среда, 09 августа 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Отсутствие жизни - ещё не смерть, отсутствие смерти - ещё не жизнь. Двум этим понятиям имя одно - существование.
понедельник, 07 августа 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Мы будем красться на кончиках пальцев и ловить дрожащими губами капли дождя, упавшие с ресниц. Ты - с моих, я - с твоих, улыбаясь как никогда искренне. А потом придёт осень, и ты упадёшь в омут лиственного огня, рассыпав по ветру волосы и подол длинной юбки, в которой запутались влажные от вечерней росы травинки. А потом я буду долго-долго смотреть, как тень от ветви клёна медленно скользит от твоей груди к плечам и, когда она укроет в недолгой темноте твои глаза, я опущусь на колени рядом и спрячу лицо в твоих волосах. А потом моя рука найдёт твою ладонь, и ты сожмёшь мои пальцы так, как будто это последнее, что ты можешь сделать. А потом мы будем бесконечно говорить, не произнеся ни единого слова, о том, как могли жить доселе друг без друга, но не станем загадывать наперёд. А потом ты, как всегда, спросишь меня о чём-нибудь так, как умеешь только ты, и я обрадуюсь твоему вопросу, как старому знакомому, который давно не забредал на огонёк, а однажды явился на исходе дня, принеся в дом радость долгожданной встречи. А потом я отвечу тебе, и ты долго будешь глядеть в мои глаза, не отрываясь, словно надеясь найти в их глубине какой-то другой ответ, но, не найдя, как и прежде, молча положишь голову мне на плечо и закроешь глаза. А потом кленовый лист, кружась, упадёт с ветви тебе на грудь, и я побоюсь смахнуть его на землю, чтобы не побеспокоить твоё тихое дыхание. А потом я приглушённо выдохну сквозь неплотно сжатые губы, вот так: "шаааа...", но ты почему-то не догадаешься, что таким образом я просто стараюсь запечатлеть в памяти этот момент, плотно связав его с твоим именем, или же догадаешься, но ничего не скажешь о моём глупом и смешном жесте.
А потом я проснусь. И всё.
А потом я проснусь. И всё.
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
На мой взгляд, в утверждении о том, что "весь мир театр, а люди в нём - актёры", есть, как ни крути, некоторая доля истины. Окончательно утвердился я в этом мнении, пожалуй, с тех пор, как в детстве начал заниматься в театральной студии, и это мнение до сих пор не изменилось. Я говорю отнюдь не о том, что людям свойственно носить маски и таким образом изображать для чужих глаз не себя, а некий образ, другого человека, отличную от собственной личность. На эту тему можно рассуждать бесконечно, а мне она не настолько интересна, чтобы тратить своё время. К тому же я всегда считал и пока не отверг идею о том, что всё же существуют люди, которые достаточно искренни, прямолинейны, умны или, наоборот, глупы, чтобы никого из себя не изображать, но оставаться самими собой. Однако, говоря о мире-театре и людях-актёрах, я имел в виду не это, а то, что жизнь каждого человека в чём-то похожа на исполнение некой роли. Мне кажется неверным называть такую роль предначертанием судьбы, ибо в жизни, как в некоторых вольных театральных постановках, вполне позволителны импровизации, чем люди и пользуются, если им хватает решимости, свободолюбия и ума на то, чтобы не идти протоптанной прямой дорогой, а прокладывать собственный путь. Говоря иначе - переписывать и корректировать роль, выданную режиссёром, сценаристом или кем там ещё. В таких рамках (а вернее, в отсутствие оных) жизнь действительно можно назвать театром.
А вчера я осознал для себя ещё один факт: где бы не доводилось мне играть какую-либо роль - будь то театральная студия, жизнь как таковая или любая ролевая игра, - я как существо, любящее всё необычное, интересное и нескучное, а также как уважающий себя эгоист, что вполне логично, предпочитаю главные роли. Или, если таковое по каким-то причинам невозможно, роли эпизодические; они обычно бывают короткими, но зато достаточно яркими, чтобы меня заинтересовать. В конце концов, меня иногда вполне устраивает роль статиста. А вот быть частью массовки я могу с трудом. Эпизодическое "Кушать подано!" можно произнести так, чтобы оно запомнилось, но бессловесному прохожему на улице вряд ли позволительно изображать нечто большее, чем забавная походка и интересный наряд. В таком случае спасает лишь общее наслаждение действом, если оно и впрямь достойно восхищения, а также некоторая толика радости за тех из моих знакомых, кому выпало играть роль вне массовки. Впрочем, думаю, что если бы главные роли достались людям сторонним, удовольствия было бы значительно меньше, а при повторном попадании на сцену в числе массовки в обозримом будущем, полагаю, я просто заскучаю, каким бы восхитительным не было само действо. Там посмотрим, как оно сложится.
А вчера я осознал для себя ещё один факт: где бы не доводилось мне играть какую-либо роль - будь то театральная студия, жизнь как таковая или любая ролевая игра, - я как существо, любящее всё необычное, интересное и нескучное, а также как уважающий себя эгоист, что вполне логично, предпочитаю главные роли. Или, если таковое по каким-то причинам невозможно, роли эпизодические; они обычно бывают короткими, но зато достаточно яркими, чтобы меня заинтересовать. В конце концов, меня иногда вполне устраивает роль статиста. А вот быть частью массовки я могу с трудом. Эпизодическое "Кушать подано!" можно произнести так, чтобы оно запомнилось, но бессловесному прохожему на улице вряд ли позволительно изображать нечто большее, чем забавная походка и интересный наряд. В таком случае спасает лишь общее наслаждение действом, если оно и впрямь достойно восхищения, а также некоторая толика радости за тех из моих знакомых, кому выпало играть роль вне массовки. Впрочем, думаю, что если бы главные роли достались людям сторонним, удовольствия было бы значительно меньше, а при повторном попадании на сцену в числе массовки в обозримом будущем, полагаю, я просто заскучаю, каким бы восхитительным не было само действо. Там посмотрим, как оно сложится.
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Жаки, Кейл, Катя, Хельга Хмара, Паша, билеты на среду куплены. По шесть тырей за штуку. Сеанс вроде как назначен на 21.10, хотя на билетах почему-то указано 21.00, в связи с чем предлагаю встретиться у входа в "Победу" за десять минут до девяти. Можно бы и позже, но это если бы была уверенность, что никто не опоздает. В конце концов, если и раньше соберёмся, не думаю, что мы все вместе дружно умрём от ничегонеделания и тоски.
Возражения, комментарии? Прошу как-нибудь дать знать, что информация усвоена. Тут или по телефону - как угодно.
Возражения, комментарии? Прошу как-нибудь дать знать, что информация усвоена. Тут или по телефону - как угодно.
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Вернувшись вчера днём с полигонной ролевой игры, проведя игровую ночь без сна, примерно к полудню я понял, что таки лучше вздремнуть. И упал на кровать, забывшись необычайно глубоким сном, едва сообразив поставить будильник на пять вечера, чтобы уж совсем не сбиться с какого-никакого своего ритма. То ли сыграла свою роль усталость после проведённых в полевых условиях суток, то ли бессонная ночь, то ли ещё что, но, проснувшись, я с удивлением обнаружил, что в начале третьего мне, оказывается, звонила одна моя знакомая и, судя по длительности звонка, я ответил ей далеко не "подите к дьяволу, я сплю" или "я занят, позвоните попозже", но нечто несколько более информативное. Я же не помнил не только темы беседы, но даже самого факта звонка, а потому разумно опасался, что мог спросонья нагрубить ни в чём не повинной девушке. Поэтому решил вечерком перезвонить, узнать, о чём мы всё-таки разговаривали, что я отвечал и не был ли излишне резок. Как оказалось, я не только был вполне корректен, но даже умудрился дать какую-то консультацию по поводу написания японского иероглифа. Повторяю по пунктам: спросонья. об иероглифе. и ни света об этом не помню.
Мистика.
Мистика.
пятница, 04 августа 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Расскажи мне о себе, старый дуб, давно забывший годы и десятилетия своего ушедшего в омут истории детства. О том, как тянулись к небу гибкие руки-ветви, как сжимались листья-пальцы вокруг сияющего в высоте солнечного шара - да так, что казалось, будто солнце и впрямь спустилось чуть ниже, позволив твоим зелёным ладоням захватить его в недолгий плен. О том, как искрились дождевые слёзы на свежей зелени твоих плеч, когда богиня весеннего ветра плакала в твоих объятиях о несбывшихся мечтах и чаяниях. О том, как задумчивая осень старательно вплетала в твои волосы нити чистейшего золота и бронзы, перемежая их с багряными, рыжими и коричневыми лентами, а ты потом звенел листьями на ветвях рук, прощаясь с ней на короткий год. О том, как вчерашние дети, жившие в домах неподалёку от тебя, завтра приходили к тебе стариками, а ты удивлялся, потому что для тебя прошедшие годы были так же недолги, как для людей - считанные дни. Расскажи мне о себе.
Расскажи мне обо мне, старый дуб, помнящий меня ещё с тех лет, с которых я сам себя не помню. О том, как я ребёнком стоял у твоего ствола, пытаясь объять его необъятность детскими руками, и прислонялся горящим лбом к шершавой прохладе коры в минуты горечи и печали. О том, как глубоко дышал с тобой синхронно, прислушиваясь к тому, как наши сердца - моё, маленькое и дерзкое, и твоё, большое, мудрое и молчаливое, - бились в унисон. О том, как деревья вокруг улыбались каждому моему приходу, а ты, словно ревнивая мать, не желающая, чтобы её чадо уделяло своё внимание другим родичам, отгонял их прочь шелестом ветвей и приветливо ронял мне на плечо один из множества своих листьев. О том, как не замечал летящего времени, с удивлением отмечая, что каждый новый свой приход к тебе я выгляжу чуть иначе, становясь выше ростом, раздаваясь в плечах, укорачивая или чуть отращивая волосы, темнея взором и рождая на высоком лбу тонкие нити ранних морщин. Расскажи мне обо мне.
Расскажи мне о себе. Я послушаю историю твоей долгой жизни, лишь часть из которой застал. Ты - самый непредвзятый из рассказчиков. Ты не умеешь лгать и льстить, лавировать в словесных потоках и укрывать истину, приукрашивать и недоговаривать А потому расскажи мне обо мне. Быть может, я услышу из твоих древесных уст то, чего сам не знаю?
Расскажи мне обо мне, старый дуб, помнящий меня ещё с тех лет, с которых я сам себя не помню. О том, как я ребёнком стоял у твоего ствола, пытаясь объять его необъятность детскими руками, и прислонялся горящим лбом к шершавой прохладе коры в минуты горечи и печали. О том, как глубоко дышал с тобой синхронно, прислушиваясь к тому, как наши сердца - моё, маленькое и дерзкое, и твоё, большое, мудрое и молчаливое, - бились в унисон. О том, как деревья вокруг улыбались каждому моему приходу, а ты, словно ревнивая мать, не желающая, чтобы её чадо уделяло своё внимание другим родичам, отгонял их прочь шелестом ветвей и приветливо ронял мне на плечо один из множества своих листьев. О том, как не замечал летящего времени, с удивлением отмечая, что каждый новый свой приход к тебе я выгляжу чуть иначе, становясь выше ростом, раздаваясь в плечах, укорачивая или чуть отращивая волосы, темнея взором и рождая на высоком лбу тонкие нити ранних морщин. Расскажи мне обо мне.
Расскажи мне о себе. Я послушаю историю твоей долгой жизни, лишь часть из которой застал. Ты - самый непредвзятый из рассказчиков. Ты не умеешь лгать и льстить, лавировать в словесных потоках и укрывать истину, приукрашивать и недоговаривать А потому расскажи мне обо мне. Быть может, я услышу из твоих древесных уст то, чего сам не знаю?
среда, 02 августа 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Мы разменяли вечность на орехи,
Они гремят в карманах - слышишь, Шут? -
И сыпятся на землю сквозь прорехи,
Сквозь пальцы наших нервно сжатых рук.
Мы научились верить в неизбежность;
Довольно быстро - к счастью иль увы?
Мы отказались от своей надежды,
Прогнав на все четыре стороны.
Мы разбросали время по дорогам…
Шут, что ж ты не высмеиваешь нас -
Бездумно отказавшихся от Бога,
На блеск монет сменивших звёзды глаз?
Мы за бесценок души распродали,
Мы предали: мать - сына, брата - брат.
…И демоны порока прочь бежали,
И Дьявол, ужаснувшись, сгинул в ад.
Current music: Mylene Farmer - Je te rends ton amour
Они гремят в карманах - слышишь, Шут? -
И сыпятся на землю сквозь прорехи,
Сквозь пальцы наших нервно сжатых рук.
Мы научились верить в неизбежность;
Довольно быстро - к счастью иль увы?
Мы отказались от своей надежды,
Прогнав на все четыре стороны.
Мы разбросали время по дорогам…
Шут, что ж ты не высмеиваешь нас -
Бездумно отказавшихся от Бога,
На блеск монет сменивших звёзды глаз?
Мы за бесценок души распродали,
Мы предали: мать - сына, брата - брат.
…И демоны порока прочь бежали,
И Дьявол, ужаснувшись, сгинул в ад.
Current music: Mylene Farmer - Je te rends ton amour
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Минувшей ночью снилось, будто я - шпион Господень в лагере Дьявола. Ангел то бишь загримированный. Это уже само по себе нонсенс. Но вдобавок к сему факту я ещё и умудрился выполнить какое-то очередное поручение Дьявола не так, как надо (читай: подыграл Богу в ущерб его оппоненту), умудрившись при этом не выдать себя. В наказание Дьявол решил меня низвергнуть, как он это называл. Убить то есть. А как положено демонов убивать? Правильно, сжигать, что мой якобы начальничек и совершил возложением рук на моё грешное чело. В отличие от фильмов ужасов, где всяческая нечисть в составе демонов, чертей, вампиров, вурдалаков и прочих зомбей сгорает быстро, едва успев огласить окрестности жутком воплем, я сгорал медленно. Сперва начала кипеть кровь, потом она загорелась, словно бензин, прямо внутри тела, но лишь спустя примерно минуту такого вот внутреннего пожара огонь таки вырвался наружу из тела - и я сам заполыхал, являя собой образец живого факела. Все дополнительные прелести в виде лопающейся кожи, облезшего скальпа и вздутых губ прилагались.
И тут передо мной встал выбор. Вернее, Дьявол сам мне предложил выход: выпрыгнуть в окно с девятого этажа. Несколько мгновений - и блаженная смерть, никаких мучений (а гореть заживо - это весьма неприятно). Но вот какая загвоздка: если я прерываю мучения, поступив как всякий уважающий себя демон, я тем самым совершаю самоубийство, а значит, не видеть моей душеньке рая небесного. Если же поступаю как нормальный ангел, которому далеко не наплевать на свою душу, и остаюсь в комнате, мучительно долго превращаясь в кучку золы и всё это время страдая в адских муках, то я как мученик попадаю в рай, зато Дьявол сразу заподозрит, что раз я не желаю завершать жизнь грехом, то являюсь шпионом. Дьявол таки не глупец, два и два сложить вполне в состоянии. Итак, два варианта - что выбрать? В первом случае я получаю ад со всем его содержимым, лишаюсь бессмертной души, но зато не выдаю Дьяволу, что я шпион. Во втором случае я оставляю душу при себе, возношусь в качестве великомученика, но тогда Дьявол будет в курсе, что в его лагере есть шпионы. Что же я выбрал? Не поверите. Поступил совершенно не эгоистично. Спрыгнул. Чем это закончилось и сделал ли Господь для меня исключение, призвав в свои светлые чертоги фактического самоубийцу, - не знаю. Ибо как раз в тот момент, когда у меня лопались глаза, а тело моё пролетало мимо шестого этажа, я проснулся.
Если не ошибаюсь, я уже упоминал, что большинство моих снов очень реальны на предмет ощущений, вкусов, звуков и цвета. То есть если в таком сне я нюхаю ромашку, то по пробуждении могу припомнить запах, если пью незнакомый напиток, то утром могу более-менее точно прикинуть, сочетание каких вкусов рождало тот самый, а если меня пронзает шпагой мой оппонент на дуэли, то с утреца несколько минут может побаливать повреждённое в сновидении плечо. Так вот, этот сон о сожжении был как раз таким. Следовательно, проснулся я от адской боли. И не надо рассуждать о том, что какие-то внешние раздражители могли повлиять на происходящее в сновидении: моя кровать весьма удобная, я ничего не отлежал, накрывался тонкой простынёй, а распахнутое настежь окно обеспечивало комнату свежим воздухом и придерживало температуру на том уровне, когда я могу чувствовать себя более чем комфортно. Говоря проще, жарко мне не было ничуть.
Итого. Если не считать моего огромнейшего удивления возможностью службы Господу в ущерб Дьяволу (когда в следующий раз придёт ко мне на бокальчик винца, расскажу - вместе посмеёмся), а также задумчивости по поводу выбранного исхода (героического, но совершенно глупого и не эгоистичного, то есть не свойственного мне), то самой важной мыслью всего сна будет следующее: врагу не пожелаю смерти в огне. Упаси Тьма.
И тут передо мной встал выбор. Вернее, Дьявол сам мне предложил выход: выпрыгнуть в окно с девятого этажа. Несколько мгновений - и блаженная смерть, никаких мучений (а гореть заживо - это весьма неприятно). Но вот какая загвоздка: если я прерываю мучения, поступив как всякий уважающий себя демон, я тем самым совершаю самоубийство, а значит, не видеть моей душеньке рая небесного. Если же поступаю как нормальный ангел, которому далеко не наплевать на свою душу, и остаюсь в комнате, мучительно долго превращаясь в кучку золы и всё это время страдая в адских муках, то я как мученик попадаю в рай, зато Дьявол сразу заподозрит, что раз я не желаю завершать жизнь грехом, то являюсь шпионом. Дьявол таки не глупец, два и два сложить вполне в состоянии. Итак, два варианта - что выбрать? В первом случае я получаю ад со всем его содержимым, лишаюсь бессмертной души, но зато не выдаю Дьяволу, что я шпион. Во втором случае я оставляю душу при себе, возношусь в качестве великомученика, но тогда Дьявол будет в курсе, что в его лагере есть шпионы. Что же я выбрал? Не поверите. Поступил совершенно не эгоистично. Спрыгнул. Чем это закончилось и сделал ли Господь для меня исключение, призвав в свои светлые чертоги фактического самоубийцу, - не знаю. Ибо как раз в тот момент, когда у меня лопались глаза, а тело моё пролетало мимо шестого этажа, я проснулся.
Если не ошибаюсь, я уже упоминал, что большинство моих снов очень реальны на предмет ощущений, вкусов, звуков и цвета. То есть если в таком сне я нюхаю ромашку, то по пробуждении могу припомнить запах, если пью незнакомый напиток, то утром могу более-менее точно прикинуть, сочетание каких вкусов рождало тот самый, а если меня пронзает шпагой мой оппонент на дуэли, то с утреца несколько минут может побаливать повреждённое в сновидении плечо. Так вот, этот сон о сожжении был как раз таким. Следовательно, проснулся я от адской боли. И не надо рассуждать о том, что какие-то внешние раздражители могли повлиять на происходящее в сновидении: моя кровать весьма удобная, я ничего не отлежал, накрывался тонкой простынёй, а распахнутое настежь окно обеспечивало комнату свежим воздухом и придерживало температуру на том уровне, когда я могу чувствовать себя более чем комфортно. Говоря проще, жарко мне не было ничуть.
Итого. Если не считать моего огромнейшего удивления возможностью службы Господу в ущерб Дьяволу (когда в следующий раз придёт ко мне на бокальчик винца, расскажу - вместе посмеёмся), а также задумчивости по поводу выбранного исхода (героического, но совершенно глупого и не эгоистичного, то есть не свойственного мне), то самой важной мыслью всего сна будет следующее: врагу не пожелаю смерти в огне. Упаси Тьма.
вторник, 01 августа 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Один в поле не воин, поэтому он зарывает голову в песок, превращается в страуса и впихивает в задний карман штанов длинное перо со шлема. Перо колышется на ветру, и кажется, что страус загребает задней лапой, разбрызгивая песок, и собирается вот-вот сорваться с места, отсчитывая километры.
Два сапога пара, но левый сносился больше правого, и теперь на подошве у самой пятки зияет дыра. Если поглядеть сквозь неё в ночное небо, может привидеться, что звёзды скачут из стороны в сторону, как мишени в тире, и можно прицелиться в одну из них, спустить курок, а потом бежать в лес, сквозь подзорную трубу сапога разглядывая землю в поисках добычи.
Обещанного три года ждут. А потом ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, а потом уже можно закапывать. Who's next?
У семи нянек дитя без глазу. Третья прихрамывает на правую ногу, у пятой нет нижнего левого третьего зуба, вторая любит жареную картошку со шкварками, седьмая трижды была замужем, первая носит шиньон с кудряшками, шестая спит по одиннадцать часов в сутки, четвёртая не умеет вышивать кретиком. И все они - старые перечницы, сумасшедшие кошатницы, кроме восьмой, о которой история умалчивает.
Пятница тринадцатого неожиданно подкралась в среду тринадцатого, а уже в четверг четырнадцатого полностью вступила в свои права. Зато уже к самому тринадцатому числу пятница выдохлась, растратив все сюрпризы в четверг, и не оставила на свой день ничегошеньки. Уселась на границе с субботой шестнадцатого и начала пить с воскресеньем семнадцатого спиртовую настойку боярышника на брудершафт. Нервы лечила.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо и бутылка рому! Чёрного Баккарди, которого я вот уже года три никак не соберусь купить.
Current music: Antimatter - Holocaust
Два сапога пара, но левый сносился больше правого, и теперь на подошве у самой пятки зияет дыра. Если поглядеть сквозь неё в ночное небо, может привидеться, что звёзды скачут из стороны в сторону, как мишени в тире, и можно прицелиться в одну из них, спустить курок, а потом бежать в лес, сквозь подзорную трубу сапога разглядывая землю в поисках добычи.
Обещанного три года ждут. А потом ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, и ещё три, а потом уже можно закапывать. Who's next?
У семи нянек дитя без глазу. Третья прихрамывает на правую ногу, у пятой нет нижнего левого третьего зуба, вторая любит жареную картошку со шкварками, седьмая трижды была замужем, первая носит шиньон с кудряшками, шестая спит по одиннадцать часов в сутки, четвёртая не умеет вышивать кретиком. И все они - старые перечницы, сумасшедшие кошатницы, кроме восьмой, о которой история умалчивает.
Пятница тринадцатого неожиданно подкралась в среду тринадцатого, а уже в четверг четырнадцатого полностью вступила в свои права. Зато уже к самому тринадцатому числу пятница выдохлась, растратив все сюрпризы в четверг, и не оставила на свой день ничегошеньки. Уселась на границе с субботой шестнадцатого и начала пить с воскресеньем семнадцатого спиртовую настойку боярышника на брудершафт. Нервы лечила.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо и бутылка рому! Чёрного Баккарди, которого я вот уже года три никак не соберусь купить.
Current music: Antimatter - Holocaust
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Наверное, у каждого из нас есть какие-то слова и фразы, которые для того или иного человека, будучи произнесёнными в определённой ситуации или каким-то специальным образом, приобретают совершенно иное значение, нежели указанное в словаре и подразумеваемое любым другим сторонним человеком.
Вот, например, моя мать крайне редко употребляет дома слово "пульт". Она называет его "тыркалка". И в этом, в сущности, какая-то своя логика есть. Подобно многочисленным словообразованиям из книги "От двух до пяти" Чуковского, происхождение этого слова вполне объяснимо. С кнопками пульта что делают? Нажимают. Или тыркают, если пользоваться шутливо-разговорной речью. Вот и получается, что пульт - это та же тыркалка. И при этом далеко не каждый сторонний человек сможет за считанные секунды произвести у себя в мозгу необходимые выводы, чтобы правильно понять значение слова. Отсюда и удивление, и переспрашивания.
Или ещё одно слово - "хрень". Тут, правда, никакой логики словообразования нет, да и я сам совершенно не понимаю, почему у матери так повелось называть некоторые составляющие моего гардероба. Именно моего, не чьего-то ещё, притом только те, которые так или иначе можно определить как авангард, сюр, просто что-то необычное и при этом не подлежащее классификации. В лексиконе моей матери это неизменно хрень и никак иначе. Говоря проще, это почти всё в моём гардеробе, что не является деталью классического костюма, джинсами и футболкой. Остальное - хрень. Даже один мой галстук.
И последнее словечко от матери. Если кто-нибудь из моих или материнских знакомых окажется в гостях, когда мы с ней шутливо переругиваемся, он может услышать, как кто-то из нас называет другого или даже одного из гостей Лизой. Причём, никакой зависимости между полом человека и применением к нему этого как бы имени не существует. Лизой может быть моя мать, я сам, мой крёстный, зашедший на чай приятель или кто угодно, совершивший какой-то глупый, нелепый или забавный поступок, сказавший что-то нелогичное и при этом смешное. А повелось это с одного прекрасного дня, когда моя мать наткнулась по ТВ на какой-то относительно новый российский фильм. То была комедия с названием, которого я не помню, а звонить матери лень. О чём был фильм, абсолютно не важно. Но матери он понравился, она хохотала на всю квартиру, да и я, когда посмотрел, не мог не признать, что хоть и глупо, а идея не нова, но, пожалуй, местами действительно смешно, особенно если смотреть в весёлой компании. Причём тут Лиза? А Лизой звали упоминаемую в фильме героиню, которая так и не появилась, но на кою было множество ссылок, по большей части в духе "А Лиза у меня такая дурная-я-я-я!"... Бред полнейший, но мать прицепилась к этой Лизе намертво и вот уже года полтора-два использует это слово в своей речи, когда хочет показать нелепость тех или иных действий и слов человека. С определённой поры и я пристрастился к "Лизе", хотя вне дома так не говорю - ещё чего не хватало!
А вот такие слова как "неразберипоймёшькто" и "неразберипоймёшьчто" - это уже моё, иноревское, часто употребляемое не только в устной, но и в письменной речи. Пишется исключительно в одно слово, наплевав на все правила великого и могучего. "Мша" в устах одной моей знакомой означает всего-навсего ребёнка от пяти до десяти лет, отличающегося мелким размером и большой вредностью, "вша" у неё же - такое же чадо, но уже непоседливое и вертлявое. "Дрын" у приятеля - это состояние, когда его старенькая "Вольво" не заводится с первого раза; "полный дрын" - когда что-то с мотором, и автомобиль вообще отказывается двигаться. Плюс у разных знакомых: "сдуться" - перестать сердиться, "хлястик" - прилипчивый ухажёр, "о какая охлюмация!" - ничего себе заявочка, "мурмалка" и "бурбалка" - неумная светловолосая женщина... Всё, больше в голову не приходит, но это не значит, что список окончен. Просто когда пытаешься что-то специально вспомнить, око как назло увиливает на задворки памяти и не желает показываться. Но, думаю, общий смысл понятен.
Может быть, господа и дамы поделятся своими слововыплетнями?
Current music: Antimatter - Flowers
Вот, например, моя мать крайне редко употребляет дома слово "пульт". Она называет его "тыркалка". И в этом, в сущности, какая-то своя логика есть. Подобно многочисленным словообразованиям из книги "От двух до пяти" Чуковского, происхождение этого слова вполне объяснимо. С кнопками пульта что делают? Нажимают. Или тыркают, если пользоваться шутливо-разговорной речью. Вот и получается, что пульт - это та же тыркалка. И при этом далеко не каждый сторонний человек сможет за считанные секунды произвести у себя в мозгу необходимые выводы, чтобы правильно понять значение слова. Отсюда и удивление, и переспрашивания.
Или ещё одно слово - "хрень". Тут, правда, никакой логики словообразования нет, да и я сам совершенно не понимаю, почему у матери так повелось называть некоторые составляющие моего гардероба. Именно моего, не чьего-то ещё, притом только те, которые так или иначе можно определить как авангард, сюр, просто что-то необычное и при этом не подлежащее классификации. В лексиконе моей матери это неизменно хрень и никак иначе. Говоря проще, это почти всё в моём гардеробе, что не является деталью классического костюма, джинсами и футболкой. Остальное - хрень. Даже один мой галстук.
И последнее словечко от матери. Если кто-нибудь из моих или материнских знакомых окажется в гостях, когда мы с ней шутливо переругиваемся, он может услышать, как кто-то из нас называет другого или даже одного из гостей Лизой. Причём, никакой зависимости между полом человека и применением к нему этого как бы имени не существует. