Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Начало тут.
Слушай октябрьский блюз. III, IV
В моих вкусах, сколько я себя помню, всегда сквозило что-то националистическое. В том смысле, что я почти всегда мог сказать о каком-то предмете, что предпочитаю его выпущенным в той или иной стране. Например, мне уже очень давно нравились немецкие автомобили. В отличие от французских, которые невольно ассоциировались со словом «изящество» и куда больше, на мой взгляд, подходили женщинам, нежели мужчинам, японских, даже самые крупногабаритные из коих казались мне слишком маленькими и способными попросту сдавить сидящему в них человеку плечи, американских, навевающих невольные воспоминания о случайно увиденных дешёвых голливудских фильмах, где по «чёрным» районам Нового Света именно в таких железных гробах разъезжают самые плохие парни, немецкие автомобили всегда являли собой для меня образец надёжности, подчёркнутой строгости стиля и вместе с тем удобства и комфорта. Или вот, скажем, если упомянуть кухни разных стран мира, то я всегда оставался более чем равнодушен ко всяческим восточным изыскам, к американскому «рискни-съесть-меня-авось-не-потянет-в-объятия-к-белому-брату-унитазу», к знакомым с детства блюдам славянских стран и даже к огромному выбору мексиканской острой еды, тогда как итальянская кухня вызывала во мне более чем здоровый аппетит и порой заставляла задумываться о том, а так ли уж плохо быть счастливым обжорой. Самые лучшие вина, по-моему, не делают нигде, кроме Франции, что бы там ни говорили некоторые эксперты, а вот парфюмерия страны романтиков, неизвестно кем таковой названной, по-моему, оставляет желать лучшего, в отличие от ароматов мастеров-макаронников. Разве что в оружии я всегда был удивительно многонационален, а всё остальное из списка моих предпочтений почти всегда могло быть отмечено ярлычком со штрих-кодом той или иной страны. Пиво в том числе. Вообще-то я этот напиток не люблю. Исключением можно посчитать разве что светлое нефильтрованное, ни в коем случае не бутылочное – этот запертый джинн способен разве что своим духом заставить поморщиться, - но только что налитое из большой бочки, свежее и вкусное. Такое лучше всего пить, сидя вечерком в небольшом пивном баре где-то на старых улочках Праги, лениво щурясь и довольно поглядывая на редких прохожих, вышагивающих по мощёной мостовой.
То пиво, которое можно купить в наших киосках и магазинах, мне совсем не по вкусу. Однако сегодня что-то взбрело в голову, невероятно захотелось глотнуть холодненького хмеля из запотевшей бутылки и не столько жадно вливать в себя жидкость, сколько просто покатать бутылку в руках, изредка поднося к губам. Это отлично дополняло моё вполне благодушное настроение, вызванное, несомненно, тем, что на днях я закончил все дела с тем самым странноватым франтом Натаном и мог теперь спокойно наслаждаться свободным временем, сколь угодно долгой прогулкой, возможностью несколько недель, а то и месяцев жить на широкую ногу без размышлений о новых заказах и, в конце концов, потрясающим октябрьским золотом, щедро осыпавшим дороги.
Несколько часов проведя на улицах родного города, почему-то показавшегося мне необычайно привлекательным, я незаметно для самого себя очутился в одном из тех стареньких дворов, где как раз проходила территория, которую должны были подметать те самые дворники, чьи имена в переданном Натаном списке несколько дней назад были моей рукой отмечены красивыми галочками. Можно, конечно, было бы припомнить старое утверждение, что преступник всегда возвращается на место преступления, однако же я в этом дворе, кажется, никогда раньше и не был. Убирал-то я дворников возле их домов, а сюда так ни разу и не наведался – не было надобности. Дворик, между тем, оказался довольно просторным, но при этом весьма уютным. Защищённый со всех сторон от ветра старого образца домами, он больше походил на небольшой сквер. Такие сейчас нечасто встречаются в стольном граде, застраиваемом соответствующими службами с остервенением дорвавшегося до женщины зэка.
Со всех сторон меня окружали одетые в разные оттенки красного и золотого деревья, неширокая асфальтированная дорожка вела между ними, рисуя загадочную кривую. Дорога была едва заметна под толстым слоем листьев, которые вот уже примерно неделю никто не сметал, потому что ни один дворник больше не соглашался выходить работать на этом участке. Жители ближайших домов оказались не столь пугливыми, поэтому возле подъездов листья были собраны в невысокие кучи, однако стоило чуть отойти от дома, как ноги намного выше щиколоток утопали в бронзе и золоте. Честно говоря, я уж и не помню, когда последний раз ходил по такому потрясающему ковру листьев. Везде и всюду их аккуратно сгребали, стоило лишь деревьям сбросить свои одеяния на землю, а потом сжигали или, возможно, увозили куда-то, где они быстро сгнивали после нескольких дождей. Вот уж чего не знаю – того не знаю.
В это время дня во дворе почти никого не было. Кто-то просиживал штаны на трудовом месте, дети скучали в школах и детских садах, а те, кто чуть постарше, должно быть, предпочитали проводить свободное время в более людных дворах, где у подъезда на скамейке собирались компании подвыпивших молодчиков с гитарами или устраивались «машинные» тусовки. Этот двор был не таким, как все. Слишком уж тихий для одной из не столь далёких от центра улиц, слишком пустой, слишком золотой и осенний. Слишком укрытый листьями, чтобы здесь можно было делать что-нибудь иное, кроме как безмолвно прогуливаться среди деревьев, с каким-то щемящим детским восторгом шурша опавшими листьями и порой вглядываясь сквозь ещё не оголённые ветви в небо, откуда мягкими октябрьскими лучами сияло солнце. Впереди на дороге, посреди сквера уже и вовсе неразличимой под слоем листьев, показались двое – первые люди, встреченные мною в этом дворе. Я даже чуть поморщился, недовольный тем, что моё благостное одиночество нарушено какой-то очередной парочкой, должно быть, считающей себя чуть ли не Ромео и Джульеттой нового тысячелетия. Пока считающей – до первой размолвки.
Оставив наполовину недопитую бутылку пива в почти пустой урне, я двинулся навстречу тем двоим, засунув руки в карманы плаща и постепенно ускоряя шаг, чтобы побыстрее миновать людей и пойти дальше всё в том же приятном осеннем одиночестве. Может быть, если бы я сразу пристально взглянул на них издалека, то сразу бы свернул в сторону, чтобы не пересечься на невидимой под листьями дороге. Но я не смотрел на этих двоих, предпочитая разглядывать узоры золотого ковра под ногами, тени ветвей, ползущие по нему тёмными змеями, и даже носки собственных туфель. Когда же до моего слуха донёсся тихий разговор пары, я невольно вздрогнул и тут же метнул пристальный взгляд на них, уже успевших приблизиться ко мне на расстояние в несколько шагов.
- Добрый вечер, - невозмутимо улыбнулся мне Натан, хотя, могу поклясться своим годовым доходом, что на какое-то мгновение, пусть короткое, но всё же существовавшее, на его спокойном лице мелькнула тень лёгкого удивления.
- И вам того же, - ответил я, старательно прогоняя изумление из собственных глаз, как обычно при встрече с этим человеком не сумев вовремя спрятать свои мысли куда поглубже. – Не ожидал вас здесь увидеть.
Натан снова улыбнулся, а я впервые взглянул на его спутницу, которую мой необычный знакомый держал под руку. Мне почему-то стало невероятно интересно, какой может быть женщина, ставшая кем-то особенным для столь неординарного мужчины, коим Натан, несомненно, являлся. Стоило только взглянуть на девушку, как я вновь удивился – уже который по счёту раз за время нашего нестандартного знакомства с моим теперь уже бывшим клиентом. Девушка мало того, что была лет на десять младше его, так ещё и казалась абсолютно обыкновенной. Самая обычная миловидная девица раннего студенческого возраста, с не слишком длинными русыми волосами, одетая не то чтобы безвкусно, но как-то пресно и без изыска, без малейшего следа косметики на чуть бледноватом добродушном лице и со светло-голубыми водянистыми глазами, глядящими на меня без всякого выражения, как будто их владелица была не человеком, а рыбой.
