Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Последние десять лет она носит только белые одежды. Ослепительно-белого цвета в красных цветах или узорах. Всё в её гардеробе - от модной итальянской обуви и фирменного белья до пальто, зонтов, сумочек и шляпок - имеет снежно-белый цвет с алыми рисунками. В середине девяностых, когда она стала приверженкой этого одной ей понятного стиля, находить хорошую одежду белого с красным цветов было не так-то просто; всё-таки это не самое распространённое сочетание, в особенности для пальто, плащей и обуви. Тем более в стране, всего несколько лет назад бывшей составной частью некогда великой державы, а потом в одночасье оказавшейся одной-одинёшеньке меж молотом Европы и наковальней Азии. Десять лет назад даже в столице было сложно с белыми в красных цветах тканями. Тогда она продала однокомнатную квартирку на окраине, доставшуюся ей от покойной бабушки, не ахти какую мебель, несколько старых золотых украшений, купила билет на самолёт, выбрав маршрут методом тыка пальцем в списке ближайших маршрутов и улетела. В Италию, где даже посреди ночи можно было найти новенькие белые босоножки с красным шитьём или тех же цветов красивую шляпку. Всего с несколькими сотнями местных денег в кошельке (беленьком с красными бисеринами) она сменила имя, начала жить так, как ей хотелось, и уже спустя несколько лет могла позволить себе заказывать новые туфли у самых именитых мастеров, придирчиво выбирать платья из десятков моделей всемирно известных кутюрье и почти не вызывать удивления тем, что никогда не одевалась в другие цвета, кроме белого с красными узорами или цветами. Никак иначе. Это - её траур по некогда умершей любви.
Он умирал медленно и красиво, как это описывают в приключенческих романах или снимают в мелодраматических фильмах Нового Света. Он умирал почти картинно, почти - потому что всё происходило на самом деле и отнюдь не было плодом чьего-то воображения. Однако пока он падал, запрокинув голову, словно прощаясь с небом и облаками, раскинув руки, будто желая обнять этот мир напоследок, сердце в её груди успело ударить так много раз, что она сбилась со счёта, а пар, поднявшийся от губ после невольного тихого вскрика, давно растворился в холодном воздухе. Потом об этом случае писали в газетах, используя громкие эпитеты и вычурные фразы, называя его «талантливым, подающим большие надежды студентом», «гордостью университета», «будущим гением, чья жизнь прервалась слишком рано», «надеждой государства», «несчастной жертвой случайной бандитской разборки» и ни слова не упоминая о том, как замечательно он жарил картошку, старательно посыпая её мелко порезанным зелёным луком, как смешно потягивался по утрам, сцепляя пальцы в замок и далеко отводя руки за спину, как забавно прищуривал левый глаз и прикусывал нижнюю губу, когда о чём-то глубоко задумывался, как называл её едва ли не каждый раз другим именем, создавая из самого, в общем-то, обычного сплетения букв многочисленные интересные сочетания, как тихо дышал ей в шею, засыпая по ночам, как планировал заработать много денег, жениться на ней и увезти куда-нибудь, где сможет превратить её жизнь в сказку.
Ничего не написали и о том, как медленно и почти картинно он падал, подняв голову и широко раскинув руки. Она же наблюдала за этим падением, словно всё происходило не с ней, а с кем-то другим, а она была лишь сторонней наблюдательницей, зрительницей нового кинофильма с участием молодых актёров, один из которых не очень-то умело изображал трагическую смерть. И оператор перестарался: уж больно медленно падал главный положительный герой. Когда же его спина наконец коснулась почти нетронутого снега, а из губ вырвался последний хрип, смешанный с алой пеной, она сделала несколько шагов вперёд и потом долго-долго стояла, наблюдая, как на ослепительно-белом полотне рисуются красные узоры и бутоны роз, пионов и каких-то других, доселе незнакомых ей цветов. Она не двигалась, пока скрещивались линии, рождались соцветия и тянулись в разные стороны лепестки. Не двигалась, когда откуда-то с верхних этажей стоящего невдалеке дома раздались какие-то взволнованные возгласы. Не двигалась, когда мороз начал прокрадываться от кончиков пальцев ног вверх до колен и ещё выше. Не двигалась, когда спустя целую вечность приехала визжащая старенькая машина, белая с красным крестом на капоте, и из неё медленно-медленно начали выходить люди. Не двигалась, когда её трясли за плечи, о чём-то спрашивали и тащили неизвестно куда. Для неё всё вокруг превратилось в монохромную киноленту, которую сломанный проектор тянет впятеро медленнее. Пожалуй, впервые по-настоящему она пошевелилась лишь после того, как сошла с трапа самолёта в аэропорту Рима в своём лёгком летнем сарафанчике белого цвета с красными маками.
Сегодня вы могли бы встретить её на улицах Неаполя, где она сейчас живёт, или на одном из модных показов в Италии, Франции и даже России, куда она смогла ненадолго вернуться лишь спустя семь лет после своего быстрого отъезда. Нередко она бывает на презентациях новых кинолент, особенно тех, что принято называть «арт-хаус», хотя предпочитает всё же фестивали ретро-фильмов, испытывая некую болезненную радость от просмотра чёрно-белого кино. Или поищите её на Ибице в одном из прибрежных кафе, откуда круглые сутки доносятся мелодичные звуки приятного чиллаута, - там она бывает почти каждое лето. Поверьте, встретить её не так сложно, а узнать и того проще. Хотите, я угадаю, какой будет ваша первая мысль о ней? Вы ей посочувствуете или даже пожалете, если, конечно, знаете историю её жизни. А если не знаете, то подумаете: «Как странно, почему эта красивая женщина в одеждах белого цвета с красными цветами или узорами осознанно сделала себя старой девой в неполные тридцать?». Быть может, вы даже тихонько проговорите это себе под нос. Тогда кто-нибудь из стоящих рядом людей, имеющих куда большее представление о её персоне, нежели вы, наклонится к самому вашему уху и поведает то, что знает сам. Тогда вы взглянете на неё второй раз, уидивитесь и позавидуете ей. Да-да, позавидуете. Потому что никогда не сможете быть настолько же счастливы в жизни, как она - в своём белом трауре. Белом с красными цветами или узорами.
