Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Она стояла так уже четвёртый день, не меняя позы и даже почти не двигаясь. Глядя на тонкую женскую фигуру сквозь стальные решётки, Страж всё чаще ловил себя на мысли, что ему кажется, будто она окончательно окаменела и превратилась в статую. Тогда он грубо окликал пленницу, чтобы увидеть, как её плечи чуть дрогнут от неожиданного звука. Но ещё ни разу она не обернулась: едва поведя плечами, снова замирала и, казалось, совсем не дышала – даже в прохладном воздухе темницы от её губ не поднимался полупрозрачный пар.
Больше всего Страж не любил наблюдать за ней ночью. В кромешной тьме, куда не добирался ни свет луны и звёзд, ни яркость солнца, где по ночам не зажигают факелы, женская фигура в белом платье, казалось, светится изнутри, распространяя вокруг себя мерцающее сияние. Ещё когда Страж увидел пленницу впервые, он на несколько коротких мгновений вынужден был прикрыть глаза – настолько ослепительно белым оказалось её длинное простое платье. Как и сама она – светлоглазая, с бледной, почти прозрачной кожей и белыми, не светлыми, а именно белыми глазами и ресницами. Только одно в её облике выбивалось из сплошной белизны – два расплывшихся алых пятна: по одному на каждом запястье. Когда пленницу привели сюда, в темницу, её руки были закованы и соединены тяжёлой цепью, за которую тянул безликий Надсмотрщик, ведя пленницу за собой. Страж тогда подумал, что на первый взгляд даже не ясно, кто из них арестант. Никогда ещё ему не доводилось видеть, чтобы пленник столь высоко держал голову, уверенно выпрямлял спину и так ровно ступал босыми израненными ногами по серым холодным камням, словно по мягким дорогим коврам. Безмолвный надсмотрщик подвёл женщину к темнице, снял с её безвольных рук цепи, подождал, пока та зайдёт внутрь, после чего кивнул Стражу, чтобы тот запер тяжёлую кованную дверь с решёткой почти посередине. Пленница прошла в центр темницы, опустилась на колени спиной к двери и лицом к серой мрачной стене, свела вместе чуть дрожащие от боли ладони и закрыла глаза.
Уже четвёртые сутки Страж ждал, когда же, наконец, взойдёт красное солнце – знак того, что пришёл день Всеобщего суда. Он хотел как можно скорее избавиться от постоянного лицезрения неподвижной белой фигуры, от которой исходил пронизывающий всё вокруг свет.
Когда несколько часов спустя улицы за стенами темницы затопило яркое сияние красно-оранжевого светила, Страж облегчённо вздохнул и начал готовиться к суду. Мельком взглянув сквозь решётку на пленницу, он с удивлением отметил, что та поднялась с колен и теперь стоит лицом к двери, глядя на него со странной смесью сочувствия и порицания в глазах. Страж вздрогнул и отвернулся. Впервые за долгие годы службы он не смог выдержать взгляда заключённого.
Страж отпер замок и распахнул дверь в ту же секунду, когда над городом раздался низкий колокольный звон, который давал знать жителям о наступлении полудня, а значит, и времени суда. Страж жестом приказал женщине выйти, и она уверенно проплыла мимо него, остановилась в нескольких шагах, безмолвно ожидая, пока он снова повесит на дверь тяжёлый замок и опустит ключ в ящик стола. Страж кивнул на дверь, ведущую наружу; брови женщины чуть приподнялись, демонстрируя отголосок лёгкого удивления тем, что он не заковал её руки перед выходом на свет. Но уже спустя мгновение женщина направилась вперёд, а Страж двинулся следом, как и полагалось.