- Нат, это ваш партнёр по работе? – спросила девушка негромким голосом и, кажется, повернулась к своему спутнику, но я уже не обращал на неё внимания, переведя взгляд на Натана.
- Нет, - он снова улыбнулся, чуть склонив голову набок, словно изучая меня, как экспонат в музее (интересно, в его восприятии я был бы редкой картиной в Лувре или подобием грубой дубинки в музее истории древнего мира?), потом кивнул как будто и не мне вовсе, а каким-то своим мыслям, после чего посмотрел на девушку. – Это мой несколько неожиданный друг.
Хорошо, что я не начал вести подсчёт тем случаям, когда Натан меня удивлял. Давно бы сбился. Но, пожалуй, число таких удивлений явно перевалило за дюжину, а сейчас подкрепилось ещё одним. Этот франт назвал меня другом. Меня, знакомого с ним меньше месяца. Меня, которому он передал чёртову уйму зелёных президентов за убийство ни в чём не повинных дворников. Меня, о котором он не имеет ровным счётом никакого понятия. Меня, убийцу, в конце-то концов! Но ещё больше произнесённых слов меня ошарашил тот факт, что это было приятно. Да, чёрт побери, мне было в радость слышать из уст этого человека утверждение, что я являюсь ему не каким-то там деловым партнёром, не случайным знакомым, а другом, пусть и, как он выразился, несколько неожиданным. И хотя я чётко осознавал, что это было сказано лишь для девушки (не мог ведь он лениво произнести что-то вроде: «Нет, дорогая, это просто киллер, которому я заказал десяток старушенций и дедулек!»), мне понравилось, как звучали эти слова. Должно быть, та непонятная власть, которую этот человек распространял на всех вокруг, заставляя проникаться невольным уважением и сильнейшей симпатией, коснулась и меня, хотя я отчаянно этому сопротивлялся, бог свидетель, хоть я в него и не верю.
- Тем более рада с вами познакомиться, - улыбнулась девушка, всё так же без выражения глядя на меня своими рыбьими глазищами. – Ирина. Можно просто Ира.
- Влад, - кивнул я и привычно протянул руку, чтобы либо пожать её, либо даже церемонно поцеловать; почему-то рядом с Натаном это казалось на удивление уместным. Однако девушка никак не прореагировала, а всё ещё держащий её под руку Натан неопределённо улыбнулся мне, приподняв брови. И только в эту секунду я понял, почему Ирина так напряжённо вцепилась в его руку, почему так неподвижны её прозрачные глаза, почему эти двое так медленно шли мне навстречу. Ладонь я отправил обратно в карман, невольно почувствовав какое-то странное чувство вины перед девушкой, хотя, конечно, не был ни в чём виноват.
- Может быть, вы к нам присоединитесь? – предложила Ира, одной рукой достав из висевшей на её плече сумочки чёрные очки и тут же привычным движением отправив их на нос, словно по моему дыханию догадалась, что меня смущает её невидящий взгляд, и решила избавить меня от лишнего напряжения. – Если, конечно, вы не против прогулки во дворе, потому что я никуда дальше не выхожу.
Прежде чем я успел что-то ответить, Натан проговорил:
- Ирина предпочитает не отходить далеко от дома. Она даже не позволяет мне увести её в парк, где не так много людей.
- Ну, у всех бывают свои причуды или странности, - усмехнулась девушка. – Но моя личная не идёт ни в какое сравнение с тем, что творится в этом дворе.
- Простите? – непонимающе пробормотал я, глядя то на Натана, то на его спутницу, хоть она и не могла этого видеть.
- Видите ли, я очень люблю осень, ещё с тех пор, как у меня зрение не пропало, - Ирина произнесла это как ни в чём не бывало, словно упомянула о какой-то мелочи наподобие синяка на коленке или родинке необычной формы. На секунду отпустив руку Натана, она присела, чтобы поднять первый попавшийся под руку лист, оказавшийся кленовым, и начала вертеть его в пальцах. – С того дня мне ни разу не представилась возможность пройтись вот так по листьям, потому что у нас во дворе, как и везде в городе, их регулярно убирают, а в дальние парки я не хожу. И вдруг вчера, представляете, Натан позвонил мне и сказал, что сегодня поведёт гулять по самому настоящему морю листьев. И ведь не обманул, их здесь и впрямь море. Правда, почему их не убирают, я даже представить себе не могу…
Ира продолжала ещё что-то говорить в радостном возбуждении, а я, забыв про необходимость дышать, в немом шоке смотрел на Натана, который задумчиво улыбался, не отводя от моих глаз своего пристального спокойного взгляда. Всё встало на свои места, тут же появились логичные ответы на многочисленные вопросы, а в моём мозгу начала выстраиваться чёткая схема происходящего. Слепая девушка, мечтающая прогуляться по листьям в своём дворе. Дворники, которые этот двор каждодневно подметают. Наёмный убийца, устранивший всех дворников, включая тех, которые добровольно согласились пойти на «нехороший» участок. Как результат – большой двор, усыпанный листьями, которые, несомненно, шуршат, как того и хотелось Ирине. Выходит, этот франт заплатил мне огромную сумму, чтобы я убил нескольких старичков и старушек только ради того, чтобы слепая девушка смогла погулять по шелестящим листьям? Да он же сумасшедший!
- Не думаю, что у Влада сейчас есть время, - словно прочитав мои мысли, сказал своей спутнице Натан. – Боюсь, Ирина, нам с вами предстоит догуливать вдвоём.
Я промямлил что-то вежливо-извинительное, быстро пожал руку Натану и, ускоряя шаг, двинулся прочь, словно боясь, что если задержусь рядом с этим человеком ещё хоть мгновение, меня захватит непреодолимой волной его обаяния, затащит на какие-то неведомые глубины и уже никогда не отпустит. Быть может, это и похоже на паранойю и сильнейшую мнительность, о которой, кстати, Натан мне в своё время упомянул, но я почти что боялся этого человека, вернее, не его самого, а той необъяснимой власти, что исходила от него и была едва ли не осязаемой и видимой. Это и впрямь пугало, хотя в то же время неуловимо привлекало, манило и тянуло к себе, порождая в воображении идеи о том, как было бы замечательно познакомиться с Натаном поближе, понять его хоть на малую толику или даже стать ему другом; надо же было этим небрежным словам так врезаться в мою память! Усилием воли прогнав прочь многочисленные неразумные мысли, с завидным упрямством снова и снова рождающиеся в моей голове, я поднял ворот плаща, словно он мог помочь мне отгородиться от размышлений, и широким шагом двинулся в сторону людной улицы, автомобильных гудков и будничного городского шума, не имеющих ничего общего ни с занесённым листьями сквером, ни с приятным одиночеством, ни тем более со странным человеком, носящим редкое в наших широтах имя.
На этот раз в моём любимом ресторанчике было на удивление мало людей: свободными оставались пять столиков, хотя обычно в такое время зал был набит битком, даже из подсобки приходилось приносить запасные стулья, чтобы как можно больше народу могло уместиться, дабы отдать дань достойному ужину, приятным напиткам и замечательной музыке. Я выбрал тот же столик, за которым сидел почти две недели назад, когда последний раз был в ресторане. Забавное совпадение, но и сегодня на сцене распевалась та самая девушка в длинном платье, хоть и другого цвета и фасона на этот раз. Музыканты явно только-только настроились и пока толком не разыгрались; саксофонист выводил что-то печальное, гитарист разминал пальцы перед тем, чтобы пройтись ими по струнам, ударник, стоя в сторонке, допивал кофе, остальные музыканты лениво усаживались на свои места, а певица играла голосом, подпевая тоскливой мелодии саксофона. Сделав заказ, я удобно откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. На душе царил удивительный покой, какого я давно уже не испытывал. Незнакомое чувство полнейшего удовлетворения всем – собой, своей жизнью, позднеоктябрьским листопадом за окном, приглушёным разговором за соседними столиками, постепенно зарождающейся джазовой композицией, только что принесённым кофе по-бедуински, - нахлынуло на меня морской волной и слегка покачивало теперь, плавно и мягко, добавляя новый привкус к моему мироощущению.
