Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Сахара спит и видит сны. Ей снятся трёхгорбые верблюды и их наездники, чьи головы замотаны лоскутами ткани, а глаза спрятаны за полупрозрачными сетками. Ей снится, что дует ветер и гонит песок, он щекочет верблюдов по мохнатым лапам, и те начинают шагать быстрее, мысленно смеясь от приятного чувства. Ей снится, как караваны останавливаются на привал, люди жадно приникают губами к флягам, слегка приподнимая лоскуты ткани, но так и не открывают лиц. И они уходят, как уходили тысячи караванов до, как уйдут тысячи караванов после, а она так и не увидит их глаз, не сможет погрузиться во влажные омуты и понять, каково это – быть по-настоящему живой. И караваны уходят, везут шелка и фарфор, фрукты и золото, мерцают в солнечном свете и тают, как и положено миражам.
Танами спит и видит сны. Ей снятся тени, ползущие по дюнам к ямам близ реки Лэндер, мелким впадинам с застоявшейся грязной водой, которой напиться может лишь безумец и мертвец. Ей снятся пожары где-то там вдалеке, куда она едва может заглянуть. Ей снится, как племя гуринджи крадётся ночью к поселению валрпири и вырезает его на корню, включая женщин и детей. Ей часто снятся кошмары, но самый ужасный из них – вновь и вновь видеть, как исследователь с нелепой фамилией вновь и вновь впервые ступает на её нетронутые невинные земли, чтобы привести за собой других таких же и никогда уже не остановиться. Ей снится, как кирки вгрызаются в плоть, извлекая золотые слитки; в её снах они всегда идеально ровные и мерцающие трупным светом.
Мохаве спит и видит сны. Нет, у неё всего лишь один сон. Ей снится, как вновь и вновь с запада на восток прилетают сумасшедшие ветра, тащат за собой тонны песка, обрушивают его на Лас-Вегас, подхватывают город, словно стеклянный шарик, что хранят люди на каминных полках, и несут за собой. Проносят над всей пустыней, над городами-призраками и занесёнными песком шоссе, под палящим солнцем Калифорнии - и обрушивают в чёртову пасть Долины Смерти, где тот жарится, будто яичница, пока не лопнет желток и не появится аппетитная корочка. Ей снится, как адская пасть захлопывается – и снова всё становится хорошо.
Табернас спит и видит сны. Во многом они похожи на сны Мохаве, с одним лишь отличием – первым умирает Клинт Иствуд. Медленно и мучительно. А после ветер гоняет по улицам искусственного Дикого Запада обрывки газет с лицами преступников (отчего-то на всех них исключительно Клинт Иствуд и Серджио Леоне), пока Мини-Голливуд не оказывается полностью засыпан песком, из которого лишь кое-где торчат головы незадачливых туристов.
Каракумы спит и видит сны. Ей снится, как все чёртовы шоколадные конфеты, насмешливо названные в её честь, вдруг превращаются в галок, ворон и воронов, тараканов, змей и ящериц, - и все они бегут, летят, ползут назад, домой, к матери-прародительнице, спешат поскорее вернуться, упасть с небес, с камней или просто с высоты своего роста, удариться оземь и слиться с ней. Потом ей видится, что попутно исчезает весь шоколад в мире – просто так, в отместку, и тогда ей уже не хочется просыпаться.
Гоби спит и видит сны. Ей снится, как каждая песчинка, каждая крупица её земли двоится, троится, умножается в десять раз – и растёт вширь, ползёт к Хуанхэ и дальше, погребая реку под собой, сминая невысокие горы, подбираясь к городам. А там сотни, тысячи и сотни тысяч желтолицых смешных человечков так забавно верещат, когда песок, земля и глина захватывают их в свой плен, разом уничтожая тридцать процентов демографического кризиса планеты.
- Можешь представить себе пустыню, чьи сны страшнее и ужаснее? Можешь представить, что случилось бы, если бы одна из них вдруг проснулась и воплотила свои сны в реальность?
- Страшнее пустыня души человеческой. Только она никогда не спит. Никогда-никогда не спит.
Танами спит и видит сны. Ей снятся тени, ползущие по дюнам к ямам близ реки Лэндер, мелким впадинам с застоявшейся грязной водой, которой напиться может лишь безумец и мертвец. Ей снятся пожары где-то там вдалеке, куда она едва может заглянуть. Ей снится, как племя гуринджи крадётся ночью к поселению валрпири и вырезает его на корню, включая женщин и детей. Ей часто снятся кошмары, но самый ужасный из них – вновь и вновь видеть, как исследователь с нелепой фамилией вновь и вновь впервые ступает на её нетронутые невинные земли, чтобы привести за собой других таких же и никогда уже не остановиться. Ей снится, как кирки вгрызаются в плоть, извлекая золотые слитки; в её снах они всегда идеально ровные и мерцающие трупным светом.
