Будничное.

Только вчера Cerebro написал: "Никогда не изменяйте своему парихмахеру, это хуже чем жене. Жене - не так заметно!"©, а уже сегодня moi полностью готов подписаться под этими словами. Только moi таки остался верен рукам дражайшей Ксюши и предпочёл, хм, мучительное двухмесячное воздержание, зато теперь доволен аки слон и блаженно проводит ладонью по коротко постриженному затылку. И всё устраивает, абсолютно! Вот она, верность *наставительно*

---

То, что бесплатный сыр бывает исключительно в мышеловке, - факт общеизвестный и не подлежащий сомнению. Большинство хомо сапиенсов постигает сию нехитрую истину уже в детстве, а если кому-то повезёт (или, наоборот, не повезёт?) - в подростковом возрасте уж точно. С годами человеки всё чаще и всё больше сталкиваются с новыми порциями бесплатного сыра, словно с возрастом открывается некий нюх на сие сомнительное произведение кулинарно-жизненного искусства. При этом, к счастью, с теми же годами постепенно увеличивается условный иммунитет перед соблазном потянуться за бесплатным куском ароматного сыра, а говоря проще, появляется всё больше мозгов, жизненного опыта, какой-то мудрости и т.п.



Большое блюдо передо мной не просто с золотой каёмочкой, но полностью позолочено. И снизу тоже. А такого огромного куска нетронутого сыра я в жизни не видывал. Лежит, зараза ароматная, манит ровнёхонькими красивыми дырочками, так и просит: "Возьми меня! Съешь меня!". А рядом ещё ножик и вилочка, и некто в ослепительно-белых перчатках, в любой момент готовый по мановению руки отрезать аккуратный ломтик сыра и положить его на отдельное небольшое блюдце - тоже позолоченое, между прочим.



...Это ж какая должна быть мышеловища!

Размером с гильотину, наверное.



Риск - благородное дело? О да, дух авантюризма, бурлящая кровь, шанс, вера в удачу, перо птицы цвета ультрамарин и фишка, брошенная на зеро. Иногда бесплатный сыр бывает просто бесплатным сыром, без всяких мышеловок. Иногда. Очень редко. Но бывает. Вот только в данном конкретном случае кусок слишком велик, чтобы можно было ограничиться небольшим риском. Но когда на карту поставлено столь много - увольте, moi предпочтёт духу авантюризма разумный скептицизм. Свет с ним, с сыром этим. Дантист ещё неделю запретил moi кушать твёрдое.

---

Вуайеризм и реформа видения в XVIII веке.

Картину Жана Оноре Фрагонара «Качели, или Счастливые случайности качелей» (Jean-Honore Fragonard «The Swing», 1767, Wallace Collection, London, England) принято считать образцовым примером галантной живописи. В самом деле, здесь есть все признаки галантного жанра: дама и кавалеры в парке, пикантный сюжет, амуры и т. д. Однако, как я постараюсь показать ниже, эта картина Фрагонара занимает ключевое место не только в истории галантной культуры XVIII века, но и в истории визуальности и напрямую связана с просветительской реформой видения.

Программа «Качелей», составленная заказчиком, бароном Сен-Жюльеном, известна со слов Габриэля Франсуа Дуайена, исторического и религиозного живописца, к которому первоначально обратился Сен-Жюльен. Рассказ Дуайена в передаче Колле таков: “Поверите ли, - сказал мне Дуайен, - через несколько дней после появления в Салоне моей картины «Святая Женевьева» один знатный человек послал за мною, чтобы заказать мне картину... Он был в своей «холостой квартире» со своей возлюбленной... Он начал с любезностей и похвал, а кончил, сообщив, что мечтает заказать мне картину... «Я желал бы, чтобы вы изобразили мадам (указывая на свою любовницу) на качелях, которые раскачивает епископ. А меня вы поместите таким образом, чтобы мне были видны ноги этого прелестного создания; и чем более вы захотите внести веселости в этой произведение, тем будет лучше». Признаюсь, - говорил Дуайен, - что это предложение, которого я никак не должен был ожидать ввиду характера мотива, лежащего в его основе, сначала меня смутило и заставило буквально оцепенеть. Я, однако, оправился достаточно быстро, чтобы ответить почти сразу: «Ах, мсье, надо добавить к вашему замыслу туфельки мадам, взлетевшие в воздух и подхваченные амурами»”.

В конце концов, Дуайен отказался от заказа, рекомендовав вместо себя Фрагонара. На картине Фрагонара епископ превратился в некоего молодого человека, но сам заказчик действительно изображен в той позе, которую и хотел. Туфелька (правда, одна) действительно летит в воздух, однако амур ее не подхватывает. Но амуры все же есть - в виде парковых скульптур: амуры с кувшином и «Грозящий амур» Фальконе.

Тема качелей в XVIII веке имела свою иконографию. Приведем только два примера, предшествующий и последующий картине Фрагонара.

На «Качелях» Френсиса Хеймана (Francis Hayman «See-Saw», 1741-1742, Tate Gallery, London, UK) также изображена сцена в парке - несколько юношей и девушек качаются на качелях. Однако трактована сцена совсем по-другому, чем у Фрагонара. Главная деталь пейзажа - руина крепостной башни - придает сцене драматический характер. Девушка на качелях не веселится и не кокетничает, как у Фрагонара, - ей стало дурно, кажется, потому, что молодой человек раскачал ее слишком высоко, она падает в обморок; другие персонажи в ужасе вздымают руки. Трагическую трактовку сцены объясняет заказ.

«Качели» Хеймана - одна из картин, заказанных членам группы «Сент-Мартинс Лейн» Джонатаном Тайерсом, управляющим увеселительного сада Воксхолл. Они были предназначены для украшения павильонов, в которых публика обедала. Большинство картин должны были напоминать зрителям о скоротечности человеческой жизни и мимолетности молодости и веселья. Качели выступают в этом случае как метафора ненадежности и нестабильности жизни, а руины свидетельствуют о тщетности человеческих усилий создать величественный и безопасный антураж.

Другой пример – «Качели» Франсиско Гойи (рисунок из Мадридского альбома № 21). Здесь галантная сцена также трактована как драма. Мужчина вздымает руки, а женщина, хотя и кокетлива, но мечтательно смотрит в сторону. В.Н. Прокофьев связал этот рисунок с другим - на обороте, где маха встречается с офицером: «Не это ли причина столь бурного расстройства чувств мужчины с лицевой стороны листа?».

Как у Хеймана, так и у Гойи изображена галантная ситуация, но в обоих случаях она не допускает вуайеризма. Качели Фрагонара и их программа, напротив, это, по существу, манифест вуайеризма - одной из самых популярных в XVIII веке техник наблюдения. Она определялась словом curiosite (любопытство): антиквар с любопытством изучал древности-курьезы, а влюбленный - предмет своей страсти, который в конечном итоге также оказывался курьезом. Атрибутом вуайера был лорнет (или лупа), который, с одной стороны, позволял тщательно разглядеть предмет, а с другой вуалировал откровенную сексуальность сцены.

Лорнет принадлежит к сфере оптики, которая вследствие моды на науку приобрела в XVIII веке широкое распространение. Микроскоп из научного прибора, с помощью которого добывалась информация, превратился в предмет массовой культуры, предназначенный для развлечения. Разглядывание в микроскоп воспринималось как своего рода путешествие в terra incognita. Увидеть то, что не видимо «невооруженным глазом», означало увидеть невиданное, то есть курьез.

Оптическими приборами непременно пользовались и антиквары. Лупа была необходимым инструментом для тщательного разглядывания произведений искусства. Коллективное разглядывание и обсуждение произведений искусства - это типичная для XVIII века форма социальной деятельности. Через исследование вещей и разговоры о них собственно и происходила процедура просвещения. Лупа часто изображалась на портретах антикваров и в карикатурах на антикваров. Например, на картине Шардена «Обезьяна-антиквар» (1740, Шартр, Музей изящных искусств), исполненной в жанре «сенжери», обезьяна в лупу разглядывает античную монету.

Один из самых хрестоматийных портретов антиквара с лупой - картина Йохана Цоффани «Трибуна в Уффици» (1772-1778, Виндзорский замок). В правой группе один из персонажей - некий мистер Уилбрахамс - смотрит в лупу на статую Венеры Медичи. Но лупа здесь - не только инструмент для тщательного и «возвышенного» изучения искусства, но и намек на эротические цели Grand Tour: изображенные на картине любители древностей, как и большинство английских путешественников того времени, отправлялись в итальянское путешествие не только для того, чтобы дополнить свое образование, но и в поисках любовных приключений. В частности, рядом с мистером Уилбрахамсом - человеком с лупой - стоит сэр Джеймс Брюс, известный в «туристическом» сообществе Италии тем, что «наводил ужас на женатых мужчин и был перманентным любовником». Тем самым, появление лупы превращает картину из группового портрета, написанного в жанре «сцены собеседования», в сатиру на нравы английских путешественников в Италии.

Подобные сатирические изображения, в которых лупа обозначала скрытую сексуальность сцены, также были очень популярны. На акварели Томаса Роуландсона «Знатоки» (ок. 1790, Нью-Хейвен, Центр британского искусства, собрание П. Меллона) три любителя искусства рассматривают еще не законченную картину «Сусанна и старцы». Тут же стоит и художник с палитрой в руках. Один из знатоков смотрит на картину в лорнет. Акварель Роуландсона можно назвать квазиметафорой вуайеризма: знатоки, смотрящие на картину, и старцы, изображенные на картине, занимаются одним и тем же - подглядыванием.

