Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
[Просто история одного персонажа для не сложившейся, увы, игры]
Когда она решила, что умрёт в день своего сорокалетия, сразу стало намного легче жить. До сих пор её нещадно терзали мысли о том, что однажды она состарится, превратится из молодой красивой женщины в немощное сморщенное тело, способное лишь на поглощение пищи, испражнение жидкостей и вялое шевеление конечностями. Теперь же выходило так, что умрёт она задолго до того, как утратит возможность выглядеть более-менее достойно и сама за собой ухаживать. Сперва она думала ограничиться тридцатью годами, но, пересмотрев старые фотографии бабушек-прабабушек и взглянув мельком на свою мать, поняла, что благодаря генам и собственным умелым ручкам в тридцать будет выглядеть не старше двадцати с небольшим, да и в четыре десятка годков вполне себе ничего останется. Но дальше - ни-ни!
Когда она решила, что умрёт в сорок лет, сразу стало намного проще. Раньше казалось, что жизнь почти бесконечно длинная, и никуда не нужно торопиться с познанием всех её прелестей - успеется. Но в то же время было постоянное ощущение, что жизнь коротка, что она может оборваться в любой момент, а потому нужно всенепременно успеть испробовать всё-всё-всё, узнать то, чего она не знает и позволить себе столько слабостей и искушений, сколько может выдержать тело. Теперь оба глупых предрассудка остались далеко в прошлом. Она совершенно точно знала, сколько ей осталось ходить по планете, а потому могла составить чёткий план развлечений и искушений, чтобы одновременно и не распаляться на несколько десятков занятий, но и не прибывать в состоянии пассивного ничегонеделания.
Когда она решила, что умрёт в день своего сорокалетия, вслед за этим решением последовали другие, логично связанные с первым, точно такие же чёткие, ясные, а потому просто-таки гениальные, а ведь всё гениальное - просто. Она совершенно точно определилась, что никогда и ни за что ни в кого не влюбится. Не будет романтических встречь под луной, беззвучных рыданий в подушку, подсчётов расходов на свадьбу и составления брачного контракта. Зачем все эти сложности, зачем такой риск? Она достаточно много слышала печальных историй о несчастной любви и о том, как некоторые не слишком сильные духом влюблённые особы наглатывались таблеток или перерезали вены в ванной. А так как она была девушкой весьма впечатлительной и при этом не обладала особо сильным характером, она чётко сознавала, что такой печальный исход вполне возможен, а этого она допустить не могла, иначе как же тогда её решение умереть ровно в сорок?
Когда она решила, что умрёт в сорок лет, многие вопросы тут же сошли на нет. В детстве она играла со своими красивыми куклами в дочки-матери и представляла себе, как однажды к ней приедет прекрасный принц, женится и сделает ей очаровательную дочку, которой всегда будет пять лет, с самого рождения и до самой смерти - чтобы благополучно миновать период пелёнок-распашонок, но и не достичь подросткового максимализма с переходным возрастом вкупе. Поэтому она отметила в своём мысленном списке дел, которые никогда не стоит даже начинать, пунктик "не иметь детей". Ведь дети мало того, что отнимают кучу драгоценного времени, которого до сорокалетия на самом-то деле не так уж много, но ещё и требуют от тебя потом определённой доли ответственности, например, ухода за будущими внуками, а этого она себе позволить никак не могла, потому что в сорок лет должна умереть. Так куда тут внуки?
Когда она решила, что умрёт в день своего сорокалетия, за окном светило ласковое весеннее солнце, из колонок звучала любимая лёгкая музыка, пальцы обнимали стакан с прохладным соком из свежевыжатых апельсина и грейпфрута в соотношении два к одному, под ухом кое-как держалась телефонная трубка, из которой доносился восторженный голос очередного поклонника, а настроение грозило вот-вот дотянуться до одной из самых высоких шкал, какие только существуют. Она записала все свои мысли и ощущения в потрёпанную кожаную тетрадь, чтобы потом никто не обвинил её, будто она приняла столь важное решение в плохом настроении, состоянии затяжной депрессии или после тяжёлого разрыва со своей половиной. Ей было потрясающе хорошо и весело, и эти чувства усилились вдвое, когда она выбрала день своей смерти.
