Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Снилось, что я долго-долго бродил по ослепительно-белым больничным коридорам, загадочными лабиринтами уходящим в разные стороны. Мне навстречу попадались врачи, медсёстры, пустые и занятые больничные каталки, ожидающие чего-то люди и пришедшие навестить родных. Но при этом не покидало чувство, что больница пуста, что в ней нет никого, кроме меня одного. В конце концов так оно и оказалось, и я уже часами бродил по пустым стерильно чистым коридорам в полном одиночестве и тишине. Пока из бокового коридора молоденькая сестричка не выкатила по направлению к реанимации каталку с лежащим на ней человеком.
Из единственной огнестрельной раны на животе у него хлестал тонкий фонтанчик крови высотой в полметра, не останавливающийся даже несмотря на то, что сестра накладывала ватные тампоны. Бесполезно: тонкая красная струйка била вверх, иногда чуть опадая, чтобы спустя мгновение снова рвануться к потолку.
Я знал этого человека. Что значит знал? Это я подстрелил его при попытке бегства с места преступления. Я искал его почти два года, пока он безнаказанно насиловал и убивал женщин в возрасте от двадцати до двадцати пяти (словно по паспорту сверял!), у которых была одна дочь. Именно так и никак иначе. А сейчас это чудовище смотрело на меня, своего, может быть, убийцу, с невыразимой мольбой в мутных глазах, которую я не понимал.
Я уже прошёл мимо, к соседнему коридору, как вдруг понял, что полуминутой ранее мой взгляд на миг остановился на опущенной вниз ладони едва живого насильника. Раненый сжимал побелевшими в костяшках пальцами небольшую баночку с... яблочным пюре, которым кормят детей от года до трёх. Сперва я даже внимания не обратил, опомнился только когда уже медсестричка с каталкой скрылась за дверью реанимации.
И мысль вспышкой: шлюха, родившая ему дочь, сбежала на пятый день после выписки из больницы, поэтому он, свихнувшийся на своём горе любящий отец, мстит тем, в ком видит мать своего ребёнка. Ребёнка, который теперь, кстати, остался совершенно один. Двухлетняя девочка, запертая в неизвестно какой квартире и ожидающая отца с вкусным обедом.
Бросился назад по белому коридору, а пол почему-то оказался скользким-скользким, я этого раньше не замечал. И дверь реанимации далеко-далеко, будто не несколько секунд от неё шёл, а целую вечность.
От удара ногой дверь распахнулась (как странно: тихо), на меня уставились несколько пар глаз поверх белых марлевых намордников. Но я смотрел только на него, а он улыбался с облегчением, пока я подходил к нему, отпихивая в сторону протестующих врачей.
- Адрес?! - плевком сквозь зубы; не одолжение преступнику, но уступка убийцы убиенному.
- Ак... - и второй фонтанчик рванул из горла, такой же высокий, тонкий и алый, как и тот, что до сих пор бил из живота (странно, я не стрелял в горло...).
Не успел.
Из единственной огнестрельной раны на животе у него хлестал тонкий фонтанчик крови высотой в полметра, не останавливающийся даже несмотря на то, что сестра накладывала ватные тампоны. Бесполезно: тонкая красная струйка била вверх, иногда чуть опадая, чтобы спустя мгновение снова рвануться к потолку.
Я знал этого человека. Что значит знал? Это я подстрелил его при попытке бегства с места преступления. Я искал его почти два года, пока он безнаказанно насиловал и убивал женщин в возрасте от двадцати до двадцати пяти (словно по паспорту сверял!), у которых была одна дочь. Именно так и никак иначе. А сейчас это чудовище смотрело на меня, своего, может быть, убийцу, с невыразимой мольбой в мутных глазах, которую я не понимал.
Я уже прошёл мимо, к соседнему коридору, как вдруг понял, что полуминутой ранее мой взгляд на миг остановился на опущенной вниз ладони едва живого насильника. Раненый сжимал побелевшими в костяшках пальцами небольшую баночку с... яблочным пюре, которым кормят детей от года до трёх. Сперва я даже внимания не обратил, опомнился только когда уже медсестричка с каталкой скрылась за дверью реанимации.
И мысль вспышкой: шлюха, родившая ему дочь, сбежала на пятый день после выписки из больницы, поэтому он, свихнувшийся на своём горе любящий отец, мстит тем, в ком видит мать своего ребёнка. Ребёнка, который теперь, кстати, остался совершенно один. Двухлетняя девочка, запертая в неизвестно какой квартире и ожидающая отца с вкусным обедом.
Бросился назад по белому коридору, а пол почему-то оказался скользким-скользким, я этого раньше не замечал. И дверь реанимации далеко-далеко, будто не несколько секунд от неё шёл, а целую вечность.
От удара ногой дверь распахнулась (как странно: тихо), на меня уставились несколько пар глаз поверх белых марлевых намордников. Но я смотрел только на него, а он улыбался с облегчением, пока я подходил к нему, отпихивая в сторону протестующих врачей.
- Адрес?! - плевком сквозь зубы; не одолжение преступнику, но уступка убийцы убиенному.
- Ак... - и второй фонтанчик рванул из горла, такой же высокий, тонкий и алый, как и тот, что до сих пор бил из живота (странно, я не стрелял в горло...).
Не успел.
-
-
27.08.2005 в 20:11-
-
28.08.2005 в 00:35По прочтении особенное чувство возникло у меня в животе (это ко мне так Муза приходит).
Но в этот раз я ее решительно задавила, ибо писать сказки по чужим снам - преступление.
Но...
А-а-а, как же ты восхитителен, Учитель.
Нет слов.
-
-
28.08.2005 в 18:53ХиЩи, это не я, это сны!