На другой карикатуре Роуландсона «Красавица и знаток» (1800, Виндзорский замок) старый ловелас цинично разглядывает в лорнет уже не произведение искусства, а саму «натуру» - молодую женщину. Здесь представлена типичная вуайеристская ситуация и иерархия взаимоотношений: мужчина - ловелас и развратник, а женщина - невинный и пассивный объект его страсти и пристального, через увеличительное стекло, наблюдения.

Самой знаменитой сатирой такого рода является картина Пьетро Лонги «Урок географии» (Pietro Longhi «La lezione di geografia», ок. 1752, Querini Stampalia Foundation Museum, Venice). Учитель географии, обучающий широкому, всеобъемлющему взгляду на мир (что засвидетельствовано различными атрибутами его профессии: на столе - глобус, рядом на полу - раскрытый географический атлас, на полках - множество фолиантов), внимательно обследует свою воспитанницу в лупу. От антикваров его отличает лишь объект наблюдений. Но сам метод наблюдения - вуайеризм - остается тем же.

Однако взгляд через лупу не всегда давал желаемый результат. Вооружившись необходимым для наблюдений инструментом, вуайер мог видеть лишь фрагмент и был не способен обозреть целого. Особенно характерен и важен в этом смысле офорт Гойи «Он даже и так не разглядит ее» (Francisco de Goya «Ni asi la ditigue» из серии Капричос, 1799, № 7). Тема этого офорта - обман, который скрывается за естественностью и который невозможно разглядеть даже в лорнет. Текст Гойи гласит: «А как же ему распознать ее? Чтобы узнать ее как следует, мало лорнета. Нужен здравый смысл и жизненный опыт, а этого-то и недостает нашему бедняжке».

Молодой модник знакомится с юной особой и приближает к ее лицу лорнет. Однако близкое «обследование» дамы с помощью лорнета не позволяет ему заметить как раз то, что должно бросаться в глаза даже издалека - перед ним блудница, которая по принятым тогда правилам профессии одета в платье выше щиколотки, - она показывает каблуки, что является издалека видимым сигналом-приглашением. Гойя иронизирует не только над вуайеризмом как таковым (чем внимательнее смотришь, тем меньше видишь), но и над собственными зрителями. Ведь Капричос, как и другие альбомы с гравюрами, предназначались для любопытствующих коллекционеров, которые рассматривали их в своих кабинетах, где, как правило, находились лупы и другие приборы для тщательного изучения гравюр: рассматривание Капричос в лупу позволяло увидеть мелкие детали и штрихи, но не помогало в понимании сути серии.

Подобным образом на картине Антуана Ватто «Вывеска Жерсена» (Jean-Antoine Watteau «L'Enseigne de Gersaint», 1720-1721, Charlottenburg Palace, Berlin) чета любителей искусства изучает вблизи большую картину, которую следовало бы осматривать на расстоянии. Мужчина, естественно, разглядывает группу обнаженных нимф.

Фрагментарный и поверхностный взгляд через лупу является ни чем иным, как оптическим обманом. Собственно поэтому лупа как атрибут вуайера и стала объектом критики и сатиры. Но эти сатирические образы затрагивают ключевую для эпохи Просвещения тему: знание и его визуализация. Сама концепция «просвещения» подразумевала способность приобретать знания, проникая сквозь оболочку внутрь вещей, - то есть видеть невидимое. Соответственно, социальная и нравственная реформа была для просветителей в большой степени реформой видения.

Предлагая реформу видения, просветители полемизировали с теоретиками рококо, которые считали, что искусство - это «приятный обман зрения». Обман достигался в том числе и с помощью зеркал и других отражающих свет поверхностей - шелк, инкрустация, фарфор, бронза, восточные лаковые предметы и т. д. Когда свет отражался от всех этих предметов, которые заполняли рокайльные интерьеры, возникал эффект мерцающего освещения - «ряби в глазах» (papillotage), который не позволял глазу сфокусироваться на предметах. Возникал фиктивный мир, в котором существовало не только искусство, но и само общество, прикрытое париками и спрятанное за масками: улицы и общественные места были местами для представлений, актерами которых оказывалась сама публика - смысл этого спектакля в том, чтобы быть наблюдателями и наблюдаемыми одновременно.

Подобное вуайеристское отношение к жизни высмеял в своем знаменитом рисунке «The Exhibition “Stare'” Саsе» (ок. 1800, Нью-Хейвен, Центр британского искусства, собрание П. Меллона) Томас Роуландсон. Люди света, в основном дамы, пришедшие на выставку Королевской академии в Сомерсет-Хаусе, но скатившиеся по спиральной лестнице, показаны в «несветских» непристойных позах с задравшимися юбками. За сценой с восторгом наблюдают несколько пожилых джентльменов, кто-то надев линзы, а кто-то хлопая от радости в ладоши. Название рисунка построено на игре слов: «stare» (таращить глаза) и «stair», «staircase» (лестница). Роуландсон нарисовал сатиру на высшее общество, которое приходит на выставку не для того, чтобы смотреть искусство, а для того, чтобы смотреть друг на друга. Вместе с тем, по точному замечанию современного исследователя, мы, зрители, поставлены в достаточно двусмысленную ситуацию: то ли нам следует рассуждать о нравственном падении высшего света, к чему призывает Роуландсон, то ли разделить вуайеристский восторг публики.

Просветители ратовали за отказ от маскарадности, искусственности галантного века и возвращение к неприкрытой реальности, которую нужно демонстрировать и, соответственно, видеть. В отличие от рокайльного видения, которое приводило к «обману зрения», просвещенное видение должно было давать истинные знания о предмете. В этом смысле центральным местом эпохи Просвещения была больница - место лечения, изучения, обучения и, в первую очередь, наблюдения. С конца XVIII века в медицине преобладает принцип, согласно которому медицинское знание формируется у постели больного - при постоянном наблюдении за болезнью. Тело больного оказывается источником знания, а анатомия и хирургия (расчленение тела) - парадигмой метода исследования.

Оптические приборы в XVIII веке служили для развлечения публики, медицина же обратилась к практическому методу проникновения внутрь - вскрытию трупов. Впрочем, анатомическое изучение тела многим напоминало действие увеличительного стекла. Так, по мнению французского хирурга П.Н. Жерди, анатомия, подобно лупе, позволяла увидеть мельчайшие детали, приоткрывала то, что было скрыто, замаскировано кожей, благодаря анатомии вещи становились более ясными. Но в отличие от оптических приборов, анатомия превращала тело в прозрачную материю, она позволяла видеть то, что лежит в глубине, то, что невидимо, - в то время, как раньше врач рассматривал больного как бы издалека, видя лишь поверхностное. Болезнь (то есть - истина) обнаруживалась в глубине тела. Французский врач К. Биша писал: «Вскройте несколько трупов: вы сразу же увидите, как исчезнет темнота, рассеянная лишь одним наблюдением».

В отличие от медицинского взгляда, проникающего вглубь вещей, вуайеризм, хотя также был техникой наблюдения, заключал в себе двойственность. С одной стороны, подсматривание, «взгляд украдкой», был способом поиска истины, синонимом правдивого взгляда на природу (об этом писал, в частности, Хогарт), но с другой, разглядывание в лупу приводило к обману, что, впрочем, не отменяет важности вуайеризма для истории визуальности эпохи Просвещения.


©По материалам книги Н.Ю. Молока «Из истории классического искусства Запада».
Jean-Honore Fragonard «The Swing» - The Art Renewal Center
Francis Hayman «See-Saw» - Tate online
Pietro Longhi «La lezione di geografia» - www.paleani.net
Francisco de Goya «Ni asi la ditigue» - www.okarina.km.ru
Jean-Antoine Watteau «L'Enseigne de Gersaint» - Арт галерея Arttrans

@темы: Art, И дольше века...

---

От Веги в качестве своеобразного презента получил расчудесный аватар. И пусть это не я, а скорее мой персонаж из одной ролевой игры в свои юные годы, но... но... Но - ах, как очаровательно! Буду носить.



Благодарю *улыбнулся*

@темы: RPG

---

У каждой ночи свой особенный запах. У каждой - свой вкус, ощущение, голос и способ завлечения еженощных жертв в сети Морфея.



Одна из них подобна тонкокрылой фее, несущей на кончиках пальцев аромат расцветающего жасмина,

другая - пышноволосой ведьме, хранящей на своём поясе многочисленные мешочки, узелки и подвязки с небывалыми ингридиентами для неназываемых зелий,

третья - остро характерной женщине-вамп со взглядом ненасытной любовницы, готовой в любое мгновение протянуть руки навстречу и привлечь в свои страстные объятия,

четвёртая - самой мадонне со взглядом всеобщей матери, с целомудренно прикрытыми мягкими волосами и улыбкой, тепло которой почему-то напоминает парное молоко,

пятая - девчонке из соседнего подъезда, той самой, на которую ты когда-то давно смотрел, не понимая, как из просто подруги по совместным играм она вдруг выросла в не твою взрослую девушку,

шестая - выходящей из пены морской Афродите, в волосах которой запутались игривые солнечные лучи,

седьмая - яростной валькирии, с обнажённого меча коей капает прямо на пол, глухо шлёпаясь о линолеум, чья-то ещё не успевшая остыть кровь,

восьмая - первой учительнице,

девятая - последнней любовнице,

десятая - уборщице с работы тёте Глаше,

одиннадцатая - Лукреции Борджиа,

двенадцатая - птице цвета ультрамарин,

тринадцатая - Наташе Ростовой, которая, конечно, дура,

четырнадцатая - той самой голубоглазой медсестричке, которая подавала дантисту шприц с анестезией,

пятнадцатая - королеве Маб,

шестнадцатая - так и не повзрослевшей Венди,

семнадцатая - деве Озера,

восемнадцатая - Леди Годиве,

девятнадцатая...

