Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Раз. Скрип песка под ногами, три неба цвета расписных тарелок из Самарканда, дорога колет ступни сквозь подошвы, ветер вплетает в волосы паутину и пыль, проводит алхимический опыт, смешивает кислоту со щёлочью, отлетает и затихает неподалёку, ожидая, к чему приведёт эксперимент.
Два. Грецким орехом горький привкус на языке от вдоха и выдоха, тень выгоревших до серого, серого, серого ресниц на коже, она похожа на пергамент, испещрённый древнекитайскими иероглифами, в каждой иссушенной черте которого скрывается отдельный сакраментальный смысл.
Три. Пальцы что корни древесные, ими впиваться в податливую, словно плоть человеческая, землю, забывая о чёрных дугах под ногтями, сминая, сливая с собой, соединяя с пылью из волос и песком из-под ног, перемешивая ветром и заливая результатом взрывоопасного алхимического эксперимента, как торт глазурью.
Четыре. Маски из папье-маше, бывшие пергаментными лицами, знаками-символами разрисованы линии жизни на теле, вдоль позвоночника тянется ивовая ветвь, вены вышиты серпантином арабской вязи, глаза на ладонях смотрят вперёд и назад, иного не могут видеть, и во взгляде назад скрывается печаль, а взгляд вперёд таит надежду на рождение надежды иной.
Пять. Волна нахлынет внезапно, как приходят беды и счастья, в её тени укроются руки, кожа омоется, чернила уплывут неровными тёмными лужами по водной поверхности в сторону заката, глаза на ладонях смажутся, пока не нырнут в пену двумя дельфинами, указующими путь для всякого, кто рискнёт воспользоваться столь странной альтернативой компасу.
Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать.
Снова.
Два. Грецким орехом горький привкус на языке от вдоха и выдоха, тень выгоревших до серого, серого, серого ресниц на коже, она похожа на пергамент, испещрённый древнекитайскими иероглифами, в каждой иссушенной черте которого скрывается отдельный сакраментальный смысл.
Три. Пальцы что корни древесные, ими впиваться в податливую, словно плоть человеческая, землю, забывая о чёрных дугах под ногтями, сминая, сливая с собой, соединяя с пылью из волос и песком из-под ног, перемешивая ветром и заливая результатом взрывоопасного алхимического эксперимента, как торт глазурью.
Четыре. Маски из папье-маше, бывшие пергаментными лицами, знаками-символами разрисованы линии жизни на теле, вдоль позвоночника тянется ивовая ветвь, вены вышиты серпантином арабской вязи, глаза на ладонях смотрят вперёд и назад, иного не могут видеть, и во взгляде назад скрывается печаль, а взгляд вперёд таит надежду на рождение надежды иной.
Пять. Волна нахлынет внезапно, как приходят беды и счастья, в её тени укроются руки, кожа омоется, чернила уплывут неровными тёмными лужами по водной поверхности в сторону заката, глаза на ладонях смажутся, пока не нырнут в пену двумя дельфинами, указующими путь для всякого, кто рискнёт воспользоваться столь странной альтернативой компасу.
Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать.
Снова.