбающийся бармен с затычками в ушах в виде зелёных марсиан с лицами президента Линкольна.
- Лей-лей, не жалей.
Глотнув виски, мистер Донехью непонимающе уставился на бармена, который всё ещё не отходил от него, отвлекшись лишь на мгновение, чтобы поставить на место бутылку. Квентин хлопнул себя по лбу, только сейчас вспомнив, что заказал уже четвёртую порцию самого дорогого виски, но не оплатил ни одну из них. Он привычно потянулся за карточкой, потом хлопнул себя по лбу второй раз, сообразив, что как раз сегодня отдал её жене, и перенаправил движение своей верхней конечности за наличными. Когда несколько зеленолицых президентов ("Чёрт, как же этот лобастый Линкольн смахивает на марсианина!", - подумал Квентин) упали на стойку рядом с почти полным стаканом, бармен благодарно улыбнулся, выбрал несколько купюр, чтобы покрыть стоимость заказа, и собрался уже отходить в сторонку, но мистер Донехью остановил его, подвинул ладонью остальные доллары и заявил, что сегодня он решительно настроен напиться вдрызг, а посему лучше расплатится сейчас, пока ещё в состоянии что-либо соображать. Бармен нейтрально пожал плечами, поднял купюры со стола, после чего достал из кармана жилета небольшой блокнот и что-то в нём пометил. Квентин тем временем допил виски и, очередной раз грохнув стаканом о стойку, затребовал ещё. С неизменной улыбкой бармен потянулся за бутылкой.
- Хороший ты всё-таки парень, Фицрдж... Фидж... Фридж... Ээээ... - Квентин запнулся. Язык явно перестал его слушаться, и всего полчаса назад казавшееся таким простым имя бармена теперь превратилось в нечто непроизносимое. "Фицджеральд Стоун" - прочёл Квентин надпись на бейдже, когда, заказывая ещё только вторую порцию виски, вынужден был перегнуться через стойку, чтобы что-то разглядеть. Буквы начали расплываться перед глазами уже после первого стакана: мистер Донехью был совершенно не приучен к выпивке. Особенно к крепкому виски. Особенно на пустой желудок. Особенно залпом. Поэтому было совершенно неудивительно, что опьянел он практически моментально, и некоторое время с усилием пытался понять что-то в замысловатом кордебалете чёрных букв, которые совершенно не хотели выстраиваться в имя бармена, пока Квентин не приблизил к ним свои глаза почти вплотную. Прочесть-то он прочёл, даже произнёс почти верно первый раз. А вот теперь уже не выходило. - Джед. Да, точно. Ты ведь не будешь против, если я стану называть тебя Джед?
Джед, судя по всему, был не против. Он стоял перед мистером Донехью, благо больше никого у барной стойки пока не было видно, выжидательно смотрел на посетителя и всё так же улыбался с ненавязчивой приветливостью. Квентин было подумал, что их, барменов то бишь, скорее всего где-то учат не только правильно напитки смешивать и бутылки над головой крутить, но и вот так вот улыбаться. Впрочем, эта мысль как появилась, так и испарилась, потому что в замутнённом алкоголем мозге ей явно было слишком сложно удержаться. Но мистер Донехью на это быстрое исчезновение не обратил абсолютно никакого внимания, так как был занят медленным выпиванием уже пятого стакана виски.
Фицджеральд Квентину понравился сразу. Вот ведь бывает же ещё так в жизни, что с первого взгляда ощущаешь: это определённо "твой" человек! Мистер Донехью только единожды взглянул в улыбчивое лицо бармена и сразу же понял, что сегодняшний вечер завершится для него не так погано, как он предполагал, когда парковал свой новенький (всего месяц назад купленный!) "Крайслер" у входа в один из многочисленных не слишком-то презентабельных баров. Квентин, конечно же, мог себе позволить напиться в куда более шикарном месте, но как-то не было желания упиваться в дым в шикарном ресторане, где его знают все от официанта до поварёнка. Непредставительно это. А мистер Донехью всегда оставался представительным, потому что ему так положено. По крайней мере именно такие слова произносила его жена, когда который раз перед входом в какое-нибудь фешенебельное местечко счищала с плечей мужа невидимые и скорее всего несуществующие в природе пылинки.
Так вот, Фицджеральд Квентину приглянулся с первого взгляда. Встречаются ещё на свете такие люди, у которых на лице написано, что они всегда готовы и способны выслушать и, если понадобится, дать хороший совет. Не пихать внаглую собственное мнение, а мягко и ненавязчиво предложить вариант для размышления, да и то лишь в том случае, если об этом попросят. Вот и этот бармен, как посчитал Квентин, был именно таким. За последние полчаса, пока мистер Донехью делился с ним своими душевными переживаниями и многочисленными проблемами, Фицджеральд не произнёс ни слова. Он лишь понятливо улыбался, иногда согласно кивал и периодически подливал в стакан виски, когда Квентин его об этом просил. Мистер Донехью с небывалым воодушевлением поведал благодарному слушателю о том, как нелегка на самом деле жизнь современного американского бизнесмена, хотя все и вся в округе думают, что ему всё даётся легко и просто. Мистер Донехью с влажными глазами, в которых плясали пьяные чёртики, клятвенно пообещал, что собственноручно придушит при встрече того ненормального, кто придумал законный брак и с какого-то перепою решил, что любому уважающему себя представительному ("Представительному, ха!" – хмыкнул Квентин) бизнесмену положено иметь при себе красавицу-жену, от ушей до кончиков пальцев увешанную если не бриллиантами, то хотя бы золотом; а также безотлагательно и совершенно не интеллигентно набить морду тому гаду, который сказал, что благосостояние мужчины можно определить по богатству украшений его жены. Мистер Донехью со слезами в голосе рассказал, с каким трудом он заработал свой первый доллар, как вложил его в дело, как это дело прогорело, из-за чего он вынужден был зарабатывать свой первый доллар уже во второй раз, а потом и в третий, потому что второе дело оказалось фикцией. Мистер Донехью, стуча по столешнице полупустым стаканом, утверждал, что американские бизнесмены - самые выносливые люди на планете, что им за одно существование следует давать медаль и приглашать выпить чаю в белом доме с президентом, потому что они достойны уважения и всеобщей благожелательности. Мистер Донехью с пьяными слезами на глазах описывал все трудности своей очень богатой, но совершенно несчастливой жизни, которая довела его до того, что он, молодой и вполне ничего себе тридцатилетний мужчина, сидит в каком-то второсортном барчике, напивается вдрызг и исповедуется улыбчивому бармену с непроизносимым именем вместо того, чтобы очередной раз пойти в церковь и сотый по счёту раз пожертвовать крупную сумму на строительство колокольни, которая всё равно останется в зародышевом состоянии, ибо пожалованные Храму Божьему деньги непременно осядут в карманах нечистоплотных людишек-бюрократов.
К концу своей многоминутной тирады мистер Донехью окончательно выдохся и был вынужден попросить у Джеда налить ему добавки. Где-то глубоко в сознании щёлкнуло нечто вроде чувства меры, но оно было тут же заглушено. "Напиваться так напиваться!" - решил Квентин и начал потягивать из шестого по счёту стакана виски. Из-за стойки он поднимался уже дважды ("Евстевственные потребности, ткскзть!" - пояснял мистер Донехью бармену каждый раз), но больше не рискнул: слишком уж активно начали шататься из стороны в сторону неопределённого цвета стены бара. Странно было лишь то, что при такой качке не дребезжали стаканы и бутылки. Ну да почему странно? Квентин был чрезмерно пьяным, но далеко не глупым молодым американским бизнесменом, а потому отлично понимал, что никакой качки стен в природе не существует и всему виной чёртов виски. Но всё равно пил. И снова рассказывал что-то внимательному Фицджеральду, который своей понимающей улыбкой и редкими кивками действовал на Квентина успокаивающе.
На исходе второго часа квентиновых посиделок, когда он уже забыл, сколько стаканов виски выпил, из бара потихоньку начали уходить и без того немногочисленные посетители, а улыбчивый бармен заметно погрустнел (во всяком случае именно так подумал Квентин), явно намекая, что бар скоро закроется. Мистер Донехью как раз допил последний стакан виски и с усилием встал на ноги. Откуда-то из глубины бара ("Словно из преисподней..." - пьяно решил Квентин) неождианно вышел немолодой толстый бородатый мужчина в якобы фирменном пиджаке поверх якобы фирменной футболки и начал активно жестикулировать, что-то втолковывая бармену. Спустя мгновение он уже был возле Квентина, вежливо улыбаясь и тонко намекая, что бар закрывается. Квентин практически не стоял на ногах, пытаясь уловить глазами постоянно куда-то исчезающую входную дверь. Владелец бара - а бородач представился именно так - умелым взглядом тут же оценил состояние посетителя и, кивнув Фицджеральду, начал помогать Квентину добраться до двери. Видимо, это входило в меню бара: для "лучших" клиентов, оставивших на стойке кругленькую сумму, провожающий до такси в лице самого владельца заведения!
Уже сидя в жёлтой машине с клетчатой панамкой на макушке, мистер Донехью третий раз за вечер хлопнул себя по лбу и окликом остановил собравшегося уходить бородача.
- Мистер желает ещё чего-нибудь? - спросил толстяк, и Квентин готов был покляться, что на самом деле тот хотел сказать "Чего тебе еще надо, чёртов мешок с деньгами, ты и так уже в полном дауне?!" Это мистеру Донехью совершенно не понравилось и ещё больше убедило в том, что Фицджеральд - поистине уникальный бармен и большой души человек, чего нельзя сказать об этом толстом уроде. Квентин протянул бородачу несколько крупных купюр (едва ли не столько же, сколько он заплатил за виски) и попросил передать их "Фицдж... Фридж... Короче, Джеду!"
- Хороший он у вас парень. Понятливый такой, - протянул Квентин довольным голосом, глядя на толстяка из машины. – Выслушал внимательно, поддержал, посоветовал, как поступить, поинтересовался всем, что меня волнует... В общем, отлично мы с ним поговорили.
Квентин откинулся на сиденье, показавшееся ему на удивление мягким, куда удобнее, чем в его собственной машине. Он поморщился, вспомнив, что завтра придётся за ней вернуться к этому бару. Такси уже начало отъезжать, когда до мистера Донехью донёсся громкий голос толстого бородача:
- Но сэр... Фицджеральд ведь глухой!
…Квентин уснул на заднем сиденье такси через две минуты. Ему снились танцующие канкан бородатые чёрные буквы, одетые в якобы фирменные пиджаки, и обаятельно улыбающийся бармен с затычками в ушах в виде зелёных марсиан с лицами президента Линкольна.