Вся площадь была затоплена городскими жителями. Люди стояли повсюду, выглядывали из окон домов и лавок, кто-то даже устроился на крыше. Никого не было лишь в самом центре, где из земли поднимался высокий деревянный столб, обложенный со всех сторон соломой, хворостом и дровами. Женщина сразу направилась туда, не рездумывая и не задерживаясь; люди перед ней расступались в стороны и моментально замолкали, бессловесно провожая осужденную. Страж последовал за пленницей, помог ей подняться по ненадёжно уложенным веткам к столбу, встал рядом и связал руки, прижав её спиной к столбу. Наматывая толстую чуть влажную верёвку, Страж старался завязывать узлы повыше, чтобы не задеть её воспалённые запясться, которые так и не перестали кровоточить. Встретившись с женщиной взглядом, Страж увидел, как она едва заметно приподняла края губ, слабой улыбкой благодаря его за доброту. Страж опустил глаза, чувствуя себя провинившимся мальчишкой-сорванцом, стоящим перед доброй, но желающей казаться строгой матерью. Отойдя в сторону, он замер перед толпой, которая уже сомкнулась непрервыным кругом, выпустив вперёд Судью – седовласого пожилого мужчину в церемонном тёмном облачении и книгой законов в руках. Став перед людьми и не одарив женщину даже мимолётным взглядом, Судья приблизил раскрытую книгу к глазам и начал громко читать обвинения и приговор. Площадь замолчала, словно все жители одновременно задержали дыхание – голос Судьи беспрепятственно долетал до каждого из них. Люди не особо слушали его речь, и без того понимая, за что всего через минуту у ног привязанной к столбу молодой женщины вспыхнет огонь.
Появившись в городе несколько недель назад, она тотчас оказалась как будто на противоположной стороне вымышленной стены, хотя ходила по тем же улицам, ела тот же хлеб и пила ту же воду, что и жители города. Просто иная, другая, чужая, непохожая на них. Она возвращала зрение слепым, слух – глухим и давала голос немым с рождения; она исцеляла пронзённых стрелами и мечами, заживляла самые сложные раны; она принимала тяжёлые роды и поила странными отварами лихорадочных, после чего те просыпались поутру как ни в чём не бывало; она возвращала разум безумным, ставила на ноги калек и исцеляла блаженных. Её благодарили за это, но уже через минуту начинали бояться, понимая, что если странница обладает силой едва ли не воскрешать, то и убить для неё не составит труда. Её боялись, а от страха до ненависти всего один шаг. И они возненавидили женщину. За то, что не могли понять, за то, что их жизнь в одночасье во многом стала зависеть от неё – совершенно чужой и незнакомой.
Судья закончил свою речь, кивнул Стражу, и тот поднёс пылающий факел к сухому хворосту, стараясь не встретиться с женщиной взглядом. Огонь быстро начал охватывать сухие ветки вокруг столба, постепенно приближаясь к белоснежной фигуре. Толпа отхлынула назад, спасаясь от пугающего жара, но не сводя глаз с необычного зрелища. Только Страж остался на своём месте близко к огню, но не страшась его. В повисшей тишине почему-то не слышался треск горящих сучьев и вообще не было никаких звуков.
Сначла вспыхнули длинные волосы цвета раннего снега и почти моментально сгорели. На подоле белого платья растеклось алое пламя. Страж не выдержал и посмотрел на женщину. Она же глядела прямо ему в глаза и грустно улыбалась, словно даже не чуствуя адской боли.
- Прости, Господи… - едва слышно вырвалось у Стража, мечтающего лишь о том, чтобы всему этому ужасу скорее пришёл конец, и боящегося того мгновения, когда осуждённая завопит от боли. – Прости меня, Господи, за грех мой…
Женщина наклонила полуизуродованную голову набок и приоткрыла потрескавшиеся губы. Страж так и не понял, сказала она что-то или неведомый голос – женский ли, мужской ли? – прозвучал в его голове.
- Ты не виноват, человек… - прочёл Страж по вспухшим губам горящей женщины. – Ты ни в чём не виноват. Просто я пришёл слишком рано…
В тот же миг пламя полностью поглотило тело и лицо женщины. Страж опустил потяжелевшие веки, ощутив под ними солёную влагу слёз.