тридцатая...

пятьдесят вторая...

сто двадцать девятая...

Все они по-своему ведьмы, все по-своему грешницы и невинные девы.



И moi распахивает настежь окно, впуская в комнату запах позднего марта, выключает свет, переодевается, расстилает постель - и ночь Большого Перекрёстка и Трудного Выбора мягко опускает на плечи свои прохладные ладони с длинными тонкими пальцами, которые кажутся такими хрупкими, что moi опасается даже взять их в свои руки, но лишь только чуть повернуть голову, чтобы коснуться пальцев губами, увидеть еле заметную улыбку на бескровных устах ночи, услышать её тихое пожелание добрых снов и позволить увлечь себя к постели.

@темы: Verborum caterva

---

Последнее время moi часто видит себя с тёмными провалами вместо глаз.

Сперва - в мутном стекле двери вагона метро с середины прохода. Впрочем, с учётом того, насколько плохое у moi зрение, это вряд ли могло бы удивить, если бы не повторилось с куда более близкого расстояния. Потом - в не менее мутном стекле притормозившей рядом с moi маршрутки. После этого - во сне. Нет, вернее будет сказать "во снах", ибо при всех отличиях каждого из них одна черта проходила чётко: если в картине сна присутствовал moi, у него вместо глаз были тёмные провалы. Не такие, которые можно увидеть в черепе, не пустые. Скорее провалы в нечто - тёмное, нематериальное, необъяснимое, но при этом существующее.

Ну и напоследок три дня назад поутру, придя в ванную умываться, подняв взгляд на зеркало, moi увидел то же самое, что преследовало его во сне: тёмные провалы вместо глаз.

Специфическое ощущение, надо признать.

@темы: Ловец снов

---

20.00 - 23.50. Злое.

Абсолютно неинтересные сердитые излияния, которые moi сам не знает, зачем пишет. Для выплеска накопившихся негативных эмоций, должно быть. Был бы ещё хоть толк какой.

Если что-нибудь и вызывает в moi неизменно регулярные приступы здорового раздражения, так это наша домашняя локальная сеть. То кто-то новаторствует, забыв предупредить об этом и потом приходится методом научного тыка или раззванивания по соседям узнавать, а что, собственно, произошло; то просто тупо подвисает, то... Достаточно было на полминуты рубануться свету, чтобы полетело всё - и сама сеть и, соответственно, подключение к интернету. И всё бы ничего, если бы можно было связаться с админом сети, объяснить, мол, так и так, узнать, где что полетело и что надо сделать, дабы всё снова заработало. Ан нет. Админ (!) совершенно не в курсе, у кого стоит свич в пятом подъезде, где, собственно, moi обитается, более того, он не знает номера телефона даже того человека, кого ошибочно считает смотрителем этого свича, и вообще советует подождать до завтра и обойтись без интернета. Всё через задницу, pardon за мой не французский, всё через неё, родимую. А вообще махнул бы moi уже давным-давно на это всё рукою, если бы не откровенно дешёвый интернет.

@настроение: Evil

---

"стишное" настроение.

Творчество Омара Хайяма (1048-1123) - удивительное явление в истории культуры народов Средней Азии и Ирана, всего человечества. Его открытия в области физики, математики, астрономии переведены на многие языки мира и имеют историческое значение. Его «жалящие как змея» стихи до сих пор покоряют своей предельной ёмкостью, лаконичностью, образностью, простотой изобразительных средств и гибким ритмом. Философия Омара Хайяма сближает его с гуманистами эпохи Возрождения («Цель творца и вершина творения – мы»). Он ненавидел и обличал существующие порядки, религиозные догмы и пороки, царившие в обществе. Однако часто Хайям впадал в пессимизм и фанатизм, что было широко распространено в средневековье и особенно на востоке. Этот мир считался временным и преходящим. Богословы и философы того времени придерживались того мнения, что вечную жизнь и блаженство можно найти только после смерти. Всё это не могло не найти своего отражения в творчестве Омара Хайяма. Однако поэт также любил и реальную жизнь, протестовал против её несовершенства и взывал наслаждаться каждым её мигом, невзирая на то, что существующие нравы и инквизиция не разделяли и преследовали подобные взгляды на жизнь. Рубаи Омара Хайяма - классика средневековой восточной поэзии, которая и по сей день привлекает к себе всех ценителей мудрого слова.

©

Moi особенно по душе:

Покоя мало, тягот не избыть,
Растут заботы, все мрачнее жить...
Хвала творцу, что бед у нас хватает:
Хоть что-то не приходится просить.

Увы, неблагосклонен небосвод!
Что ни захочешь - все наоборот.
Дозволенным господь не одаряет,
Запретного - и дьявол не дает.

Меняем реки, страны, города…
Иные двери… Новые года…
И никуда нам от себя не деться,
А если деться - только в никуда.

Лучше пить и веселых красавиц ласкать,
Чем в постах и молитвах спасенья искать.
Если место в аду для влюбленных и пьяниц,
То кого же прикажете в рай допускать?

Ты при всех на меня накликаешь позор;
Я безбожник, я пьяница, чуть ли не вор!
Я готов согласиться с твоими словами.
Но достоин ли ты выносить приговор?

И сиянье рая, и ада огни -
Мне мерещились на небе в давние дни.
Но Учитель сказал: "Ты в себя загляни -
Ад и рай, не всегда ли с тобою они?"

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Если мельницу, баню, роскошный дворец
Получает в подарок дурак и подлец,
А достойный идет в кабалу из-за хлеба -
Мне плевать на твою справедливость, творец!

Милосердия, сердце мое, не ищи,
Правды в мире, где ценят вранье, - не ищи.
Нет еще в этом мире от скорби лекарства.
Примирись - и лекарств от нее не ищи.

Цель вечная движенья миров вселенной - мы.
В глазу рассудка ясном зрачок мгновенный - мы
Похож на яркий перстень летящий круг миров.
На перстне этом быстром узор нетленный - мы.

Ты в игре королева. Я и сам уж не рад.
Конь мой сделался пешкой, но не взять ход назад...
Черной жмусь я ладьею к твоей белой ладье,
Два лица теперь рядом... А в итоге что? Мат!

Наполнив жизнь соблазном ярких дней,
Наполнив чашу пламенем страстей,
Бог отреченья требует? Вот чаша,
Она полна. Нагни и не пролей!

©Омар Хайям
+
Хайям на Википедии.
Омар Хайям. Рубаи.
Биография, легенды и др.

@темы: И дольше века..., Цитаты

---

Трамвай, подходя к своей конечной остановке, скрипел рельсами так удивительно похоже на тот звук, что рождается из-под колёс поезда, когда он проходит тот участок, где от основной полосы рельс в сторону отходит другая, - так похоже, что просто зубы свело, пахнуло ветром перемен, а под ногами заскрипел песок дороги по имени Куда-Нибудь. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Не потому что здесь так уж совсем нестерпимо (нет-нет, ни слова про политику!), но оттого, что необходимость двигаться куда-то, идти, лететь, ехать, бежать в конце концов - где-то глубоко внутри. Кипит в венах, скользит по позвоночнику опаляюще-ледяной волной, щекочет пятки и подталкивает в спину, как будто шепча на ухо ежесекундно: "Иди, иди, ну же!". И хочется прямо сейчас сорваться, наплевав на всё и вся...



Я очень не хочу пустить корни.

Это не моё. Настолько не моё, что почти пугает при одной только мысли о.

@музыка: Mylene Farmer - California

@темы: Внутри

---

лытдыбрическое

А вообще чудненько. Сходил, называется, к врачу.

Три дня moi будет кушать кашки, пюрешки, йогуртики-шмогуртики и даже не смотреть на солёное, острое и кислое... Короче говоря, всё, что moi так нежно любит, ему нельзя. А можно - то, что он не может терпеть. И как назло, хочется мяса со специями да поострее.

Три дня в аду, отсчёт пошёл.

*мрачно*

---

В дополнение к некогда выложенной Вегой весьма интересной информации об Эросе в Древней Греции нашёл ещё немного по близкой теме:

Женщина в древнем мире.

Женщина в древнем мире.

Мужчина в древности критически смотрел на свою жену, но влюбленно - на свою подругу или на чужую женщину. Вавилонянин, посещая чужую женщину в храме, называл это «возвышением сердца». Особого рода «возвышение сердца» происходило в праздник Нового года, когда он приходил к величественному семиступенному святилищу Мардука, благоговейно, затаив дыхание, наблюдал церемонию «священного брака» царя с верховной жрицей, происходившую на верхнем этаже, и сам мог за плату повторить ту же церемонию с храмовой рабыней. Под «возвышением сердца» он понимал молитву, культ н жертву деятельной любви.

Восточный человек, интенсивный и страстный в жизненных проявлениях, требовал, чтобы религия заботилась не только о его духе, призывая почитать высшие силы, но и о его чувствах, способствуя общению с божественным. Жизнь коротка, трудна и мучительна, будущее темно, поэтому надо радоваться редким часам праздника с пением, танцами и «возвышением сердца».

Эпос о Гильгамеше, возникший около четырех тысяч лет назад, содержит такой совет:
Наполняй свое чрево, день и ночь наслаждайся,
Пусть каждый день тебе будет праздником радости...
Пусть будет счастлива каждая женщина на твоей груди,
Ибо в этом — радость людей...
Гильгамеш воздал богатую дань земной и небесной любви, последней - в храме Урука. В Малой Азии и в Израиле храмовые рабыни имели общее название «посвященная богу»; в Греции их называли «иеродулы».