Когда принесли ужин – замечательную мясную запеканку по рецепту бабушки нынешнего повара, если верить словам официанта, с картофелем, обжаренным во фритюре в мундире с добавлением золотистых колечек лука и зелёным горошком, и совершенно восхитительный соус, названия которого я так и не смог запомнить, хотя заказавыл его через раз, - я с удовольствием принялся за еду, едва ли не закатывая глаза от восторга. Помнится, я был уверен в том, что моё сердце отдано исключительно итальянской кухне? Соврал, покривил душой. На самом деле я падок ещё и на всё, что готовят в этом ресторанчике, чем бы оно ни было. Уж больно вкусно и с душой приготовлено. Да, именно так – с душой. Всегда считал и до сих пор остаюсь убеждённым сторонником идеи о том, что любое дело (от приготовления яичницы до написания картины) должно быть совершено от души. Тогда и сам процесс приятнее, и результут намного лучше, чем когда работа выполняется просто потому, что так надо. Так вот, здесь повар явно был гением от поварёшки, и это отнюдь не ирония в моих устах, а самый что ни на есть большой комплимент кулинарному искусству этого незнакомого мне человека. Если учесть ещё и то, что я всегда был гурманом и ужасным привиредой в еде, из моих уст подобный комплимент поварскому умению приобретает действительно значительный вес, хоть я и никогда не видел повара, не говорил с ним и не имел возможности просто по-человечески сказать ему спасибо за те многие минуты наслаждение его блюдами.
Опустошённая посуда была передвинута на край стола, откуда её спустя несколько минут унёс шустрый официант, а передо мной появился толстостенный бокал с горячим глинтвейном. Лениво помешивая содержимое палочкой корицы, я слушал вечерний блюз, пребывая в том замечательном состоянии сытости и полнейшей удовлетворённости, которое так часто посещало меня именно в этом ресторанчике и за которое я относился к сему месту с ещё большей привязанностью. Я успел всего два или три раза поднести к губам сосуд с глинтвейном, когда дверь ресторанчика распахнулась, впустив с улицы занесённый ветром жёлтый лист, который, сделав балетный пируэт, мягко опустился невдалеке от барной стойки. Вслед за посланником осени в помещение вошёл высокий мужчина в тёмно-сером пальто и шляпе, слегка надвинутой на лоб, но не настолько, чтобы заслонить глаза. Едва заметив силуэт в дверном проёме, я тут же узнал Натана. Его сложно было бы не узнать. Приглушённо хмыкнув, я подумал, что на этот раз увидел его первым, а это какой-никакой прогресс. Вот только в чём?
Натан, остановившись у двери, окинул зал беглым взором, который остановился, разумеется, на мне (странно, и почему я не удивился?), после чего, сняв пальто и шляпу и оставив их на высокой вешалке, приблизился к моему столику и вполне понятным жестом попросил разрешения присесть. Я кивнул, глотнул глинтвейна, дождался, пока мой визави устроится поудобнее, сделает заказ, получит от официанта чашку ароматного кофе и лишь после этого наконец поприветствовал его, выказав удивление случайной (ой ли?) встречей.
- На этот раз никаких совпадений, - без улыбки ответил Натан. – Я уже третий вечер прихожу сюда примерно в это время. Так и думал, что однажды вы всё-таки появитесь.
- Так вы меня искали? – мне не удалось скрыть удивления, а оно было вполне оправданно. В конце концов у этого человека оставался мой электронный адрес, он мог бы связаться со мной через интернет.
- Я хотел лично с вами встретиться, Влад, - который уже раз Натан словно прочёл мои мысли или угадал по выражению лица всё то, о чём я думал. – Хотя причина в некотором роде сходна с той, благодаря которой мы с вами познакомились.
- Вы хотите предложить мне новую работу? – невольно я сузил глаза, готовясь перейти к деловому разговору, хотя настроение для этого было совершенно не подходящим. Откровенно говоря, мне бы не хотелось на этот раз получить заказ на какого-нибудь слесаря или продавщицу булочек на вокзале. После тех дворников и, главное, после того, что я узнал о причине их устранения, во мне зародилось разумное опасение связываться с Натаном в качестве клиента ещё раз. Вот так посидеть в ресторанчике, рассуждая о музыке, погоде и плюсах здешней кухни – сколько угодно, но ничто иное. Мне уже хватило.
- В некотором роде да, - наконец-то улыбнулся он, сделав глоток кофе и изящно промокнув после этого губы салфеткой. – Я предлагаю вам работать на меня. Постоянно. Мне порой крайне необходимы услуги специалиста вашего рода деятельности и уровня. Одному всё успевать, знаете ли, не так уж просто.
- И на какой же ниве вы трудитесь? Не похожи вы на большого денежного воротилу, уж простите за прямоту, - не удержался от мелкой шпильки я.
Натан только приглушённо рассмеялся, чуть прищурив глаза и слегка откинув голову назад. Потом снова пригубил кофе, совершил едва ли не театральное действо с салфеткой, после чего с минуту просто смотрел на меня со странным выражением на лице.
- На ниве исполнения желаний, - неожиданно ответил он и, не ожидая пока я откашляюсь попавшим не в то горло глинтвейном, снова улыбнулся. – Видите ли, я - волшебник.
Стукнув себя в район солнечного сплетения кулаком, я наконец смог толком вздохнуть и взглянуть на моего собеседника взглядом, так и сочившимся откровенным скептицизмом и иронией. Впрочем, в глубине души я уже решил для себя, что с головой у Натана явно не всё в порядке, как ни прискорбно было это признавать. Недостаточно ему было дурацкого убийства дворников ради прогулки слепой девицы по листьям, так теперь он ещё и заявил, что является волшебником! Нет, ничего против предыдущего заказа я не имел: он дался мне более чем просто, а оплачен был весьма достойно, но вот связываться с человеком вторично, особенно после того, как все признаки его ненормальности оказались, что называется, налицо, я не желал.
- Я не сумасшедший, Влад, - весьма убедительно заверил Натан, но на этот раз я не удивился; думаю, мою реакцию вполне можно было предугадать, даже не обладая особой проницательностью.
- Разумеется, - согласно кивнул я. Помнится, где-то читал, что с такими людьми нужно во всём соглашаться. Впрочем, признавать в Натане психа совершенно не хотелось, уж больно он был интересен. Да и выглядел он совсем не как сумасшедший, хотя мне попросту было не с кем сравнивать.
Натан стряхнул с плеча невидимую пылинку, неизвестно как осмелившуюся опуститься на его идеальный костюм, и с неизменной улыбкой проговорил:
- Я понимаю, что, назвавшись волшебником, явно заставил вас усомниться в здравости своего рассудка, но если вы позволите мне пояснить некоторые детали, то сами спустя пять минут придёте к выводу, что никак иначе я не мог бы определить свой род деятельности.
Наверное, нужно было вежливо извиниться, сослаться на огромную занятость, поднять собственное тело, разнеженное от сытной еды и приятной музыки, добраться до барной стойки и, расплатившись за ужин, спешно удалиться, но я вновь не смог противиться необъяснимой притягательности этого человека, хотя моё разумное начало, во время встреч с Натаном неожиданно исчезающее в неизвестном направлении, неожиданно объявилось и с неуёмным упорством звало меня покинуть ресторан. Разумеется, я остался. Конечно же, я позволил ему рассказать мне то, что он собирался поведать. Хотя со стороны, наверное, казалось, что это скорее он разрешает мне своим чуть ли не венценосным позволением выслушать эти речи.