Мохаве спит и видит сны. Нет, у неё всего лишь один сон. Ей снится, как вновь и вновь с запада на восток прилетают сумасшедшие ветра, тащат за собой тонны песка, обрушивают его на Лас-Вегас, подхватывают город, словно стеклянный шарик, что хранят люди на каминных полках, и несут за собой. Проносят над всей пустыней, над городами-призраками и занесёнными песком шоссе, под палящим солнцем Калифорнии - и обрушивают в чёртову пасть Долины Смерти, где тот жарится, будто яичница, пока не лопнет желток и не появится аппетитная корочка. Ей снится, как адская пасть захлопывается – и снова всё становится хорошо.
Табернас спит и видит сны. Во многом они похожи на сны Мохаве, с одним лишь отличием – первым умирает Клинт Иствуд. Медленно и мучительно. А после ветер гоняет по улицам искусственного Дикого Запада обрывки газет с лицами преступников (отчего-то на всех них исключительно Клинт Иствуд и Серджио Леоне), пока Мини-Голливуд не оказывается полностью засыпан песком, из которого лишь кое-где торчат головы незадачливых туристов.
Каракумы спит и видит сны. Ей снится, как все чёртовы шоколадные конфеты, насмешливо названные в её честь, вдруг превращаются в галок, ворон и воронов, тараканов, змей и ящериц, - и все они бегут, летят, ползут назад, домой, к матери-прародительнице, спешат поскорее вернуться, упасть с небес, с камней или просто с высоты своего роста, удариться оземь и слиться с ней. Потом ей видится, что попутно исчезает весь шоколад в мире – просто так, в отместку, и тогда ей уже не хочется просыпаться.
Гоби спит и видит сны. Ей снится, как каждая песчинка, каждая крупица её земли двоится, троится, умножается в десять раз – и растёт вширь, ползёт к Хуанхэ и дальше, погребая реку под собой, сминая невысокие горы, подбираясь к городам. А там сотни, тысячи и сотни тысяч желтолицых смешных человечков так забавно верещат, когда песок, земля и глина захватывают их в свой плен, разом уничтожая тридцать процентов демографического кризиса планеты.
- Можешь представить себе пустыню, чьи сны страшнее и ужаснее? Можешь представить, что случилось бы, если бы одна из них вдруг проснулась и воплотила свои сны в реальность?
- Страшнее пустыня души человеческой. Только она никогда не спит. Никогда-никогда не спит.
Шан Хазар, спасибо...
Мне просто видится пораженческой позицией рассматривать реальность как волю чьего-то воображения, сон или мистификацию. Свою реальность мы творим сами. И если выходят мерзость, грязь и прочие малоприятные результаты, в этом виноваты сами люди, а не чьи-то сны и фантазии. Виноваты те самые пустыни душ человеческих, которые не спят: поэтому-то всё так, как есть, а не иначе.
Понимаете?
Смысл не в пораженчестве, не в том, чтобы переложить ответственность на кого-то. Я-то как раз считаю, что если ты не действуешь, действует другой и не всегда в твоих интересах. Поэтому то, что происходит и есть результат сна: душ ли, планеты ли, не знаю. Вообще же, это просто другой взгляд на черного дрозда.
А реальность... Как-то странно в виртуале выглядят слова о реальности. Сорри.
Перекладывание ответственности на другого в моём видении и есть одна из пораженческих позиций. В нашем случае, я принял ваш комментарий как перекладывание ответственности за человеческие поступки на какие-то там сны, и отметил, что считаю эту позицию ошибочной.
Что же виртуальности, но она не менее реальна, чем реальность (простите за каламбур), но ровно до тех пор, пока использующие её люди относятся к ней не более чем к средству. Вы ведь не скажете, что разговор по телефону - это нереальность? Переписка бумажными письмами - тоже? Для меня виртуальность - один из способов сделать реальность более комфортной. Поэтому она остаётся частью реальности, всё просто.
Виртуал имеет какую-то реальную основу и материальное воплощение.Сны, конечно, тоже могут это иметь, но вот именно, что могут, то бишь имеют, но отнюдь не всегда.
Но меня больше всего смутила форма Вашего выссказывания.
Как-то странно в виртуале выглядят слова о реальности.
То есть, если о космосе будут говорить на Земле, это тоже будет странно?
Но меня больше всего смутила форма Вашего выссказывания.
Ну в отрыве от контекста все что угодно может смутить... Было сказано Лазарем - а мы с вами живем в реальности. Но нет никакой гарантии, что мое представление о Лазаре или о Вас имеет непосредственное отношение к вам реальным.
А вообще, это уже флуд. Пора заканчивать.
Так что плохой пример )
И нет, по-моему, это не флуд, а вполне нормальная дискуссия. *улыбнулся*
И с чем Вы здесь не согласны?
Ну в отрыве от контекста все что угодно может смутить...
А я и не отрывал.
Но нет никакой гарантии, что мое представление о Лазаре или о Вас имеет непосредственное отношение к вам реальным.
Мне нечего добавить к выссказыванию Лазаря. Представление о человеке - это представление, оно реально внутри Вас.
По-разному бывает.
Но Вы же разграничиваете сны и действительность?
А вообще, это уже флуд. Пора заканчивать.
Воля Ваша, но дискутировать с Вами инетресно!