Считалось, что храмовые блудницы могут цивилизовать человечество посредством любви. Гильгамеш нанял такую «посвященную», чтобы научить дикаря Энкиду морали, приличиям, приобщить с помощью ее любви дикаря к культуре людей. Умирая, Энкиду проклинает женщину за эту услугу, которую она оказала ему против его желания. В ответ бог Шамаш упрекнул его, сказав, что он не понял истинную суть «посвященной» служительницы, ибо культовая проституция означала жертвенную отдачу божеству; общавшийся с этими женщинами тем самым служил божеству. Это и было «возвышением сердца».

Для религии не существует вопросов, лишь абсолютная готовность верить и служить. В Вавилоне имелись специальные храмовые школы, в которых девушки учились выполнению своих специфических обязанностей и задач, получая уроки танца, пения, игры на струнных инструментах, культовых ритуалов, а также искусства любви. Благодаря такой подготовке они высоко ценились. Богини Ипапа, Пинту, Иштар, Апат и другие также именовались почтительным словом «небесные иеродулы». В Вавилоне были богатые иеродулы из лучших семейств; они могли выходить замуж и получать статус законных жен. Но, будучи «посвященными», они не имели права рожать детей. Для этой цели они либо приводили к мужу служанок, либо усыновляли детей.

Нельзя судить сакральную проституцию и наивно раскованную чувственность посетителей храма по меркам современной морали. И. Зейберт в книге «Женщина на древнем Ближнем Востоке» поясняет это подробнее: «То, что в сфере влияния христианской религии считалось "греховным", а именно половое удовольствие, в древневосточных религиях связывалось с самой природой. Половое соединение считалось культовым священным действием и в своем сакральном значении не предполагало ничего непристойного или аморального. Религия, представлявшая богов в антропоморфном виде - они и ведут себя как люди, в том числе и по части любви, полового желания, - находила место и для сексуальности, причем с такой открытостью, какую сейчас нам трудно представить. Житель древнего Востока говорил о любви и зачатии у богов и людей без робости, и без моральных опасений, в соответствии со своими специфическими, совершенно естественными представлениями».

Примерно за девять тысячелетий до нашей эры, когда еще не существовало письменности, человек начал без ложной стыдливости изображать культовое «возвышение сердца», чтобы магически способствовать плодовитости человека, плодородию животных и растений.

На бронзовой табличке, которая сейчас находится в Берлинском Государственном музее Передней Азии, изображено культовое объятие. «Посвященная» девушка лежит на каменном алтаре примерно 80 сантиметров высотой. Ноги ее покоятся на плечах стоящего перед ней мужчины, который совокупляется с ней, держа ее за руку и бедро. Следует обратить внимание: она лежит на алтаре! Он исполнен сознания, что на алтаре совершается священнодействие. По-видимому, любовный акт совершался в таинственном полумраке, сопровождаемый музыкой и песнопением. При этом посетителя называли нежно «женихом» богини или ее представительницы. «Я хочу украсить ложе свое и себя, - говорится в одной шумерской культовой песне. - Он положит свои руки в мои, он прижмет сердце свое к моему. Рука в руке - сон его так отраден, сердце к сердцу прижато - упоенье так сладко...»

Высшие жрицы были знатного происхождения, иные даже из царского дома. В Южной Аравии найдены стелы с надписями, которые свидетельствуют, что вожди племен посвящали своих жен и дочерей в верховные жрицы и невесты бога. Низшие служительницы храма набирались из числа подкидышей или обедневших, женщин, не сумевших расплатиться с долгами, и девушек средних и низших слоев населения. Исследователям теперь известно, в какой мере бедность была причиной проституции, как храмовой, так и обычной.

В одном вавилонском тексте 550 г. до н. э. вдова Банатиннин заявляет: «Мой муж умер. В стране голод. Поэтому я отметила обоих своих детей знаком звезды (Венеры) и доверила госпоже. За это она даст им пропитание».

Проститутки и святые.

Проститутки и святые.

Постоянные войны и экономические неурядицы со временем истощили средние слои в Месопотамии. Храм не мог принять всех дочерей обедневших горожан. Получившим отказ приходилось зарабатывать себе на жизнь заурядной проституцией, сбивая храмовые цены и назойливо себя предлагая. Так вскоре стерлись границы между сакральной и обычной проституцией. Детей стало продаваться так много, что обедневшие родители бывали рады, когда могли их задаром отдать в публичные дома или школы, в которых обучали этому ремеслу. Поэтому в сохранившихся документах на эту тему идет речь не о «покупке», а об «удочерении»: «Она должна быть воспитана для проституции, а ее доходы идут ее приемной матери».

Если же ребенок оказывался строптив или убегал, приемная мать имела право продать его в публичный дом, где юную девушку могли побоями принудить к любому извращению. До нас дошли записи знаменитого вавилонского «дома Мурашу», крупного предприятия, которое занималось всякого рода «делами», в том числе, как видно из документов, продавало или предоставляло на время «хороших» женщин и девушек в «публичные дома».

С ростом городов росла бедность, и все больше падали нравы. Вскоре число «публичных» женщин стало уже так велико, что «культовым» проституткам также приходилось выходить на улицы и рынки, чтобы конкурировать с ними. В связи с этим в Ашшуре были изданы законы, которые строжайше запрещали тем и другим под угрозой наказания закутываться в покрывало, как честным замужним женщинам, вводя в заблуждение мужчин. Точно так же ни одна городская жительница не могла выходить на улицу с непокрытой головой, чтобы не выглядеть «свободной» женщиной.

«Уличная свобода», конечно, не та свобода, которой можно было желать. Шумерские документы III тысячелетия до н. э. упоминают два вида «свободных» женщин. Одни - «кто жили на улицах», подобно бездомным собакам, и «при всех позволяли себя покрывать», те, у которых «были толпы мужчин», которые, «как нищенки, ютились в тени стен, готовые к любовным услугам за любую подачку». Другие распутничали тайно и лишь время от времени, обычно же имели вид добропорядочных девушек или женщин.

И те и другие торговали собой за две-три меры ячменя или, как говорит пророк Осия, за две смоквы. Действительно, известны вавилонские «прейскуранты», согласно которым «самые дешевые» девицы могли продать себя за две смоквы или за несколько мелких монет. Не так уж много, но иному мужчине, который, как страстный игрок в рулетку, не умел противиться искушению, это могло в конечном счете стоить жизни. Египетский мудрец Птаххотеп предостерегает: «Всего лишь миг любовной радости, подобный краткому сну, а человек уже во власти смерти. Тысячи сгубили из-за этого свою жизнь: глупеешь в их нежных объятиях, и конец их бывает ужасен». Немногие прислушивались к предостережениям Птаххотепа; причем именно люди старшего возраста, которые, казалось бы, должны стремиться к благоразумию, глупели особенно и волочились за молодыми девицами, «ибо, чем старше кот, тем за более молодыми мышками он охотится». На стареющих проституток не обращали внимания, как они ни красились и ни ухищрялись.

Местом встречи нижних слоев общества были кабачки и постоялые дворы. В кабачке мужчины получали двойное удовольствие: они утоляли здесь и жажду, и похоть. В одной шумерской песне поется: «О боже, как сладко питье юной девы, как сладко ее лоно, сладко, как опьянение...»

Среди всех содержательниц питейных заведений древнего мира самая знаменитая - ханаанеянка Раав из Иерихона: она спрятала в своем заведении у городской стены двух израильских соглядатаев. Один рабби в Талмуде восхваляет ее двойственную природу: хотя Раав «ослабила тысячи мужчин распутством и плохим вином, но две души (соглядатаев) она спасла, и потому ее надо причислить к святым».

Девицы «для удовольствия».

Девицы «для удовольствия».

Греческий историк Геродот написал «Историю», причем события мифических времен, по его словам, исключил, ибо трудно проверить, насколько они истинны. Среди прочих мест он посетил также и Вавилон. Правда, ко времени Геродота город уже почти сто лет находился под персидским господством и был мало похож на прежний великий город. По утверждению Геродота, каждая женщина в Вавилоне должна была лишиться девственности в ходе культового ритуала в храме Милитты (то есть Иштар). Это сообщение не подтверждено никем из других античных авторов. Если иметь в виду, что персы сделали более строгими законы о браке и что для Вавилона это был период общественного и экономического упадка, сообщение Геродота должно показаться сомнительным, - возможно, его ввела в заблуждение церемония «священного брака», которую он наблюдал. В любом случае греку не стоило бы слишком возмущаться чужими нравами, ведь в его собственной стране проституция, существовавшая под эгидой государства, достигла, несмотря на расцвет культуры, значительного размаха. Официально греки жили в единобрачии, однако проституция для многих была своего рода отдушиной. Платон даже в государстве будущего предусматривал и приветствовал общение с купленными женщинами, «однако совершаемое лишь втайне». Ему представлялось необходимым сохранить стыд «как непреходящую ценность общественной жизни».

Проститутками (по-гречески «порне») могли быть рабыни или свободные. Исходя из общего убеждения, что «ни один мужчина не может быть верен лишь одной женщине», в посещении публичного дома не усматривали ничего постыдного, жены должны были с этим мириться как с чем-то самим собой разумеющимся. Поэтому не без оснований отец в комедии Менандра «Третейский суд» предупреждает свою только что вышедшую замуж дочь:
Свободной трудно женщине, -
Памфила, знай - тягаться с потаскухою.
Она куда хитрей, куда бесстыднее
И льстит сильней.

Афинский трагик Еврипид влагает в уста Андромахи, супруги Гектора, невеселые слова: «Жена, которая действительно любит своего мужа, должна терпеть соперницу, делая вид, что ничего не замечает».