Она была по-своему счастлива в эту минуту и много минут, часов, дней, недель, месяцев и лет после.
Когда ей было двадцать три, она уже знала вкус почти всех алкогольных напитков, имела какое-никакое представление о наркотическом кайфе и разбиралась в дорогих сигаретах. Она получала невыразимое удовольствие, когда первый раз пробовала эти мерзости, как сама их называла, но потом тут же теряла к ним интерес.
Когда ей было двадцать семь, она по уши влюбилась в своего начальника. Он был вдвое старше, женат и имел троих детей. Она по утрам громко хохотала, лёжа на подушке лицом вверх, показывала язык луне, когда прогуливалась по ночам в полном одиночестве или с каким-нибудь из недолгих приятелей, и составляла в два столбика список всех достоинств и недостатков любимого начальника, после чего, тихонько хихикая, нещадно вымарывала пункт "невероятно хорош в постели", потому как абсолютно не имела представления о том, является ли это правдой.
Когда ей было тридцать, она подобрала на улице бездомного котёнка, притащила его к себе домой, вымыла, обзаведшись десятком кровоточащих царапин, накормила и привела в божеский вид. Котёнок оказался невероятно хорош, до безобразия обаятелен и совершенно паскуден, от чего она умудрялась одновременно и приходить в восторг, и наливаться оправданной злобой. Она назвала кота Сынок, чем шокировала свою мать, только в тот момент окончательно потерявшую надежду увидеть внуков.
Когда ей было тридцать два, она встретила меня. Меня звали Стас, мне только-только исполнилось шестнадцать, я окольными путями уехал из родного города в столицу на заработки, не оставив за спиной ровным счётом ничего, что было мне дорого. К тому времени, как её тёмно-зелёный "опель" слегка подпихнул меня под бок, я успел нажиться почти зажившим фингалом, сломанным ребром, московским акцентом и несколькими сотнями зелёных хмурых дядек в кармане.
Когда ей было тридцать три, она таки свыклась с мыслью, что куда проще поселить меня в своей квратире, нежели чуть ли не каждый день ждать, пока я приеду с окраины к ней в центр, чтобы очередной раз ублажить до состояния полного изнеможения. Нет, вы не подумайте ничего "такого", я ведь просто массаж ей делал. Ну и завтрак иногда, если она допоздна задерживалась на работе и вечером бухалась в постель без сил.
Когда ей было тридцать четыре, она заявила, что я массажист от бога и повар от дьявола, но всё равно попросила принести кофе в постель, а когда я выполнил её распоряжение в буквальном смысле, в постель то бишь, она минут десять хохотала как полоумная, спрятав лицо в подушку, забавно повизгивая и утирая потом кулаком слёзы смеха с пока ещё сонных глаз.
Когда ей было тридцать пять, она рассказала мне о своём решении умереть в сорок, удивилась тому, что я отреагировал на это всего лишь пожатием плеч, и долго потом выспрашивала, почему я не был шокирован, почему не стал её отговаривать и неужели я её совсем не ценю, на что я отвечал, что, конечно, ценю и именно поэтому уважаю её выбор.
Когда ей было тридцать шесть, она снова упомянула о своём решении, впервые за прошедший год, и спросила меня, а можно ли, не совершая самоубийства, просто взять и умереть тогда, когда захочешь. Я предложил убить её. Она назвала меня психом, рассмеялась, потрепала по волосам, разделась до пояса и попросила размять затёкшую спину.
Я был по-своему счастлив тогда и несколько лет после, живя вместе со странной женщиной, ставшей мне не то сестрой, не то спутницей жизни, с которой можно было без задней мысли поцеловаться перед сном в губы или проспать всю ночь в обнимку, не беспокоясь о том, что что-то может пойти не так, не в ту степь и не по той дороге.
На её сороковой день рождения я подарил ей её мечту. Пуля оставила меж её бровей ровнёхонькую небольшую дырочку, похожую на третий глаз.
В её завещании было указано только моё имя, хотя я никогда не просил её об этом, да и она сама не заводила разговор на подобные темы. Нотариус вручил мне запечатанное письмо, написанное ею четыре года назад; на светло-бежевым листе её небрежным, но при этом изящным почерком были написаны только пять слов: "спасибо, что убьёшь меня, дарлинг". Я подумал, что когда она называла меня психом, она вовсе не шутила.
Знаете, доктор, она, пожалуй, была права. Иначе я бы не сидел сейчас перед вами, который раз объясняя свою версию произошедшего. До сих пор не понимаю, почему меня не осудили, а признали невменяемым. Странно. Впрочем, нет, так оно и есть, я псих.
Только сумасшедшим дано исполнять чужие мечты.
Когда она решила, что умрёт в день своего сорокалетия, сразу стало намного легче жить. До сих пор её нещадно терзали мысли о том, что однажды она состарится, превратится из молодой красивой женщины в немощное сморщенное тело, способное лишь на поглощение пищи, испражнение жидкостей и вялое шевеление конечностями. Теперь же выходило так, что умрёт она задолго до того, как утратит возможность выглядеть более-менее достойно и сама за собой ухаживать. Сперва она думала ограничиться тридцатью годами, но, пересмотрев старые фотографии бабушек-прабабушек и взглянув мельком на свою мать, поняла, что благодаря генам и собственным умелым ручкам в тридцать будет выглядеть не старше двадцати с небольшим, да и в четыре десятка годков вполне себе ничего останется. Но дальше - ни-ни!
Когда она решила, что умрёт в сорок лет, сразу стало намного проще. Раньше казалось, что жизнь почти бесконечно длинная, и никуда не нужно торопиться с познанием всех её прелестей - успеется. Но в то же время было постоянное ощущение, что жизнь коротка, что она может оборваться в любой момент, а потому нужно всенепременно успеть испробовать всё-всё-всё, узнать то, чего она не знает и позволить себе столько слабостей и искушений, сколько может выдержать тело. Теперь оба глупых предрассудка остались далеко в прошлом. Она совершенно точно знала, сколько ей осталось ходить по планете, а потому могла составить чёткий план развлечений и искушений, чтобы одновременно и не распаляться на несколько десятков занятий, но и не прибывать в состоянии пассивного ничегонеделания.
Когда она решила, что умрёт в день своего сорокалетия, вслед за этим решением последовали другие, логично связанные с первым, точно такие же чёткие, ясные, а потому просто-таки гениальные, а ведь всё гениальное - просто. Она совершенно точно определилась, что никогда и ни за что ни в кого не влюбится. Не будет романтических встречь под луной, беззвучных рыданий в подушку, подсчётов расходов на свадьбу и составления брачного контракта. Зачем все эти сложности, зачем такой риск? Она достаточно много слышала печальных историй о несчастной любви и о том, как некоторые не слишком сильные духом влюблённые особы наглатывались таблеток или перерезали вены в ванной. А так как она была девушкой весьма впечатлительной и при этом не обладала особо сильным характером, она чётко сознавала, что такой печальный исход вполне возможен, а этого она допустить не могла, иначе как же тогда её решение умереть ровно в сорок?
Когда она решила, что умрёт в сорок лет, многие вопросы тут же сошли на нет. В детстве она играла со своими красивыми куклами в дочки-матери и представляла себе, как однажды к ней приедет прекрасный принц, женится и сделает ей очаровательную дочку, которой всегда будет пять лет, с самого рождения и до самой смерти - чтобы благополучно миновать период пелёнок-распашонок, но и не достичь подросткового максимализма с переходным возрастом вкупе. Поэтому она отметила в своём мысленном списке дел, которые никогда не стоит даже начинать, пунктик "не иметь детей". Ведь дети мало того, что отнимают кучу драгоценного времени, которого до сорокалетия на самом-то деле не так уж много, но ещё и требуют от тебя потом определённой доли ответственности, например, ухода за будущими внуками, а этого она себе позволить никак не могла, потому что в сорок лет должна умереть. Так куда тут внуки?