Натан говорил не слишком долго и эмоционально, но очень живо и с какой-то внутренней силой. Он рассказал мне, как в какой-то дешёвой забегаловке, куда случайно зашёл купить чего-нибудь холодного в жаркий день, обратил внимание на девушку, которая пела под аккомпанемент ужасных музыкантов, играющих не в лад, под шум пьяных голосов и нетрезвого хохота, пела с закрытыми глазами, словно желая отгородиться от всего вокруг. Он тогда простоял у грязной барной стойки все те двадцать минут, в течение которых девушка находилась на неком подобии сцены, пока под громкий свист не была спроважена в подсобку. Натан, пользуясь самым лучшим в наше время средством для получения информации – деньгами, - узнал о ней всё. Имя, возраст, семейное положение… Узнал, что у талантливой девочки не было возможности поступить в музыкальное училище, что вот уже полтора года она за гроши работает в третьесортных барах, чтобы прокормить себя и мать-инвалида, что больше всего на свете девушка хочет петь – так, чтобы её по-настоящему слушали, а не одаривали кривыми ухмылками и мутными взглядами, пытаясь погладить по бедру, когда она спускается со сцены… Натан подарил девочке её мечту. Теперь она, стоя на сцене в красивом длинном платье, пела так полюбившийся мне «Караван» в моём любимом ресторанчике. Пела предпоследний раз, потому что уже через две недели отправлялась куда-то в западную Европу, где какая-то академия искусств уже ждала её на отделение джазового вокала прямо посреди года, потому что за это была уплачена уйма зеленолицых президентов. Когда композиция закончилась и музыканты начали наигрывать что-то другое, уже без вокала, она легко соскочила со сцены, подошла к нашему столику и, обменявшись с Натаном несколькими не слишком содержательными, но приветливыми словами, отправилась к барной стойке, где её ожидала чашка, от которой поднимался лёгкий парок.
Я сидел, пробуя на вкус новую степень ощущения полного ошарашения, если такое слово вообще можно найти в каком-нибудь словаре, а Натан продолжал говорить. О слепой девушке, мечтавшей пройтись по листьям в собственном парке. О молодом художнике, за бесценок продававшем в переходе метро картины, которые, благодаря вмешательству Натана, уже через два года на престижных аукционах уходили за тысячи евро. О сорокалетнем мужчине, который со знанием семи языков вынужден был работать уборщиком мусора, пока не получил в подарок от неизвестного доброжелателя счёт в банке на энную сумму, билет на самолёт в какой-то Европейский город и приглашение на работу преподавателя одного из крупнейших университетов. О старушке-пенсионерке, последние двадцать лет не знавшей, что такое сытный обед, которая мечтала лишь о том, чтобы после смерти её прах развеяли над Красным морем. О десятках желаний самых обычных и в то же время удивительных людей, их судьбах и мечтах, которые Натан по какой-то одному ему известной причине взялся выполнять, ничего не требуя взамен, кроме разве что простого человеческого «спасибо». А ведь и впрямь почти что волшебник… Волшебник двадцать первого века, со всеми причитающимися добавками в виде неизвестно откуда берущихся огромных сумм денег на исполнение чужих мечтаний, костюмчика по последнему писку европейской моды, повадок потомственного аристократа и… желания нанять киллера на побегушках. Нелепее некуда.
- Зачем же вам я? – невольно вырвалось у меня, когда Натан замолчал, утопив окончание последнего своего слова в чашке с кофе.
- Разве это не очевидно? – он вопросительно поднял бровь. – Вы сами знаете, какое за окном время, Влад, как и то, что в нашем мире многое решают деньги, власть и сила. Первое у меня есть, второе в нужной мере тоже, что же до третьего, то живым воплощением силы являетесь вы. К сожалению, иногда приходится прибегать к крайним мерам, но сам я далеко не на всё способен. Для этого мне и нужны вы. Но я имею в виду не только ваш основной профиль. Порой просто хочется, чтобы рядом был кто-то, кто знает столько же, сколько и ты, и поэтому мог бы по достоинству оценить твоё творение или даже разделить с тобой радость исполнения чьего-то желания.
- Почему вы думаете, что я вам подойду? – наклонив голову набок, полюбопытствовал я.
- Считайте это природным чутьём, - улыбнулся Натан.
- А вам не кажется, что ваши методы порой несколько…ммм… - я на мгновение замялся. – Негуманны?
- И это говорите мне вы? – брови моего собеседника вновь взлетели, но на этот раз с лёгкой иронией.
- Уели, - признал я, подняв перед собой открытые ладони. – Но как же первое средство для достижения собственных целей? Откуда вы берёте столько денег?
Натан несколько удивительно долгих мгновений смотрел на меня задумчивым взором; за это время успела закончиться очередная композиция и зародиться новая блюзовая мелодия, нежная и печальная, навевающая мысли об осени, вечерней прогулке по мокрой после дождя мостовой и тихом листопаде. Потом мой визави усмехнулся, качнув головой и, допив остатки кофе, проговорил:
- Я ведь не спрашиваю вас о том, как вы стали тем, кем стали, Влад. Позвольте и вы мне оставить что-то в тайне.
Я промолчал, решив, что его слова не нуждаются в ответе. Так же молча мы дождались, пока нам принесут ещё по чашке кофе. Это молчание было спокойным и совершенно не тягостным, как порой случается между даже самыми близкими людьми. А тут передо мной сидел человек, с которым я столкнулся, в сущности, случайно, но я не чувствовал никакого дискомфорта, скорее даже наоброт: меня поглотило ощущение умиротворения и спокойствия.
- Вы абсолютно сумасшедший, Натан! – наконец выдавил из себя я, не удержавшись от ухмылки, когда смолкла блюзовая мелодия. – Волшебник – о да. И сумасшедший.
- Только сумасшедшим дано исполнять чужие мечты, - тотчас проговорил Натан совершенно серьёзно и без тени улыбки на задумчивом лице, а я вдруг словил себя на мысли, что очень рад нашей случайной встрече почти две недели тому назад за этим же столиком, когда я ещё строил недовольную мину и с нездоровой мнительностью думал о преследовании моей скромной персоны этим франтом. Прошло не так много дней, мы вновь сидим друг напротив друга, но теперь всё иначе. Музыканты заиграли очередной приятный блюз, девушка подошла к микрофону, а я глотнул кофе, чтобы промочить неожиданно пересохшее горло.
- Вы ведь с самого начала знали, что я не откажусь, ведь так? – а ведь я и правда уже внутренне согласился с его странным предложением, обещавшим множество проблем на мою пустую голову.
- Чш-ш! – Натан приложил палец к губам и повернулся в полоборота к сцене, не глядя на меня. – Не говорите ничего, Влад. Не надо слов. Просто послушайте. Послушайте этот октябрьский блюз.
13.10.2005 & 09.07.2006
Слушай октябрьский блюз. III, IV
Слушай октябрьский блюз.