Сакральную проституцию греки, судя по всему, заимствовали из Малой Азии. Афродита, богиня любви и изобилия, прелести и красоты, видимо, первоначально почиталась там как богиня природы. Одно из имен этой богини было Урания («небесная») и Пандемос («земная», точнее, «всенародная»). Первое имя говорит о далекой небесной царице, второе - о чувственной земной возлюбленной, которой служили тысячи и тысячи иеродул.

Критически настроенные греческие мыслители, у своих жен находившие одни отвратительные стороны, в служительницах Афродиты видели лишь прекрасное, привлекательное; «улыбку, сладостный обман, прелесть и наслаждение, нежность и кротость». Праздник любви в большом храме Афродиты в Коринфе отмечался, по свидетельству греческого писателя Лукиана (II в. н. э.), подобно празднику Осириса в Египте, как праздник «воскресения». Любовь должна была способствовать «воскресению» жизненных сил как в этой, так и в потусторонней жизни. Избытком фантазии торжества в честь животворящей Афродиты превосходили даже египетский праздник воскресения, посвященный оживающему Осирису. При храме Афродиты в Коринфе имелась «для удовольствия» тысяча храмовых рабынь. Изображения прелестных доверчивых храмовых девиц в самых соблазнительных позах украшали многочисленные вазы, которые каждый паломник уносил с собой из Коринфа на память.

Любовь по водяным часам.

Любовь по водяным часам.

Лукиан проклинал сакральную, но защищал обычную проституцию, ибо, по его мнению, «ничто не постыдно, если сам не считаешь этого постыдным». Сакральная проституция порождена религиозным безумием, обычная же проституция - необходимость, в которой повинно общество. В одном из своих «Разговоров гетер» он описывает афинскую семью, обедневшую в результате политического переворота и решившую пожертвовать дочерью - это был единственный выход из нищеты. Кибила, мать, убеждает здесь свою дочь Корипну такими словами: «Никак иначе нам не справиться, милая моя дочь. Когда был еще жив твой отец, лучший медник в Пирее, у нас было всего вдоволь. Но вот прошло два года, как он умер, и дела наши все хуже. Мне пришлось продать его мастерскую за 2 мины, тканьем и чесанием шерсти едва зарабатываю несколько мелких монет, по надолго ли этого хватит? Я отказывала себе во всем ради тебя, растила тебя в надежде, что когда-нибудь ты сможешь помочь нам, мне и себе самой... если ты станешь проводить время с молодыми мужчинами и они станут тебе за это платить».

В качестве образца мать приводит дочери знаменитую городскую гетеру: «Она одевается всегда изящно, со всеми весела и мила, не хихикает почем зря, держится разумно, и всегда на устах ее приятная, сладостная улыбка. С мужчинами она ведет себя умно, читает по глазам всякое их желание и никого не разочаровывает. Никогда она не напивается в обществе, лишь пригубит бокал, еду берет маленькими кусочками, не говорит больше, чем нужно, и смотрит лишь на того, кто ее пригласил».

В другом месте Лукиан говорит о своем личном опыте: «Гетеры лучше порядочных женщин... Тут все честно, по крайней мере знаешь, за что платишь деньги...» Один греческий писатель с большим опытом «ночной» жизни признается: «На мой взгляд, у девиц для удовольствия благороднейший характер: самоотверженностью, душевностью и умом они намного превосходят чопорных и холодных городских женщин». А слова афинянина Эвбула (IV в. до п. э.) звучат просто как реклама: «Знаешь ли ты этих нарядных кобылок Афродиты в легких одеждах, знаешь ли ты, как они ставят сети, как музицируют и выманивают деньги, как в прозрачных одеждах, подобные нимфам у священного источника, встречают они гостей?»

В Риме обитательниц публичных домов звали «lupae» (волчицы), а сами публичные дома назывались «lupanaria». В городе существовали дешевые постоялые дворы. Когда хозяин спрашивал приезжего, желает ли он комнату «с или без», то это означало не «с ванной или без», а «с девушкой или без». На счете постоялого двора, найденном в Помпеях, значилось; за вино - 1/6, за хлеб - 1, за жаркое - 2, за сено для осла - 2 и за девушку - 8 асов. В публичных домах на каждой комнате значились имя обитавшей там девушки и ее минимальная цена. Когда у девушки был гость, она запирала дверь и вешала табличку с надписью «Занято».

До четырех часов заведения открывать не разрешалось чтобы не отвлекать молодых людей от учебы. Большую часть гостей составляли либо очень юные, либо очень старые мужчины; последние предпочитали малолетних девочек. Петроний, знаток римской жизни, любимец Нерона, который называл себя «elegantiae arbiter» (судья тонкого вкуса) и участвовал во множестве оргий пресыщенного общества с Нероном и без него, возмутился, когда стали расхваливать семилетнюю девочку. Сводница Квартилла на его упреки отвечала с вульгарной грубостью: «Что?! Да разве она сейчас младше, чем я была в то время, когда мне впервые пришлось принять мужчину? Да прогневается на меня Юнона, если я хоть когда-нибудь помню себя девушкой! В детстве пришлось иметь дело с ровесниками, потом пошли юноши постарше». Сводница цитирует пословицу: «Кто поднимал теленка, поднимет и быка».

В эпоху, когда воцарился лозунг «Кто не наслаждается, сам не может усладить», потребность в таких заведениях была весьма велика. В Помпеях, где едва насчитывалось 20 тысяч жителей, во время раскопок было обнаружено семь публичных домов, одни из них одновременно служили кабачками, другие - цирюльнями. Причем Помпеи раскопаны еще не до конца. В «Vicolo del Lupanare» можно и сейчас увидеть напоминающие пещеры помещения со сложенными из камня кроватями. На внешних стенах выведены заманчивые надписи: «Для любящих жизнь сладка, как для пчел (в этих ячейках)». На другом публичном доме была надпись: «Hic habitat felicitas» («Здесь обитает наслаждение»).

Любовь по обязанности и любовь для радости.

Любовь по обязанности и любовь для радости.

«Гетеры каждому нужны для радости», - восклицал оратор Демосфен (около 384 - 322 гг. до н. э.) на афинской агоре, обращаясь к судьям в ходе процесса против гетеры Нееры. И под рукоплескания публики продолжал: «Да, для радости; на почтенных женщинах женятся по обязанности, чтобы родить полноправных, законных детей и иметь в доме верную хранительницу».

С развитием культуры появился слой избранных гетер. Это греческое слово означает «спутница», по толкованию Демосфена - «спутница радости». Гетеры играли важную роль в греческом обществе. Они отличались не только изысканной красотой, но и были весьма образованны: разбирались в музыке, литературе, философии, политике и многих других областях. Это были единственные представительницы женщин в сфере культуры. Лаиса из Коринфа была подругой и ученицей Диогена и сама считалась признанным философом; Диотима принадлежала к окружению Сократа и Платона, который с похвалой упомянул ее в «Пире», восславив как жрицу. Леонтион была вдохновительницей эпикурейцев, чье учение вызвало крайнее осуждение «консервативных умов».

Гетера Фрина была обвинена в кощунстве: это она послужила моделью великому ваятелю Праксителю для его Афродиты Книдской. Знавшие Фрину улыбались, глядя на статую Афродиты, а видевшие статую благоговейно смотрели на Фрину. Сотни тысяч паломников, которые молитвенно простирали руки в книдском святилище Афродиты и посылали поцелуи мраморной статуе, вслух восклицали: «Афродита, прекрасная Афродита!» По про себя они шептали: «Как ты прекрасна, Фрина, божественна твоя красота!» Ее защитником на процессе о кощунстве был Гиперид. Когда ему не хватило слов, чтобы ответить на нападки ханжей-обвинителей, он обнажил грудь своей подзащитной и воскликнул: «Вот, посмотрите!» И этим сразу склонил на свою сторону престарелых судей: ослепленные ее красотой, они прекратили процесс. Конечно, это всего лишь замечательный анекдот.

Эпикур (341 - 270 гг. до н. э.), основатель учения о блаженстве, говорит: «Наслаждение есть высшая цель человечества и дается лишь разумной воздержанностью и нравственностью поведения». Он тоже признает, что возникновению его философии способствовала гетера по имени Леонтион. Он хранил ей верность до самой ее смерти и сказал о пей прекрасные слова: «Она живет со мной и во мне».

Менандр, выдающийся комедиограф, также говорил, что не смог бы выдержать пренебрежение критиков и ругань публики, если бы не поддержка Гликеры, его возлюбленной и спутницы жизни. Однажды он пришел домой подавленный после провала премьеры и хотел уже уничтожить все свои рукописи, труд целой жизни. Она без слов протянула ему молоко. Он в раздражении отказался пить, потому что на молоке плавала пенка. Гликера многозначительно утешила его: «Сдуй пенку и наслаждайся тем, что под ней». Это означало: не обращай внимания па поверхность, ценно то, что внутри!

Платон в своем «Пире» обессмертил гетеру Диотиму из Мантинеи. Она обогащала идеями его и Сократа. Почему после всех ученых споров в кругу мужчин именно слова Диогимы были признаны мудрейшими? Потому что она, как женщина, знала, что такое рождение, «ибо всякое творческое стремление к добру и красоте порождается жаждой продолжения жизни. Всякое рождение есть чудо, то есть проявление божественного в человеке, в том числе и когда речь идет о зарождении и становлении в нас нравственности или о познании божественного».

Благодаря Диотиме Сократ пришел к пониманию любви как стремления к прекрасному. Под прекрасным Сократ подразумевал философию. Однако для Диотимы прекрасное было связано прежде всего с сексуальностью. Вот наиболее впечатляющая часть ее объяснения: «Не замечал ли ты, в сколь необыкновенном состоянии бывают все животные... когда они охвачены страстью деторождения? Они пребывают в любовной горячке сначала во время спаривания, а потом - когда кормят детенышей, ради которых они готовы и бороться с самыми сильными, как бы ни были слабы сами, и умереть, и голодать, только бы их выкормить, и вообще сносить все что угодно. О людях еще можно подумать... что они делают это по велению разума, но в чем причина таких любовных порывов у животных?» Эрот, греческий бог любви, для нее - изначальная космогоническая сила. Его возлюбленная, дополняющая его, - это Психея («душа»). Поэтому для Диотимы Эрот олицетворяет стремление к формированию души и ума, потребность продолжения в прекрасном.