Когда она решила, что умрёт в день своего сорокалетия, за окном светило ласковое весеннее солнце, из колонок звучала любимая лёгкая музыка, пальцы обнимали стакан с прохладным соком из свежевыжатых апельсина и грейпфрута в соотношении два к одному, под ухом кое-как держалась телефонная трубка, из которой доносился восторженный голос очередного поклонника, а настроение грозило вот-вот дотянуться до одной из самых высоких шкал, какие только существуют. Она записала все свои мысли и ощущения в потрёпанную кожаную тетрадь, чтобы потом никто не обвинил её, будто она приняла столь важное решение в плохом настроении, состоянии затяжной депрессии или после тяжёлого разрыва со своей половиной. Ей было потрясающе хорошо и весело, и эти чувства усилились вдвое, когда она выбрала день своей смерти.
Она была по-своему счастлива в эту минуту и много минут, часов, дней, недель, месяцев и лет после.
Когда ей было двадцать три, она уже знала вкус почти всех алкогольных напитков, имела какое-никакое представление о наркотическом кайфе и разбиралась в дорогих сигаретах. Она получала невыразимое удовольствие, когда первый раз пробовала эти мерзости, как сама их называла, но потом тут же теряла к ним интерес.
Когда ей было двадцать семь, она по уши влюбилась в своего начальника. Он был вдвое старше, женат и имел троих детей. Она по утрам громко хохотала, лёжа на подушке лицом вверх, показывала язык луне, когда прогуливалась по ночам в полном одиночестве или с каким-нибудь из недолгих приятелей, и составляла в два столбика список всех достоинств и недостатков любимого начальника, после чего, тихонько хихикая, нещадно вымарывала пункт "невероятно хорош в постели", потому как абсолютно не имела представления о том, является ли это правдой.
Когда ей было тридцать, она подобрала на улице бездомного котёнка, притащила его к себе домой, вымыла, обзаведшись десятком кровоточащих царапин, накормила и привела в божеский вид. Котёнок оказался невероятно хорош, до безобразия обаятелен и совершенно паскуден, от чего она умудрялась одновременно и приходить в восторг, и наливаться оправданной злобой. Она назвала кота Сынок, чем шокировала свою мать, только в тот момент окончательно потерявшую надежду увидеть внуков.
Когда ей было тридцать два, она встретила меня. Меня звали Стас, мне только-только исполнилось шестнадцать, я окольными путями уехал из родного города в столицу на заработки, не оставив за спиной ровным счётом ничего, что было мне дорого. К тому времени, как её тёмно-зелёный "опель" слегка подпихнул меня под бок, я успел нажиться почти зажившим фингалом, сломанным ребром, московским акцентом и несколькими сотнями зелёных хмурых дядек в кармане.
Когда ей было тридцать три, она таки свыклась с мыслью, что куда проще поселить меня в своей квратире, нежели чуть ли не каждый день ждать, пока я приеду с окраины к ней в центр, чтобы очередной раз ублажить до состояния полного изнеможения. Нет, вы не подумайте ничего "такого", я ведь просто массаж ей делал. Ну и завтрак иногда, если она допоздна задерживалась на работе и вечером бухалась в постель без сил.
Когда ей было тридцать четыре, она заявила, что я массажист от бога и повар от дьявола, но всё равно попросила принести кофе в постель, а когда я выполнил её распоряжение в буквальном смысле, в постель то бишь, она минут десять хохотала как полоумная, спрятав лицо в подушку, забавно повизгивая и утирая потом кулаком слёзы смеха с пока ещё сонных глаз.
Когда ей было тридцать пять, она рассказала мне о своём решении умереть в сорок, удивилась тому, что я отреагировал на это всего лишь пожатием плеч, и долго потом выспрашивала, почему я не был шокирован, почему не стал её отговаривать и неужели я её совсем не ценю, на что я отвечал, что, конечно, ценю и именно поэтому уважаю её выбор.
Когда ей было тридцать шесть, она снова упомянула о своём решении, впервые за прошедший год, и спросила меня, а можно ли, не совершая самоубийства, просто взять и умереть тогда, когда захочешь. Я предложил убить её. Она назвала меня психом, рассмеялась, потрепала по волосам, разделась до пояса и попросила размять затёкшую спину.
Я был по-своему счастлив тогда и несколько лет после, живя вместе со странной женщиной, ставшей мне не то сестрой, не то спутницей жизни, с которой можно было без задней мысли поцеловаться перед сном в губы или проспать всю ночь в обнимку, не беспокоясь о том, что что-то может пойти не так, не в ту степь и не по той дороге.
На её сороковой день рождения я подарил ей её мечту. Пуля оставила меж её бровей ровнёхонькую небольшую дырочку, похожую на третий глаз.
В её завещании было указано только моё имя, хотя я никогда не просил её об этом, да и она сама не заводила разговор на подобные темы. Нотариус вручил мне запечатанное письмо, написанное ею четыре года назад; на светло-бежевым листе её небрежным, но при этом изящным почерком были написаны только пять слов: "спасибо, что убьёшь меня, дарлинг". Я подумал, что когда она называла меня психом, она вовсе не шутила.
Знаете, доктор, она, пожалуй, была права. Иначе я бы не сидел сейчас перед вами, который раз объясняя свою версию произошедшего. До сих пор не понимаю, почему меня не осудили, а признали невменяемым. Странно. Впрочем, нет, так оно и есть, я псих.
Только сумасшедшим дано исполнять чужие мечты.
-
-
28.12.2005 в 23:04-
-
28.12.2005 в 23:41-
-
29.12.2005 в 01:52-
-
29.12.2005 в 08:31-
-
29.12.2005 в 21:37zeeka, на самом деле это не значит почти ничего, потому что текст я не придумывал во время прослушивания, а просто перепечатывал из тетради. К тому же за это время успело проиграть очень много самых разных композиций.
*(Space pirate Ryoko)*, просто вот взять и умереть? Человек не способен остановить своё сердце и свой мозг, не прибешая к суициду, коий есть высшая мера слабости. Или вы намереваетесь переложить ответственность на кого-то ещё?
kitazawa, ух, спасибо!
-
-
31.12.2005 в 12:17Зачем перекладывать, я не боюсь признать, что я слабая.
-
-
31.12.2005 в 21:50-
-
01.01.2006 в 09:05Хм...*долго думала над этим вопросом*...да
-
-
01.01.2006 в 19:32-
-
01.01.2006 в 21:41Не первый раз я это слышу, вовсе не первый)
-
-
01.01.2006 в 23:56-
-
02.01.2006 в 14:07А если я решу умереть в 40 и попрошу тебя исполнить мою.. мечту..
Сделаешь?
-
-
02.01.2006 в 19:14-
-
02.01.2006 в 23:07-
-
03.01.2006 в 12:26Я и не сомневалась
-
-
03.01.2006 в 15:20-
-
03.01.2006 в 19:23Та Которая Грезит, спасибо, я в курсе))) А вы к такому выводу пришли исключительно из текста поста?
*(Space pirate Ryoko)*, думаю, более-менее почитав мой дневник, к такому выводу прийти не так уж сложно.
-
-
03.01.2006 в 21:19Ведь не получится, все равно.
Никто, кроме тебя, не смог бы меня убить.
-
-
04.01.2006 в 22:12-
-
04.01.2006 в 23:48Но ведь тебе случалось умирать и раньше.
-
-
05.01.2006 в 00:02-
-
05.01.2006 в 00:07Но если после 60 со мной не будет любимого человека, я точно умру.
Тогда уже сама.
Потому что слишком уж одиноко будет.
-
-
05.01.2006 в 01:27-
-
05.01.2006 в 14:09По крайней мере, у меня.
А учитывая мою полную неспособность сходиться с людьми... *вздохнула*
Надеюсь, когда начну работать журналистом, я с этим разберусь.
-
-
05.01.2006 в 21:04-
-
05.01.2006 в 22:20-
-
06.01.2006 в 01:29Если Вы и так "в курсе")
-
-
06.01.2006 в 02:00-
-
09.01.2006 в 22:27Но комплимент принят))
-
-
20.01.2006 в 12:35Восхитительно.
Очень сильно...