И лишь тогда над городом безымянных людей раздался оглушительный крик безумной душевной боли…
Больше всего Страж не любил наблюдать за ней ночью. В кромешной тьме, куда не добирался ни свет луны и звёзд, ни яркость солнца, где по ночам не зажигают факелы, женская фигура в белом платье, казалось, светится изнутри, распространяя вокруг себя мерцающее сияние. Ещё когда Страж увидел пленницу впервые, он на несколько коротких мгновений вынужден был прикрыть глаза – настолько ослепительно белым оказалось её длинное простое платье. Как и сама она – светлоглазая, с бледной, почти прозрачной кожей и белыми, не светлыми, а именно белыми глазами и ресницами. Только одно в её облике выбивалось из сплошной белизны – два расплывшихся алых пятна: по одному на каждом запястье. Когда пленницу привели сюда, в темницу, её руки были закованы и соединены тяжёлой цепью, за которую тянул безликий Надсмотрщик, ведя пленницу за собой. Страж тогда подумал, что на первый взгляд даже не ясно, кто из них арестант. Никогда ещё ему не доводилось видеть, чтобы пленник столь высоко держал голову, уверенно выпрямлял спину и так ровно ступал босыми израненными ногами по серым холодным камням, словно по мягким дорогим коврам. Безмолвный надсмотрщик подвёл женщину к темнице, снял с её безвольных рук цепи, подождал, пока та зайдёт внутрь, после чего кивнул Стражу, чтобы тот запер тяжёлую кованную дверь с решёткой почти посередине. Пленница прошла в центр темницы, опустилась на колени спиной к двери и лицом к серой мрачной стене, свела вместе чуть дрожащие от боли ладони и закрыла глаза.
Уже четвёртые сутки Страж ждал, когда же, наконец, взойдёт красное солнце – знак того, что пришёл день Всеобщего суда. Он хотел как можно скорее избавиться от постоянного лицезрения неподвижной белой фигуры, от которой исходил пронизывающий всё вокруг свет.
Когда несколько часов спустя улицы за стенами темницы затопило яркое сияние красно-оранжевого светила, Страж облегчённо вздохнул и начал готовиться к суду. Мельком взглянув сквозь решётку на пленницу, он с удивлением отметил, что та поднялась с колен и теперь стоит лицом к двери, глядя на него со странной смесью сочувствия и порицания в глазах. Страж вздрогнул и отвернулся. Впервые за долгие годы службы он не смог выдержать взгляда заключённого.
Страж отпер замок и распахнул дверь в ту же секунду, когда над городом раздался низкий колокольный звон, который давал знать жителям о наступлении полудня, а значит, и времени суда. Страж жестом приказал женщине выйти, и она уверенно проплыла мимо него, остановилась в нескольких шагах, безмолвно ожидая, пока он снова повесит на дверь тяжёлый замок и опустит ключ в ящик стола. Страж кивнул на дверь, ведущую наружу; брови женщины чуть приподнялись, демонстрируя отголосок лёгкого удивления тем, что он не заковал её руки перед выходом на свет. Но уже спустя мгновение женщина направилась вперёд, а Страж двинулся следом, как и полагалось.
Вся площадь была затоплена городскими жителями. Люди стояли повсюду, выглядывали из окон домов и лавок, кто-то даже устроился на крыше. Никого не было лишь в самом центре, где из земли поднимался высокий деревянный столб, обложенный со всех сторон соломой, хворостом и дровами. Женщина сразу направилась туда, не рездумывая и не задерживаясь; люди перед ней расступались в стороны и моментально замолкали, бессловесно провожая осужденную. Страж последовал за пленницей, помог ей подняться по ненадёжно уложенным веткам к столбу, встал рядом и связал руки, прижав её спиной к столбу. Наматывая толстую чуть влажную верёвку, Страж старался завязывать узлы повыше, чтобы не задеть её воспалённые запясться, которые так и не перестали кровоточить. Встретившись с женщиной взглядом, Страж увидел, как она едва заметно приподняла края губ, слабой улыбкой благодаря его за доброту. Страж опустил глаза, чувствуя себя провинившимся мальчишкой-сорванцом, стоящим перед доброй, но желающей казаться строгой матерью. Отойдя в сторону, он замер перед толпой, которая уже сомкнулась непрервыным кругом, выпустив вперёд Судью – седовласого пожилого мужчину в церемонном тёмном облачении и книгой законов в руках. Став перед людьми и не одарив женщину даже мимолётным взглядом, Судья приблизил раскрытую книгу к глазам и начал громко читать обвинения и приговор. Площадь замолчала, словно все жители одновременно задержали дыхание – голос Судьи беспрепятственно долетал до каждого из них. Люди не особо слушали его речь, и без того понимая, за что всего через минуту у ног привязанной к столбу молодой женщины вспыхнет огонь.
Появившись в городе несколько недель назад, она тотчас оказалась как будто на противоположной стороне вымышленной стены, хотя ходила по тем же улицам, ела тот же хлеб и пила ту же воду, что и жители города. Просто иная, другая, чужая, непохожая на них. Она возвращала зрение слепым, слух – глухим и давала голос немым с рождения; она исцеляла пронзённых стрелами и мечами, заживляла самые сложные раны; она принимала тяжёлые роды и поила странными отварами лихорадочных, после чего те просыпались поутру как ни в чём не бывало; она возвращала разум безумным, ставила на ноги калек и исцеляла блаженных. Её благодарили за это, но уже через минуту начинали бояться, понимая, что если странница обладает силой едва ли не воскрешать, то и убить для неё не составит труда. Её боялись, а от страха до ненависти всего один шаг. И они возненавидили женщину. За то, что не могли понять, за то, что их жизнь в одночасье во многом стала зависеть от неё – совершенно чужой и незнакомой.
Судья закончил свою речь, кивнул Стражу, и тот поднёс пылающий факел к сухому хворосту, стараясь не встретиться с женщиной взглядом. Огонь быстро начал охватывать сухие ветки вокруг столба, постепенно приближаясь к белоснежной фигуре. Толпа отхлынула назад, спасаясь от пугающего жара, но не сводя глаз с необычного зрелища. Только Страж остался на своём месте близко к огню, но не страшась его. В повисшей тишине почему-то не слышался треск горящих сучьев и вообще не было никаких звуков.
Сначла вспыхнули длинные волосы цвета раннего снега и почти моментально сгорели. На подоле белого платья растеклось алое пламя. Страж не выдержал и посмотрел на женщину. Она же глядела прямо ему в глаза и грустно улыбалась, словно даже не чуствуя адской боли.
- Прости, Господи… - едва слышно вырвалось у Стража, мечтающего лишь о том, чтобы всему этому ужасу скорее пришёл конец, и боящегося того мгновения, когда осуждённая завопит от боли. – Прости меня, Господи, за грех мой…
Женщина наклонила полуизуродованную голову набок и приоткрыла потрескавшиеся губы. Страж так и не понял, сказала она что-то или неведомый голос – женский ли, мужской ли? – прозвучал в его голове.
- Ты не виноват, человек… - прочёл Страж по вспухшим губам горящей женщины. – Ты ни в чём не виноват. Просто я пришёл слишком рано…
В тот же миг пламя полностью поглотило тело и лицо женщины. Страж опустил потяжелевшие веки, ощутив под ними солёную влагу слёз.
И лишь тогда над городом безымянных людей раздался оглушительный крик безумной душевной боли…
-
-
02.06.2003 в 16:27-
-
02.06.2003 в 19:04-
-
02.06.2003 в 20:35-
-
05.06.2003 в 23:19Надо будет ещё что-нибудь из вашего почитать.
-
-
05.06.2003 в 23:32При желании, могу предложить более удобный вариант.
И спасибо.
-
-
06.06.2003 в 21:02Вы где-то выкладываетесь или прислать можете по просьбе?
Если не сложно, что-нибудь - на [email][email protected][/email]
Оченно интересно потому что)
-
-
06.06.2003 в 23:29