В платоновском «Пире» Диотима далее говорит: «Все люди беременны как телесно, так и духовно, и, когда они достигают известного возраста, природа наша требует разрешения от бремени. Разрешиться же она может только в прекрасном, но не в безобразном». И добавляет: «Соитие мужчины и женщины есть такое разрешение».

Есть предание, что Диотима, имя которой по-гречески означает «Богобоязненная», в 429 г. до и. э., во время вспышки чумы, вымолила отсрочку болезни для афинян и была за это сделана жрицей.

В те времена самостоятельность, образование, возможность развивать свои способности были доступны лишь такой женщине, у которой хватало мужества жить свободно, отказавшись от священного ритуала брака. Она противостояла давлению общества и обеспечивала себе средства к существованию, лишь торгуя собственным телом. Женщина, стремившаяся к законному браку, желавшая жить обеспеченно, то есть без материальных забот, вынуждена была оставаться бесправной и необразованной. Для нее у греческих писателей и философов находились только слова насмешки и презрения, тогда как для гетер, напротив, - слова величайшего восхищения.



©По материалам книги Е. Вардимана «Женщина в древнем мире».

@темы: И дольше века...

---

Мы - те, кто мы есть.

Не больше и не меньше.

@темы: Verborum caterva

---

Будничное - обрывками.

Moi настолько привык, что пятница знаменует собой окончание трудовой недели и долгожданный приход двух выходных, когда можно не только замечательно выспаться, но и потратить на дела первой необходимости не несколько вечерних (или украденных у сна ночных) часов, а целый день, - что следующая за нынешней пятницой рабочая суббота напрочь выбила из ритма. Как по мне, так лучше бы не было этого злосчастного переноса, предоставившего возможность благодаря 8-му марта отгулять четыре дня подряд; лучше бы moi в пятницу девятого вышел на работу, чем сейчас, вечером, долженствовавшим быть прекрасным, чудным, затянувшимся далеко заполночь без необходимости подскакивать следующим утром по звонку будильника, осознавать: завтра надо на работу... Долой рабочие субботы!





Последнее время с удивительным постоянством, невольно навевающим мысли о неслучайности всяческих случайностей, moi встречает на улице по пути куда-то откуда-то знакомые и полузнакомые лица. Обычно moi не слишком приглядывается к лицам спешащих навстречу прохожих (исключая "охотничье" настроение, а также случаи, когда передо мной оказываются из ряда вон выходящие образцы рода человеческого), поэтому когда кто-то из таких людей неожиданно здоровается, moi почти всегда нуждается в двух-трёх мгновениях, чтобы осознать, кто перед ним стоит. Так уж вышло, что упомянутое выше последнее время подкидывает встречи именно с полузнакомыми людьми, мимо которых moi бы не задумываясь прошёл, если бы они сами не сказали дежурное "здравствуйте". Самое забавное, что 90% этих полузнакомых - иностранцы. Китайцы, турки, корейцы, арабы, чёртова уйма американцев и более мелкой шушеры, с которой moi так или иначе сталкивается по работе. И так выходит, что чуть ли не второй встречный турок - здрасьте, каждый пятый китаец - добрый вечер, а уж про американцев moi вообще молчит. Благо, последние хотя бы по большей части передвигаются за рулём. Самое забавное в таких случаях - это когда moi идёт по улице не один, а в чьей-то компании. Как, например, на днях, когда, будучи в компании одной знакомой, встретил в городе малознакомого, но более-менее узнаваемого турка. "Красавэц мущина", имени которого moi в упор не помнит, поздоровался и улыбнулся, а когда мы разминулись, знакомая едва не оторвала moi рукав лабсердака, ноя: "Инори-и-и, а кто это был? Инори-и-и, а откуда у тебя та-а-акие красивые знакомые турки? Инори-и-и, а познакомь!". И ведь, по сути, moi ведь знает в лицо не так уж много живущих здесь иностранцев. Десятка три-четыре от силы. Но почему-то встречаются именно они! Может, это просто весна так на них действует?





Кстати, о весне. Мартовские коты прочищают глотки, готовясь запевать свои традиционные песни, кого-то уже начинает нещадно веснить, тру-ла-ла, весна, романтика, гормоны, цветочки, свидания, девушки в коротких юбках... А для moi весна - начало сезона головных болей, тепла, которое неумолимо напоминает о том, что лето может быть более жарким, нежели moi способен вынести без вреда здоровью, мозгам и чувству прекрасного... Ах да, ещё авитаминоз. У moi он проявляется в сверхутомляемости: если половину осени и почти всю зиму moi жил в режиме сна три часа в сутки, и при этом чувствовал себя вполне сносно, а порой даже очень неплохо, то последнее время спит едва ли не по девять часов, при этом просыпаясь с таким ощущением, будто всю ночь на нём дрова возили или проводили испытание новейшей разработки в области мухобоек. Весна, в сущности, ещё не успела наступить, а moi уже мечтает об осени.

@музыка: Erik Karol - Artisto Tango

---

На правах рекламы...

Форумная ролевая игра “Vedi Napoli”.







Игра предполагает наличие исторических и псевдо-исторических реалий.

Место и время действия - Неаполь, 1752 год.

Королевством правит Карл III Бурбон. Расцвет рококо и интриг. Секреты тайной канцелярии, убийства, шпионаж. Аристократы, куртизанки, авантюристы.

Объявлены вакансии на следующие роли:

• Глава Тайной Канцелярии.

• Герцог Чезаре Мидоллини.

• Маркиза Паола Порпорино.

• Служащие и агенты Тайной Канцелярии.

• Аристократия, придворные, горожане.

По вопросам участия в игре и получения ролей обращаться:

u-mail Bautista, icq: 219252428.

@музыка: Cirque du Soleil - Querer

@темы: RPG

---

Раз уж речь о карнавале...

Jean-Claude Campana родился в 1941 году. Известен он с 1972 года как автор многочисленных настенных фресок. Знатоки творчества художника шутят: если вы не знаете, что делать со стеной за вашим диваном, непременно обратитесь к Campana.

Влюблённый в Венецию, художник отправлялся в этот город по меньшей мере два раза в год, не расставаясь со своими зарисовками и акварелями. По возвращении в свою мастерскую Экс-ан-Прованс, он доводил зарисовки до толка, красил на ткани, работал с маслом, в итоге получая прозрачность красок и магические цвета, которыми отличаются все его работы.

Венеция Campana – не некая условная Венеция, но скорее Венеция через причудливое видение, чувственная тайна. Венеция Campana - светящиеся отражения в воде, сюрреалистический свет, обстановка карнавала XVIII-го века; она полна претенциозности и крайнего наслаждения.

Jean-Claude Campana - site officiel (fr & eng)

@музыка: Cirque du Soleil - Alegria

@темы: Art

---

Carnevale!

Дивные картины авторства Marcel Nino Pajot. Чуть прикрыть глаза - так, чтобы взглянуть на них сквозь полуопущенные ресницы, - и кажется, что в двух шагах от тебя шумит многообразием звуков Венецианский Карнавал, чуть в стороне плещется под бортом гондолы волна и слышится чей-то смех. А вон та - да-да, именно та! - маска, похоже, чем-то тебе знакома. Должно быть, наклоном головы... и ты знаешь, чьё чудесное личико она скрывает...

@музыка: Cirque du Soleil - Ballare

@темы: Art

---

Про метроздание и финансовые затруднения Господа.

Метро - это целый отдельный мир.

Он живёт по своей логике и по своим законам; это не мироздание, а метроздание. Некая почти совершенная система, движущаяся в пространстве и времени немного отдельно от всей остальной вселенной. Почти совершенная - почти - исключительно из-за наличия давки в часы пик. Всё остальное способно только радовать: прохлада летом и тепло зимой, эскалаторы вместо любимых аттракционов для детей (ах, неужели вы не видели, как ребятня порой катается вверх-вниз по нескольку раз просто ради самого процесса?), те самые устройства, не пропускающие человека без жетона (ммм, название из головы выскочило; вспомню - напишу...) и грозящие цапнуть за бока - в качестве символа наказания за греховность, почти что с отсылками на мифического Цербера! - лотки с цветами и киоски со всякой относительно съедобной химией на выходе, закутки тех-кто-нас-бережёт в форменной одежде, кое-где общественные туалеты и, самое главное, - автоматы по выдаче денег! Правда, есть небольшая недоработка: деньги они выдаёт только путём списывания их с вашего счёта, но, думаю, когда-нибудь этот недочёт будет исправлен.

Как и во всяком уважающем себя отдельном мире, в метро встречаются свои странности и особенности, отдельно от достоинств и недостатков. А ещё люди. Нет-нет, не те путешественники из мира в мир, коими являемся все мы (ведь метро - это некое междумирье, пространственный портал из одного мира в другой), но те, кто в некотором роде является частью этого метроздания, те, кто даже выходя за пределы метро, каким-то непостижимым образом остаются с ним связанными.

...Иногда в вагон метрополитена входит женщина с большой холщовой сумкой, в которой прячется коробка, сделанная таким образом и обклеенная не то тканью, не то бумагой так, что напоминает уменьшенную копию православного храма. В "крыше" проделана узкая прорезь, куда женщина просит бросить денежку. Ничего примечательного в этой женщине нет, и никто не даст гарантии, что она действительно собирает деньги на завершение строительства церкви, а не является одной из аферисток, коя таким образом зарабатывает на хлеб. В сущности, кем бы она ни была, вряд ли я бы обратил на неё особое внимание, если бы не некоторые слова, кои она каждый раз произносит, входя в вагон. Именно, каждый раз, ибо встречаю я её довольно регулярно, раза два в месяц как минимум, и женщина всегда произносит одну и ту же речь, едва ли меня в ней хоть что-то. Сперва обращается к пассажирам, называя их "братья и сестры", потом упоминает храм, который находится в процессе постройки и просит людей помочь кто чем может. А потом говорит следующее, цитирую: "Помогите достроить храм. Поделитесь своей денежкой с Богом"...

Это только мне ухо режет или мир и впрямь сошёл с ума и метроздание начало заворачиваться в ленту Мёбиуса вслед за своим собратом мирозданием?

@музыка: Cirque du Soleil - Marelle

@темы: Мысли о, Люди, Негатив

---

Крысы бегут с тонущего корабля.

Зато если судно выдержит шторм, на нём не останется крыс.

@настроение: свет его разберёт...

@темы: Негатив

---

В квартире витает запах топлёного масла, проникший сквозь приоткрытое окно от соседей.

А мне вспоминается, как в детстве мать иногда готовила вафельное печенье, сперва растапливая масло в небольшой кастрюльке, потом что-то смешивая и взбивая миксером, а после всего - наливая большой ложкой на раскалённую вафельницу жидкое тесто и тут же закрывая крышкой. Проходило что-то около минуты - и крышка поднималась, нужно было подковырнуть с краешка горячий и пока ещё мягкий "блин", перетащить на тарелку и успеть свернуть в трубочку, пока он не затвердеет, остывая. А иногда надо было успеть ещё и варёную сгущёнку туда ложкой впихнуть - перед тем, как сворачивать. А потом уже пора было снова брать в руки большую ложку и снова капать тесто на вафельницу.

Я иногда наблюдал, как мать это делает, сидя чуть в стороне и порой помогая сворачивать печенье в трубочку, если её что-то отвлекало и нужно было отойти. А ещё я почти никогда не ел это печенье уже остывшим, но только-только извлечённым из вафельницы, обжигающим пальцы и очень вкусным.

@темы: Воспоминания

---

Ароматы Версаля в ХVII-XVIII веках.

Le parfume est la musique du corps

/Духи – это музыка тела/
Madam Rochas

Когда говорят о ароматах Версаля, то на ум первым делом приходит королевский двор, где искусство казаться, а не быть достигло своего апогея. В подобном контексте не вызывает удивления широкое использование как собственно духов, так и разнообразных душистых аксессуаров - саше, перчаток, надушенных вееров. Распространяясь в воздухе, аромат образует вокруг человека своеобразный ореол, продлевающий и возвеличивающий его присутствие. Он расширяет бытие и социальную сферу придворного.

Непосредственный контрапункт этому благоуханию - чудовищная вонь вокруг дворца, не ведающего отхожих мест. Тому имеются весьма красноречивые подтверждения, в частности, следующее свидетельство Ла Морандьер, относящееся к 1764 году: «Парки, сады и сам замок вызывают отвращение своей мерзостной вонью. Проходы, дворы, строения и коридоры наполнены мочой и фекалиями; возле крыла, где живут министры, колбасник каждое утро забивает и жарит свиней; а вся улица Сен-Клу залита гнилой водой и усеяна дохлыми кошками».

Широкое применение духов легко объяснить их статусом предмета роскоши, указывающего на общественное положение человека, а также необходимостью бороться против вони, - однако, как мне кажется, из всего этого не вполне ясно, почему такое небывалое распространение получают ароматические составы. Во времена Людовика XV французский двор так пропитался ими, что в Европе его стали называть «надушенным двором». Тут требуется иное объяснение, которое бы сопрягалось с уже имеющимися. Его логика менее очевидна, хотя мне оно представляется решающим. Эту логику я попытаюсь прояснить, рассматривая ароматические смеси той эпохи и их применение с позиций не столько исторического, сколько эпистемологического подхода.

Чтобы лучше понять роль, отводившуюся духам, начнем с церемонии туалета: в данном случае она весьма показательна, ибо в ней прочитывается теория гигиены, во многом отличная от современных представлений. Туалет Людовика XIV, описанный герцогом Сен-Симоном, не предполагает использования воды. Единственный ритуал, которому следует король-Солнце, - это омовение рук винным спиртом. В XVII веке туалет совершался в соответствии с совсем иными предписаниями, нежели в наше время. Его цель - обойтись без воды, считавшейся вредоносной, и, напротив, широко использовать душистые составы.

Напомним, что эта тенденция восходит к 1348 году, времени великой эпидемии черной чумы. С тех пор врачи настоятельно рекомендуют избегать мытья горячей водой, полагая, что оно ослабляет организм, открывая кожные поры воздействию зачумленного воздуха. Этот страх перед водой и мытьем нарастает на протяжении XVI века и достигает наивысшей точки в XVII столетии. Ароматические продукты должны были заменить воду при совершении туалета. Однако они не только очищают кожу извне: считается, что они чистят также внутренности тела и предохраняют его от воздействия дурного воздуха.

Действительно, проникая в нас, запах, независимо от нашего желания, заставляет вступить с его носителем в прямой и очень личный контакт. Поэтому очень рано сложилось представление о том, что запах, в силу своей всепроникающей способности, обладает большой эффективностью. Кроме того, считалось, что запах заключает в себе принцип и действенность любого вещества. Из этого следовало, что запах - не только верный глашатай материальной действительности, не только активная, но и индивидуализированная реальность. Поэтому каждое вещество отмечено своим особым запахом: философ Гастон Башляр назвал это убеждение «субстанциалистским». Тем самым запахи цветов, дерева или камеди несут в себе энергию соответствующего растения.

Согласно унаследованной от Древней Греции традиции, ароматы, выделяющиеся под действием солнца, имеют огненную и противогнилостную природу, а значит, способны препятствовать разложению. Это важнейшее свойство уже само по себе определяет многообразие применений ароматических веществ: в них есть особая сила, позволяющая очищать, оздоровлять и укреплять душу и тело. Считается даже, что ароматические вещества увеличивают естественные защитные силы организма, изгоняя такие печальные и благоприятствующие недугам страсти, как страх и тоска.

Все это позволяет объяснить, почему в эпоху, когда опрятность мыслилась в терминах «очищения» и «защиты» от дурных запахов, основополагающая роль отводилась духам. По мнению врачей, они были способны избавить организм от отбросов и одновременно создать защитную преграду между кожей и зачумленным воздухом. В XVII и XVIII вв. опасения вызывает не грязь как таковая, но загрязнение органов гуморальными жидкостями, застойным брожением, зловонными испарениями. Настоящее отсутстие чистоты - это не вши и блохи, а внутреннее разложение и миазмы. С точки зрения внутренней гигиены, духи действуют примерно так же, как кровопускание или прием слабительного: препятствуя излишнему полнокровию, они помогают содержать в чистоте внутренние органы и кровь. А впридачу они должны очищать кожу извне без ущерба для ее прочности и защищать ее от воздействия воздуха.

Усиленное применение благовоний объясняется именно этой верой в их гигиенические и профилактические свойства. Быть опрятным значит протирать кожу душистым болонским мылом с лимонным или апельсиновым запахом; ополаскивать лицо и руки ароматическим уксусом; опрыскиваться «Императорской водой», «Венценосной водой», «Великолепной водой». Надо наносить на руки мази из ириса, росного ладана и сладкого миндаля, очищающие их, но не повреждающие. Непременно нужно натирать зубы коричной, апельсиновой, гвоздичной или лимонной пастой. Волосы рекомендуется содержать в чистоте при помощи сандалового, розового, лавандового, жасминового масла или мази.

Фактически в эту эпоху медицинские средства и парфюмерия не разделялись. Показательный факт: именно по приказу Антуана д'Акена, первого медика Людовика XIV, Бленьи, врач Месье, брата короля, сверяет формулы различных ароматических составов и публикует их собрание, озаглавив его, между прочим, «Секреты красоты и здоровья».

Возьмем для примера один из самых знаменитых составов - «Воду королевы Венгерской»; неразличение медицины и парфюмерии проявляется здесь особенно наглядно. Эта душистая вода на основе розмарина широко использовалась как средство туалета и при этом наделялась удивительными профилактическими и целебными свойствами. По легенде, когда-то семидесятидвухлетняя королева Венгрии излечилась с ее помощью от всех немощей, вернула себе красоту и здоровье и была просватана за польского короля. Бленьи оглашает внушительный перечень целебных свойств этого состава, предназначенного как для наружного, так и для внутреннего применения:

• если смочить им затылок, виски и запястья, то он восстанавливает испарившиеся телесные духи, прочищает застойные нервы, улучшает память, придает рассудительности, силы и веселья, бодрит чувства;
• один лишь его запах излечивает головную боль и «пары»;
• если вложить в уши ватку, пропитанную им, это избавит от мокроты и шума в ушах;
• если нанести его на живот, это облегчит почти все брюшные боли;
• если нанести его на веки, это укрепит зрение;
• если омыть им все тело, это великолепно поможет при апоплексии, параличе, подагре и ревматизмах.

Врачи единодушно уделяют столь важное место ароматам, духам и благовонным испарениям, поскольку убеждены в их удивительном свойстве: запахи как ничто иное способны обволакивать человека и проникать в глубину его тела. Когда в 1686 г. у Людовика XIV развивается опухоль, Антуан д'Акен лечит его душистым пластырем, куда, помимо прочих ингредиентов, входят галбанум, опопонакс, мирра, олибан и мастика. Как и все врачи того времени, первый придворный медик Его Величества считает, что жизненные силы этих пахучих благовоний могут, проникнув внутрь тела, исцелить от опухоли. По замечанию эпистемолога Франсуа Дагонье, «глубинная философия» отнюдь не чужда древним фармакологическим рецептам.

Эта вера в действенность душистых, легких, воздушных эманации безусловно способствовала распространению ароматических составов и их разнообразному применению. Когда один из придворных медиков Людовика XIV создает распылитель для благовоний, он спешит подчеркнуть терапевтическое значение своего изобретения. Благодаря этому небольшому прибору, именуемому «королевской курильницей», уверяет он, душистые составы будут проникать непосредственно в легкие, сердце и кровеносные сосуды, полностью сохраняя все свои целебные свойства.

Об этой общности медицины и парфюмерии свидетельствует и множество иных, не столь многофункциональных продуктов. Например, «кюкюфы», лечебные колпаки, начиненные, в зависимости от финансовых возможностей владельца, либо благовониями, камедью и древесной смолой, либо мускусом и амброй. Их носят как ночью, так и днем, надевая под шляпу: похоже, они весьма полезны старикам, чувствительным к холоду и страдающим от головокружений, катаров, провалов памяти «и других старческих немощей». Существуют также косметические ткани и платки. Венерин платок - это кусок полотна, вымоченный на протяжении многих дней в ароматических составах; высушенный, он используется для сухого умывания лица. По тому же принципу изготавливаются ночные чепцы и повязки, предохраняющие от морщин.

В ароматических составах вымачивают и белье, используемое в чисто медицинских целях. Упомяну лишь несколько подобных приспособлений, где благовония применяются для точечной профилактики. Это и «бодрящие повязки», которые защищают лицо врача у изголовья больного чумой, и «защитные рубашки», специально ароматизированные для работы в госпитале и призванные оберегать от опасных испарений, которые исходят от зачумленных. Для последних предназначены пропитанные благовониями саваны. Все эти средства должны воспрепятствовать распространению чумного духа, «нейтрализуя» его хорошими запахами.

Подобная логика, равно характерная для медицинского и для парфюмерного искусства, просматривается и в использовании животных и минеральных веществ, добавляемых к благовониям для усиления их действия. Стремясь повысить эффективность ароматических составов, врачи и фармацевты без колебаний прибегают к субстанциям животного и минерального происхождения. В 1655 г. Валло (первый медик короля вплоть до 1671 г.) изготавливает для Людовика XIV мазь, в состав которой входит перуанский бальзам, муравьиная эссенция и раковый спирт. Два последних компонента, весьма сложные в изготовлении, добавлены отнюдь не случайно, но в соответствии с определенной логикой. Лечение запахами и косметические приемы прошлого вполне «рациональны». Когда в ароматические составы добавляют легкое лисицы, волчью печень, медвежий жир, скорпионов, измельченных мокриц, белое мясо кита, пепел саламандры, масло из земляных червей, олений рог, золото, серебро или жемчуг, либо даже кровь, мочу и экскременты, то делается это для усиления их лечебных свойств. Считается, что они впитывают силу других ингредиентов и переносят их внутрь организма, охваченного недугом или подвергающегося опасности. Например, добавление мяса гадюки в знаменитый териак должно сообщить этому сложному ароматическому составу свойства противоядия.

Другой пример - собачатина, которая входит в состав и мази против веснушек, и ароматического средства против ревматизма, именуемого «маслом рыжей собаки» и включающего шафран, алтей и зверобой.

Однако введение животных или минеральных ингредиентов не должно заслонять того факта, что и в лекарственных, и в косметических составах важен прежде всего запах. Как утверждал один из медиков Людовика XIV, аббат Руссо: «Все действие лекарства состоит в передаче им [...] определенного запаха». Это относится и к целебным составам, включающим вещества животного или человеческого происхождения с тошнотворным духом. Таково, например, «универсальное средство», рекомендуемое аббатом Руссо. Несмотря на такие компоненты, как яички, половой орган и почки оленя, человеческие экскременты, моча и кровь, этот бальзам должен обладать приятным ароматом.

Теми же предписаниями диктуется и выбор весьма мрачного лекарственного материала, высоко ценимого в эту эпоху, мумие; обращение к нему - это доведенная до пароксизма попытка усилить жизненную энергию ароматов. Аббат Руссо прямо говорит об этом: «Поскольку человек - повелитель всех тварей, то ни одно животное по своим целебным свойствам не может сравниться с человеческим телом».

Считалось, что это древнее средство пришло из Египта: расхитители гробниц собирали в саркофагах фараонов пахучую жидкость, по консистенции напоминавшую мед. Однако повальное увлечение мумие вкупе с жаждой наживы очень быстро привели к распространению более чем сомнительных составов, которые уже в XVI веке клеймил великий хирург Амбруаз Паре. Но поскольку поклонников этого средства не могли переубедить никакие предупреждения, медики принялись за создание современных составов, которые бы обеспечивали больных качественным мумие. В XVII веке, когда увлечение мумие достигло своего апогея, одним из самых удачных рецептов его изготовления считался рецепт Кроллиуса. Действие входящих в него благовоний многократно усилено за счет ингредиента, максимально близкого к жизни - тела молодого человека, умершего насильственной смертью. Согласно Кроллиусу, необходимо обзавестись трупом казненного преступника - молодого и желательно рыжего, поскольку рыжина есть символ жизненной силы. Затем отделить мясистые части, вытопить жир, хорошо промыть винным спиртом и держать под солнечными и лунными лучами два дня и две ночи, чтобы очистить содержащиеся в плоти жизненные принципы. Далее натереть их миррой, шафраном и алоэ и, наконец, подвесить над огнем, «как это делают с бычьими языками и свиными окороками, которые подвешивают над очагом, чтобы они приобрели восхитительный аромат».

Запах - «душа лекарства». Медики эпохи настолько в этом убеждены, что Антуан Франсуа Фуркруа, член Королевского медицинского общества, профессор химии Королевского Ботанического сада, незадолго до Революции разрабатывает классификацию лекарственных средств, основанную на их запахах. Его номенклатура состоит из семи классов. Она содержит прежде всего амброзийные средства, которые благодаря сильному и очень действенному аромату стимулируют нервы и сердце. Подобным эффектом обладают серая амбра, мускус, циветта и сандаловое дерево. Есть и такие благовонные лекарства, как лилия, жасмин, тубероза, шафран, чей стимулирующий эффект проявляется еще быстрее. Ароматических лекарств очень много, и их свойства весьма разнообразны. Растения с терпким запахом - чеснок, лук-порей, галбанум, опопонакс - провозглашаются действенным защитным средством от чумы.

Многообразные достоинства, которые приписывали запахам медики, фармацевты и парфюмеры, естественно, поощряли неумеренное использование духов при версальском дворе. Для Людовика XIV это пристрастие в конце концов обернулось аллергией. Но прежде король лично наблюдал за изготовлением предназначенных для него благовоний, которым занимался знаменитый парфюмер Марсиаль. В XVIII веке, когда вода постепенно вновь начнет применяться при туалете, это не нанесет духам никакого ущерба: они широко используются для ароматизации ванны. И хотя при Людовике XV в версальском замке появляется несколько ванных комнат, это не отменяет широкого использования душистых смесей, ценимых за очищающий, предохраняющий и терапевтический эффект.

Решительный перелом происходит во второй половине XVIII века. Развитие химии мало-помалу заставляет усомниться в профилактической действенности ароматов, тогда как усовершенствование дистилляционных процессов позволяет создавать все более тонкие благовония. Все это ведет к обособлению парфюмерии, которая, отдаляясь от медицины и фармацевтики, обретает новый размах. В эпоху торжества сенсуалистской философии парфюмеры стремятся прежде всего потакать чувству обоняния, мало заботясь о том, чтобы защищать или исцелять от недугов. Этот разрыв с прошлым настойчиво подчеркивается в «Трактате о запахах» (1777) Антуана Дежана, парфюмера и специалиста по дистилляции: он сразу заявляет, что намерен вести речь только о благовониях и стремится угодить лишь здоровым людям.

Больные же, нуждающиеся в целительных ароматах, найдут их в трудах медиков и фармацевтов. Постепенно сходит на нет и использование целого ряда веществ животного и минерального происхождения, которые ранее добавлялись к благовониям для усиления их действия. Парфюмеры перестают упоминать и о профилактических и терапевтических достоинствах таких популярных прежде составов, как «Вода королевы Венгерской». Жан-Луи Фаржон, бывший парфюмер Марии-Антуанетты, а затем штатный парфюмер Наполеона, в своем знаменитом трактате «Искусство парфюмера» (1809) почти не упоминает о традиционных способах применения ароматических составов в терапии и профилактике.

Но хотя наступление рационализма лишило благовония былого значения, многовековая память об их сверхъестественных способностях жива и у современных парфюмеров. Нередко о былом «могуществе» напоминают названия духов: «Тайна» («Муstère») от Rосhas, «Черная магия» («Маgie noire») от Lancômе, «Чародейство» («Sortilègе») от Le Galion. Так что когда кутюрье Кристиан Лакруа выпускает духи «Жизнь» («La vie»), а Кларенс восхваляет достоинства своей туалетной «Живительной воды» («Еаu dynamisantе»), мы можем констатировать, что старинная вера в действенность ароматов по-прежнему остается частью нашей системы ольфакторных ценностей.


© По материалам книги Le Guérer A. «Les parfumus à Versailles aux XVII et XVIII siècles: approche épistémologique» (перевод М. Неклюдовой)

@темы: И дольше века...