III
В моих вкусах, сколько я себя помню, всегда сквозило что-то националистическое. В том смысле, что я почти всегда мог сказать о каком-то предмете, что предпочитаю его выпущенным в той или иной стране. Например, мне уже очень давно нравились немецкие автомобили. В отличие от французских, которые невольно ассоциировались со словом «изящество» и куда больше, на мой взгляд, подходили женщинам, нежели мужчинам, японских, даже самые крупногабаритные из коих казались мне слишком маленькими и способными попросту сдавить сидящему в них человеку плечи, американских, навевающих невольные воспоминания о случайно увиденных дешёвых голливудских фильмах, где по «чёрным» районам Нового Света именно в таких железных гробах разъезжают самые плохие парни, немецкие автомобили всегда являли собой для меня образец надёжности, подчёркнутой строгости стиля и вместе с тем удобства и комфорта. Или вот, скажем, если упомянуть кухни разных стран мира, то я всегда оставался более чем равнодушен ко всяческим восточным изыскам, к американскому «рискни-съесть-меня-авось-не-потянет-в-объятия-к-белому-брату-унитазу», к знакомым с детства блюдам славянских стран и даже к огромному выбору мексиканской острой еды, тогда как итальянская кухня вызывала во мне более чем здоровый аппетит и порой заставляла задумываться о том, а так ли уж плохо быть счастливым обжорой. Самые лучшие вина, по-моему, не делают нигде, кроме Франции, что бы там ни говорили некоторые эксперты, а вот парфюмерия страны романтиков, неизвестно кем таковой названной, по-моему, оставляет желать лучшего, в отличие от ароматов мастеров-макаронников. Разве что в оружии я всегда был удивительно многонационален, а всё остальное из списка моих предпочтений почти всегда могло быть отмечено ярлычком со штрих-кодом той или иной страны. Пиво в том числе. Вообще-то я этот напиток не люблю. Исключением можно посчитать разве что светлое нефильтрованное, ни в коем случае не бутылочное – этот запертый джинн способен разве что своим духом заставить поморщиться, - но только что налитое из большой бочки, свежее и вкусное. Такое лучше всего пить, сидя вечерком в небольшом пивном баре где-то на старых улочках Праги, лениво щурясь и довольно поглядывая на редких прохожих, вышагивающих по мощёной мостовой.
То пиво, которое можно купить в наших киосках и магазинах, мне совсем не по вкусу. Однако сегодня что-то взбрело в голову, невероятно захотелось глотнуть холодненького хмеля из запотевшей бутылки и не столько жадно вливать в себя жидкость, сколько просто покатать бутылку в руках, изредка поднося к губам. Это отлично дополняло моё вполне благодушное настроение, вызванное, несомненно, тем, что на днях я закончил все дела с тем самым странноватым франтом Натаном и мог теперь спокойно наслаждаться свободным временем, сколь угодно долгой прогулкой, возможностью несколько недель, а то и месяцев жить на широкую ногу без размышлений о новых заказах и, в конце концов, потрясающим октябрьским золотом, щедро осыпавшим дороги.
Несколько часов проведя на улицах родного города, почему-то показавшегося мне необычайно привлекательным, я незаметно для самого себя очутился в одном из тех стареньких дворов, где как раз проходила территория, которую должны были подметать те самые дворники, чьи имена в переданном Натаном списке несколько дней назад были моей рукой отмечены красивыми галочками. Можно, конечно, было бы припомнить старое утверждение, что преступник всегда возвращается на место преступления, однако же я в этом дворе, кажется, никогда раньше и не был. Убирал-то я дворников возле их домов, а сюда так ни разу и не наведался – не было надобности. Дворик, между тем, оказался довольно просторным, но при этом весьма уютным. Защищённый со всех сторон от ветра старого образца домами, он больше походил на небольшой сквер. Такие сейчас нечасто встречаются в стольном граде, застраиваемом соответствующими службами с остервенением дорвавшегося до женщины зэка.
Со всех сторон меня окружали одетые в разные оттенки красного и золотого деревья, неширокая асфальтированная дорожка вела между ними, рисуя загадочную кривую. Дорога была едва заметна под толстым слоем листьев, которые вот уже примерно неделю никто не сметал, потому что ни один дворник больше не соглашался выходить работать на этом участке. Жители ближайших домов оказались не столь пугливыми, поэтому возле подъездов листья были собраны в невысокие кучи, однако стоило чуть отойти от дома, как ноги намного выше щиколоток утопали в бронзе и золоте. Честно говоря, я уж и не помню, когда последний раз ходил по такому потрясающему ковру листьев. Везде и всюду их аккуратно сгребали, стоило лишь деревьям сбросить свои одеяния на землю, а потом сжигали или, возможно, увозили куда-то, где они быстро сгнивали после нескольких дождей. Вот уж чего не знаю – того не знаю.
В это время дня во дворе почти никого не было. Кто-то просиживал штаны на трудовом месте, дети скучали в школах и детских садах, а те, кто чуть постарше, должно быть, предпочитали проводить свободное время в более людных дворах, где у подъезда на скамейке собирались компании подвыпивших молодчиков с гитарами или устраивались «машинные» тусовки. Этот двор был не таким, как все. Слишком уж тихий для одной из не столь далёких от центра улиц, слишком пустой, слишком золотой и осенний. Слишком укрытый листьями, чтобы здесь можно было делать что-нибудь иное, кроме как безмолвно прогуливаться среди деревьев, с каким-то щемящим детским восторгом шурша опавшими листьями и порой вглядываясь сквозь ещё не оголённые ветви в небо, откуда мягкими октябрьскими лучами сияло солнце. Впереди на дороге, посреди сквера уже и вовсе неразличимой под слоем листьев, показались двое – первые люди, встреченные мною в этом дворе. Я даже чуть поморщился, недовольный тем, что моё благостное одиночество нарушено какой-то очередной парочкой, должно быть, считающей себя чуть ли не Ромео и Джульеттой нового тысячелетия. Пока считающей – до первой размолвки.
Оставив наполовину недопитую бутылку пива в почти пустой урне, я двинулся навстречу тем двоим, засунув руки в карманы плаща и постепенно ускоряя шаг, чтобы побыстрее миновать людей и пойти дальше всё в том же приятном осеннем одиночестве. Может быть, если бы я сразу пристально взглянул на них издалека, то сразу бы свернул в сторону, чтобы не пересечься на невидимой под листьями дороге. Но я не смотрел на этих двоих, предпочитая разглядывать узоры золотого ковра под ногами, тени ветвей, ползущие по нему тёмными змеями, и даже носки собственных туфель. Когда же до моего слуха донёсся тихий разговор пары, я невольно вздрогнул и тут же метнул пристальный взгляд на них, уже успевших приблизиться ко мне на расстояние в несколько шагов.
- Добрый вечер, - невозмутимо улыбнулся мне Натан, хотя, могу поклясться своим годовым доходом, что на какое-то мгновение, пусть короткое, но всё же существовавшее, на его спокойном лице мелькнула тень лёгкого удивления.
- И вам того же, - ответил я, старательно прогоняя изумление из собственных глаз, как обычно при встрече с этим человеком не сумев вовремя спрятать свои мысли куда поглубже. – Не ожидал вас здесь увидеть.
Натан снова улыбнулся, а я впервые взглянул на его спутницу, которую мой необычный знакомый держал под руку. Мне почему-то стало невероятно интересно, какой может быть женщина, ставшая кем-то особенным для столь неординарного мужчины, коим Натан, несомненно, являлся. Стоило только взглянуть на девушку, как я вновь удивился – уже который по счёту раз за время нашего нестандартного знакомства с моим теперь уже бывшим клиентом. Девушка мало того, что была лет на десять младше его, так ещё и казалась абсолютно обыкновенной. Самая обычная миловидная девица раннего студенческого возраста, с не слишком длинными русыми волосами, одетая не то чтобы безвкусно, но как-то пресно и без изыска, без малейшего следа косметики на чуть бледноватом добродушном лице и со светло-голубыми водянистыми глазами, глядящими на меня без всякого выражения, как будто их владелица была не человеком, а рыбой.
- Нат, это ваш партнёр по работе? – спросила девушка негромким голосом и, кажется, повернулась к своему спутнику, но я уже не обращал на неё внимания, переведя взгляд на Натана.
- Нет, - он снова улыбнулся, чуть склонив голову набок, словно изучая меня, как экспонат в музее (интересно, в его восприятии я был бы редкой картиной в Лувре или подобием грубой дубинки в музее истории древнего мира?), потом кивнул как будто и не мне вовсе, а каким-то своим мыслям, после чего посмотрел на девушку. – Это мой несколько неожиданный друг.
Хорошо, что я не начал вести подсчёт тем случаям, когда Натан меня удивлял. Давно бы сбился. Но, пожалуй, число таких удивлений явно перевалило за дюжину, а сейчас подкрепилось ещё одним. Этот франт назвал меня другом. Меня, знакомого с ним меньше месяца. Меня, которому он передал чёртову уйму зелёных президентов за убийство ни в чём не повинных дворников. Меня, о котором он не имеет ровным счётом никакого понятия. Меня, убийцу, в конце-то концов! Но ещё больше произнесённых слов меня ошарашил тот факт, что это было приятно. Да, чёрт побери, мне было в радость слышать из уст этого человека утверждение, что я являюсь ему не каким-то там деловым партнёром, не случайным знакомым, а другом, пусть и, как он выразился, несколько неожиданным. И хотя я чётко осознавал, что это было сказано лишь для девушки (не мог ведь он лениво произнести что-то вроде: «Нет, дорогая, это просто киллер, которому я заказал десяток старушенций и дедулек!»), мне понравилось, как звучали эти слова. Должно быть, та непонятная власть, которую этот человек распространял на всех вокруг, заставляя проникаться невольным уважением и сильнейшей симпатией, коснулась и меня, хотя я отчаянно этому сопротивлялся, бог свидетель, хоть я в него и не верю.
- Тем более рада с вами познакомиться, - улыбнулась девушка, всё так же без выражения глядя на меня своими рыбьими глазищами. – Ирина. Можно просто Ира.
- Влад, - кивнул я и привычно протянул руку, чтобы либо пожать её, либо даже церемонно поцеловать; почему-то рядом с Натаном это казалось на удивление уместным. Однако девушка никак не прореагировала, а всё ещё держащий её под руку Натан неопределённо улыбнулся мне, приподняв брови. И только в эту секунду я понял, почему Ирина так напряжённо вцепилась в его руку, почему так неподвижны её прозрачные глаза, почему эти двое так медленно шли мне навстречу. Ладонь я отправил обратно в карман, невольно почувствовав какое-то странное чувство вины перед девушкой, хотя, конечно, не был ни в чём виноват.
- Может быть, вы к нам присоединитесь? – предложила Ира, одной рукой достав из висевшей на её плече сумочки чёрные очки и тут же привычным движением отправив их на нос, словно по моему дыханию догадалась, что меня смущает её невидящий взгляд, и решила избавить меня от лишнего напряжения. – Если, конечно, вы не против прогулки во дворе, потому что я никуда дальше не выхожу.
Прежде чем я успел что-то ответить, Натан проговорил:
- Ирина предпочитает не отходить далеко от дома. Она даже не позволяет мне увести её в парк, где не так много людей.
- Ну, у всех бывают свои причуды или странности, - усмехнулась девушка. – Но моя личная не идёт ни в какое сравнение с тем, что творится в этом дворе.
- Простите? – непонимающе пробормотал я, глядя то на Натана, то на его спутницу, хоть она и не могла этого видеть.
- Видите ли, я очень люблю осень, ещё с тех пор, как у меня зрение не пропало, - Ирина произнесла это как ни в чём не бывало, словно упомянула о какой-то мелочи наподобие синяка на коленке или родинке необычной формы. На секунду отпустив руку Натана, она присела, чтобы поднять первый попавшийся под руку лист, оказавшийся кленовым, и начала вертеть его в пальцах. – С того дня мне ни разу не представилась возможность пройтись вот так по листьям, потому что у нас во дворе, как и везде в городе, их регулярно убирают, а в дальние парки я не хожу. И вдруг вчера, представляете, Натан позвонил мне и сказал, что сегодня поведёт гулять по самому настоящему морю листьев. И ведь не обманул, их здесь и впрямь море. Правда, почему их не убирают, я даже представить себе не могу…
Ира продолжала ещё что-то говорить в радостном возбуждении, а я, забыв про необходимость дышать, в немом шоке смотрел на Натана, который задумчиво улыбался, не отводя от моих глаз своего пристального спокойного взгляда. Всё встало на свои места, тут же появились логичные ответы на многочисленные вопросы, а в моём мозгу начала выстраиваться чёткая схема происходящего. Слепая девушка, мечтающая прогуляться по листьям в своём дворе. Дворники, которые этот двор каждодневно подметают. Наёмный убийца, устранивший всех дворников, включая тех, которые добровольно согласились пойти на «нехороший» участок. Как результат – большой двор, усыпанный листьями, которые, несомненно, шуршат, как того и хотелось Ирине. Выходит, этот франт заплатил мне огромную сумму, чтобы я убил нескольких старичков и старушек только ради того, чтобы слепая девушка смогла погулять по шелестящим листьям? Да он же сумасшедший!
- Не думаю, что у Влада сейчас есть время, - словно прочитав мои мысли, сказал своей спутнице Натан. – Боюсь, Ирина, нам с вами предстоит догуливать вдвоём.
Я промямлил что-то вежливо-извинительное, быстро пожал руку Натану и, ускоряя шаг, двинулся прочь, словно боясь, что если задержусь рядом с этим человеком ещё хоть мгновение, меня захватит непреодолимой волной его обаяния, затащит на какие-то неведомые глубины и уже никогда не отпустит. Быть может, это и похоже на паранойю и сильнейшую мнительность, о которой, кстати, Натан мне в своё время упомянул, но я почти что боялся этого человека, вернее, не его самого, а той необъяснимой власти, что исходила от него и была едва ли не осязаемой и видимой. Это и впрямь пугало, хотя в то же время неуловимо привлекало, манило и тянуло к себе, порождая в воображении идеи о том, как было бы замечательно познакомиться с Натаном поближе, понять его хоть на малую толику или даже стать ему другом; надо же было этим небрежным словам так врезаться в мою память! Усилием воли прогнав прочь многочисленные неразумные мысли, с завидным упрямством снова и снова рождающиеся в моей голове, я поднял ворот плаща, словно он мог помочь мне отгородиться от размышлений, и широким шагом двинулся в сторону людной улицы, автомобильных гудков и будничного городского шума, не имеющих ничего общего ни с занесённым листьями сквером, ни с приятным одиночеством, ни тем более со странным человеком, носящим редкое в наших широтах имя.
IV
На этот раз в моём любимом ресторанчике было на удивление мало людей: свободными оставались пять столиков, хотя обычно в такое время зал был набит битком, даже из подсобки приходилось приносить запасные стулья, чтобы как можно больше народу могло уместиться, дабы отдать дань достойному ужину, приятным напиткам и замечательной музыке. Я выбрал тот же столик, за которым сидел почти две недели назад, когда последний раз был в ресторане. Забавное совпадение, но и сегодня на сцене распевалась та самая девушка в длинном платье, хоть и другого цвета и фасона на этот раз. Музыканты явно только-только настроились и пока толком не разыгрались; саксофонист выводил что-то печальное, гитарист разминал пальцы перед тем, чтобы пройтись ими по струнам, ударник, стоя в сторонке, допивал кофе, остальные музыканты лениво усаживались на свои места, а певица играла голосом, подпевая тоскливой мелодии саксофона. Сделав заказ, я удобно откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. На душе царил удивительный покой, какого я давно уже не испытывал. Незнакомое чувство полнейшего удовлетворения всем – собой, своей жизнью, позднеоктябрьским листопадом за окном, приглушёным разговором за соседними столиками, постепенно зарождающейся джазовой композицией, только что принесённым кофе по-бедуински, - нахлынуло на меня морской волной и слегка покачивало теперь, плавно и мягко, добавляя новый привкус к моему мироощущению.
Когда принесли ужин – замечательную мясную запеканку по рецепту бабушки нынешнего повара, если верить словам официанта, с картофелем, обжаренным во фритюре в мундире с добавлением золотистых колечек лука и зелёным горошком, и совершенно восхитительный соус, названия которого я так и не смог запомнить, хотя заказавыл его через раз, - я с удовольствием принялся за еду, едва ли не закатывая глаза от восторга. Помнится, я был уверен в том, что моё сердце отдано исключительно итальянской кухне? Соврал, покривил душой. На самом деле я падок ещё и на всё, что готовят в этом ресторанчике, чем бы оно ни было. Уж больно вкусно и с душой приготовлено. Да, именно так – с душой. Всегда считал и до сих пор остаюсь убеждённым сторонником идеи о том, что любое дело (от приготовления яичницы до написания картины) должно быть совершено от души. Тогда и сам процесс приятнее, и результут намного лучше, чем когда работа выполняется просто потому, что так надо. Так вот, здесь повар явно был гением от поварёшки, и это отнюдь не ирония в моих устах, а самый что ни на есть большой комплимент кулинарному искусству этого незнакомого мне человека. Если учесть ещё и то, что я всегда был гурманом и ужасным привиредой в еде, из моих уст подобный комплимент поварскому умению приобретает действительно значительный вес, хоть я и никогда не видел повара, не говорил с ним и не имел возможности просто по-человечески сказать ему спасибо за те многие минуты наслаждение его блюдами.
Опустошённая посуда была передвинута на край стола, откуда её спустя несколько минут унёс шустрый официант, а передо мной появился толстостенный бокал с горячим глинтвейном. Лениво помешивая содержимое палочкой корицы, я слушал вечерний блюз, пребывая в том замечательном состоянии сытости и полнейшей удовлетворённости, которое так часто посещало меня именно в этом ресторанчике и за которое я относился к сему месту с ещё большей привязанностью. Я успел всего два или три раза поднести к губам сосуд с глинтвейном, когда дверь ресторанчика распахнулась, впустив с улицы занесённый ветром жёлтый лист, который, сделав балетный пируэт, мягко опустился невдалеке от барной стойки. Вслед за посланником осени в помещение вошёл высокий мужчина в тёмно-сером пальто и шляпе, слегка надвинутой на лоб, но не настолько, чтобы заслонить глаза. Едва заметив силуэт в дверном проёме, я тут же узнал Натана. Его сложно было бы не узнать. Приглушённо хмыкнув, я подумал, что на этот раз увидел его первым, а это какой-никакой прогресс. Вот только в чём?
Натан, остановившись у двери, окинул зал беглым взором, который остановился, разумеется, на мне (странно, и почему я не удивился?), после чего, сняв пальто и шляпу и оставив их на высокой вешалке, приблизился к моему столику и вполне понятным жестом попросил разрешения присесть. Я кивнул, глотнул глинтвейна, дождался, пока мой визави устроится поудобнее, сделает заказ, получит от официанта чашку ароматного кофе и лишь после этого наконец поприветствовал его, выказав удивление случайной (ой ли?) встречей.
- На этот раз никаких совпадений, - без улыбки ответил Натан. – Я уже третий вечер прихожу сюда примерно в это время. Так и думал, что однажды вы всё-таки появитесь.
- Так вы меня искали? – мне не удалось скрыть удивления, а оно было вполне оправданно. В конце концов у этого человека оставался мой электронный адрес, он мог бы связаться со мной через интернет.
- Я хотел лично с вами встретиться, Влад, - который уже раз Натан словно прочёл мои мысли или угадал по выражению лица всё то, о чём я думал. – Хотя причина в некотором роде сходна с той, благодаря которой мы с вами познакомились.
- Вы хотите предложить мне новую работу? – невольно я сузил глаза, готовясь перейти к деловому разговору, хотя настроение для этого было совершенно не подходящим. Откровенно говоря, мне бы не хотелось на этот раз получить заказ на какого-нибудь слесаря или продавщицу булочек на вокзале. После тех дворников и, главное, после того, что я узнал о причине их устранения, во мне зародилось разумное опасение связываться с Натаном в качестве клиента ещё раз. Вот так посидеть в ресторанчике, рассуждая о музыке, погоде и плюсах здешней кухни – сколько угодно, но ничто иное. Мне уже хватило.
- В некотором роде да, - наконец-то улыбнулся он, сделав глоток кофе и изящно промокнув после этого губы салфеткой. – Я предлагаю вам работать на меня. Постоянно. Мне порой крайне необходимы услуги специалиста вашего рода деятельности и уровня. Одному всё успевать, знаете ли, не так уж просто.
- И на какой же ниве вы трудитесь? Не похожи вы на большого денежного воротилу, уж простите за прямоту, - не удержался от мелкой шпильки я.
Натан только приглушённо рассмеялся, чуть прищурив глаза и слегка откинув голову назад. Потом снова пригубил кофе, совершил едва ли не театральное действо с салфеткой, после чего с минуту просто смотрел на меня со странным выражением на лице.
- На ниве исполнения желаний, - неожиданно ответил он и, не ожидая пока я откашляюсь попавшим не в то горло глинтвейном, снова улыбнулся. – Видите ли, я - волшебник.
Стукнув себя в район солнечного сплетения кулаком, я наконец смог толком вздохнуть и взглянуть на моего собеседника взглядом, так и сочившимся откровенным скептицизмом и иронией. Впрочем, в глубине души я уже решил для себя, что с головой у Натана явно не всё в порядке, как ни прискорбно было это признавать. Недостаточно ему было дурацкого убийства дворников ради прогулки слепой девицы по листьям, так теперь он ещё и заявил, что является волшебником! Нет, ничего против предыдущего заказа я не имел: он дался мне более чем просто, а оплачен был весьма достойно, но вот связываться с человеком вторично, особенно после того, как все признаки его ненормальности оказались, что называется, налицо, я не желал.
- Я не сумасшедший, Влад, - весьма убедительно заверил Натан, но на этот раз я не удивился; думаю, мою реакцию вполне можно было предугадать, даже не обладая особой проницательностью.
- Разумеется, - согласно кивнул я. Помнится, где-то читал, что с такими людьми нужно во всём соглашаться. Впрочем, признавать в Натане психа совершенно не хотелось, уж больно он был интересен. Да и выглядел он совсем не как сумасшедший, хотя мне попросту было не с кем сравнивать.
Натан стряхнул с плеча невидимую пылинку, неизвестно как осмелившуюся опуститься на его идеальный костюм, и с неизменной улыбкой проговорил:
- Я понимаю, что, назвавшись волшебником, явно заставил вас усомниться в здравости своего рассудка, но если вы позволите мне пояснить некоторые детали, то сами спустя пять минут придёте к выводу, что никак иначе я не мог бы определить свой род деятельности.
Наверное, нужно было вежливо извиниться, сослаться на огромную занятость, поднять собственное тело, разнеженное от сытной еды и приятной музыки, добраться до барной стойки и, расплатившись за ужин, спешно удалиться, но я вновь не смог противиться необъяснимой притягательности этого человека, хотя моё разумное начало, во время встреч с Натаном неожиданно исчезающее в неизвестном направлении, неожиданно объявилось и с неуёмным упорством звало меня покинуть ресторан. Разумеется, я остался. Конечно же, я позволил ему рассказать мне то, что он собирался поведать. Хотя со стороны, наверное, казалось, что это скорее он разрешает мне своим чуть ли не венценосным позволением выслушать эти речи.
Натан говорил не слишком долго и эмоционально, но очень живо и с какой-то внутренней силой. Он рассказал мне, как в какой-то дешёвой забегаловке, куда случайно зашёл купить чего-нибудь холодного в жаркий день, обратил внимание на девушку, которая пела под аккомпанемент ужасных музыкантов, играющих не в лад, под шум пьяных голосов и нетрезвого хохота, пела с закрытыми глазами, словно желая отгородиться от всего вокруг. Он тогда простоял у грязной барной стойки все те двадцать минут, в течение которых девушка находилась на неком подобии сцены, пока под громкий свист не была спроважена в подсобку. Натан, пользуясь самым лучшим в наше время средством для получения информации – деньгами, - узнал о ней всё. Имя, возраст, семейное положение… Узнал, что у талантливой девочки не было возможности поступить в музыкальное училище, что вот уже полтора года она за гроши работает в третьесортных барах, чтобы прокормить себя и мать-инвалида, что больше всего на свете девушка хочет петь – так, чтобы её по-настоящему слушали, а не одаривали кривыми ухмылками и мутными взглядами, пытаясь погладить по бедру, когда она спускается со сцены… Натан подарил девочке её мечту. Теперь она, стоя на сцене в красивом длинном платье, пела так полюбившийся мне «Караван» в моём любимом ресторанчике. Пела предпоследний раз, потому что уже через две недели отправлялась куда-то в западную Европу, где какая-то академия искусств уже ждала её на отделение джазового вокала прямо посреди года, потому что за это была уплачена уйма зеленолицых президентов. Когда композиция закончилась и музыканты начали наигрывать что-то другое, уже без вокала, она легко соскочила со сцены, подошла к нашему столику и, обменявшись с Натаном несколькими не слишком содержательными, но приветливыми словами, отправилась к барной стойке, где её ожидала чашка, от которой поднимался лёгкий парок.
Я сидел, пробуя на вкус новую степень ощущения полного ошарашения, если такое слово вообще можно найти в каком-нибудь словаре, а Натан продолжал говорить. О слепой девушке, мечтавшей пройтись по листьям в собственном парке. О молодом художнике, за бесценок продававшем в переходе метро картины, которые, благодаря вмешательству Натана, уже через два года на престижных аукционах уходили за тысячи евро. О сорокалетнем мужчине, который со знанием семи языков вынужден был работать уборщиком мусора, пока не получил в подарок от неизвестного доброжелателя счёт в банке на энную сумму, билет на самолёт в какой-то Европейский город и приглашение на работу преподавателя одного из крупнейших университетов. О старушке-пенсионерке, последние двадцать лет не знавшей, что такое сытный обед, которая мечтала лишь о том, чтобы после смерти её прах развеяли над Красным морем. О десятках желаний самых обычных и в то же время удивительных людей, их судьбах и мечтах, которые Натан по какой-то одному ему известной причине взялся выполнять, ничего не требуя взамен, кроме разве что простого человеческого «спасибо». А ведь и впрямь почти что волшебник… Волшебник двадцать первого века, со всеми причитающимися добавками в виде неизвестно откуда берущихся огромных сумм денег на исполнение чужих мечтаний, костюмчика по последнему писку европейской моды, повадок потомственного аристократа и… желания нанять киллера на побегушках. Нелепее некуда.
- Зачем же вам я? – невольно вырвалось у меня, когда Натан замолчал, утопив окончание последнего своего слова в чашке с кофе.
- Разве это не очевидно? – он вопросительно поднял бровь. – Вы сами знаете, какое за окном время, Влад, как и то, что в нашем мире многое решают деньги, власть и сила. Первое у меня есть, второе в нужной мере тоже, что же до третьего, то живым воплощением силы являетесь вы. К сожалению, иногда приходится прибегать к крайним мерам, но сам я далеко не на всё способен. Для этого мне и нужны вы. Но я имею в виду не только ваш основной профиль. Порой просто хочется, чтобы рядом был кто-то, кто знает столько же, сколько и ты, и поэтому мог бы по достоинству оценить твоё творение или даже разделить с тобой радость исполнения чьего-то желания.
- Почему вы думаете, что я вам подойду? – наклонив голову набок, полюбопытствовал я.
- Считайте это природным чутьём, - улыбнулся Натан.
- А вам не кажется, что ваши методы порой несколько…ммм… - я на мгновение замялся. – Негуманны?
- И это говорите мне вы? – брови моего собеседника вновь взлетели, но на этот раз с лёгкой иронией.
- Уели, - признал я, подняв перед собой открытые ладони. – Но как же первое средство для достижения собственных целей? Откуда вы берёте столько денег?
Натан несколько удивительно долгих мгновений смотрел на меня задумчивым взором; за это время успела закончиться очередная композиция и зародиться новая блюзовая мелодия, нежная и печальная, навевающая мысли об осени, вечерней прогулке по мокрой после дождя мостовой и тихом листопаде. Потом мой визави усмехнулся, качнув головой и, допив остатки кофе, проговорил:
- Я ведь не спрашиваю вас о том, как вы стали тем, кем стали, Влад. Позвольте и вы мне оставить что-то в тайне.
Я промолчал, решив, что его слова не нуждаются в ответе. Так же молча мы дождались, пока нам принесут ещё по чашке кофе. Это молчание было спокойным и совершенно не тягостным, как порой случается между даже самыми близкими людьми. А тут передо мной сидел человек, с которым я столкнулся, в сущности, случайно, но я не чувствовал никакого дискомфорта, скорее даже наоброт: меня поглотило ощущение умиротворения и спокойствия.
- Вы абсолютно сумасшедший, Натан! – наконец выдавил из себя я, не удержавшись от ухмылки, когда смолкла блюзовая мелодия. – Волшебник – о да. И сумасшедший.
- Только сумасшедшим дано исполнять чужие мечты, - тотчас проговорил Натан совершенно серьёзно и без тени улыбки на задумчивом лице, а я вдруг словил себя на мысли, что очень рад нашей случайной встрече почти две недели тому назад за этим же столиком, когда я ещё строил недовольную мину и с нездоровой мнительностью думал о преследовании моей скромной персоны этим франтом. Прошло не так много дней, мы вновь сидим друг напротив друга, но теперь всё иначе. Музыканты заиграли очередной приятный блюз, девушка подошла к микрофону, а я глотнул кофе, чтобы промочить неожиданно пересохшее горло.
- Вы ведь с самого начала знали, что я не откажусь, ведь так? – а ведь я и правда уже внутренне согласился с его странным предложением, обещавшим множество проблем на мою пустую голову.
- Чш-ш! – Натан приложил палец к губам и повернулся в полоборота к сцене, не глядя на меня. – Не говорите ничего, Влад. Не надо слов. Просто послушайте. Послушайте этот октябрьский блюз.
13.10.2005 & 09.07.2006
@темы: Prose
-
-
14.07.2006 в 00:44-
-
14.07.2006 в 00:46-
-
14.07.2006 в 08:35-
-
14.07.2006 в 23:17...Радует только, что иногда ещё встречаются люди, способные мечтать не только о деньгах и славе, но и, например, о прогулке по морю листвы.
aniolkin, спасибо
-
-
15.07.2006 в 02:08Или что одна из убитых не была, скажем, учительницей литературы до того, как вышла на пенсию и не вспоминала Пушкина в момент уборки?
Может потому мир и безрадостней, что дворники считаются чем-то вроде расходного материала, а не людей со своими стремлениями. Извините, но никакая мечта о осеннем листопаде, сколь бы волшебным он не был, не стоит нескольких человеческих жизней. ИМХО.
-
-
15.07.2006 в 02:49И совсем безотносительно темы: читая ваш комментарий, словил себя на удивительной силы ощущении дежа вю. Но ведь такого диалога между нами раньше не было, не так ли?
-
-
15.07.2006 в 03:05-
-
15.07.2006 в 12:27Ещё несколько слов добавлю про рассказ. Знаете, я не припопню, пожалуй, даже трёх рассказов, где образ мыслей героя соответствует моему. Пожалуй, даже рпг-персонажи с похожими на мои устремлениями встречаются чаще, чем герои моих же рассказов.
Говоря проще, я не считаю дворников расходным материалом или людьми второго сорта. Натан, в принципе, тоже. Но для него имела значение в тот момент только мечта одного человека. Натан - слишком увлечённая своим делом натура. Обычно это называют хорошим качеством. Но, как видите, в данном случае трудно дать подобный комментарий его действиям.