Он умирал медленно и красиво, как это описывают в приключенческих романах или снимают в мелодраматических фильмах Нового Света. Он умирал почти картинно, почти - потому что всё происходило на самом деле и отнюдь не было плодом чьего-то воображения. Однако пока он падал, запрокинув голову, словно прощаясь с небом и облаками, раскинув руки, будто желая обнять этот мир напоследок, сердце в её груди успело ударить так много раз, что она сбилась со счёта, а пар, поднявшийся от губ после невольного тихого вскрика, давно растворился в холодном воздухе. Потом об этом случае писали в газетах, используя громкие эпитеты и вычурные фразы, называя его «талантливым, подающим большие надежды студентом», «гордостью университета», «будущим гением, чья жизнь прервалась слишком рано», «надеждой государства», «несчастной жертвой случайной бандитской разборки» и ни слова не упоминая о том, как замечательно он жарил картошку, старательно посыпая её мелко порезанным зелёным луком, как смешно потягивался по утрам, сцепляя пальцы в замок и далеко отводя руки за спину, как забавно прищуривал левый глаз и прикусывал нижнюю губу, когда о чём-то глубоко задумывался, как называл её едва ли не каждый раз другим именем, создавая из самого, в общем-то, обычного сплетения букв многочисленные интересные сочетания, как тихо дышал ей в шею, засыпая по ночам, как планировал заработать много денег, жениться на ней и увезти куда-нибудь, где сможет превратить её жизнь в сказку.
Ничего не написали и о том, как медленно и почти картинно он падал, подняв голову и широко раскинув руки. Она же наблюдала за этим падением, словно всё происходило не с ней, а с кем-то другим, а она была лишь сторонней наблюдательницей, зрительницей нового кинофильма с участием молодых актёров, один из которых не очень-то умело изображал трагическую смерть. И оператор перестарался: уж больно медленно падал главный положительный герой. Когда же его спина наконец коснулась почти нетронутого снега, а из губ вырвался последний хрип, смешанный с алой пеной, она сделала несколько шагов вперёд и потом долго-долго стояла, наблюдая, как на ослепительно-белом полотне рисуются красные узоры и бутоны роз, пионов и каких-то других, доселе незнакомых ей цветов. Она не двигалась, пока скрещивались линии, рождались соцветия и тянулись в разные стороны лепестки. Не двигалась, когда откуда-то с верхних этажей стоящего невдалеке дома раздались какие-то взволнованные возгласы. Не двигалась, когда мороз начал прокрадываться от кончиков пальцев ног вверх до колен и ещё выше. Не двигалась, когда спустя целую вечность приехала визжащая старенькая машина, белая с красным крестом на капоте, и из неё медленно-медленно начали выходить люди. Не двигалась, когда её трясли за плечи, о чём-то спрашивали и тащили неизвестно куда. Для неё всё вокруг превратилось в монохромную киноленту, которую сломанный проектор тянет впятеро медленнее. Пожалуй, впервые по-настоящему она пошевелилась лишь после того, как сошла с трапа самолёта в аэропорту Рима в своём лёгком летнем сарафанчике белого цвета с красными маками.
Сегодня вы могли бы встретить её на улицах Неаполя, где она сейчас живёт, или на одном из модных показов в Италии, Франции и даже России, куда она смогла ненадолго вернуться лишь спустя семь лет после своего быстрого отъезда. Нередко она бывает на презентациях новых кинолент, особенно тех, что принято называть «арт-хаус», хотя предпочитает всё же фестивали ретро-фильмов, испытывая некую болезненную радость от просмотра чёрно-белого кино. Или поищите её на Ибице в одном из прибрежных кафе, откуда круглые сутки доносятся мелодичные звуки приятного чиллаута, - там она бывает почти каждое лето. Поверьте, встретить её не так сложно, а узнать и того проще. Хотите, я угадаю, какой будет ваша первая мысль о ней? Вы ей посочувствуете или даже пожалете, если, конечно, знаете историю её жизни. А если не знаете, то подумаете: «Как странно, почему эта красивая женщина в одеждах белого цвета с красными цветами или узорами осознанно сделала себя старой девой в неполные тридцать?». Быть может, вы даже тихонько проговорите это себе под нос. Тогда кто-нибудь из стоящих рядом людей, имеющих куда большее представление о её персоне, нежели вы, наклонится к самому вашему уху и поведает то, что знает сам. Тогда вы взглянете на неё второй раз, уидивитесь и позавидуете ей. Да-да, позавидуете. Потому что никогда не сможете быть настолько же счастливы в жизни, как она - в своём белом трауре. Белом с красными цветами или узорами.
-
-
07.06.2006 в 09:58-
-
07.06.2006 в 16:00Здорово.
Ты её сам придумал или было что-то, что ты взял из жизни?
-
-
07.06.2006 в 17:28Snake1410, сам, разумеется. Это персонаж для РПГ. Я иногда подобные короткие тексты выкладываю.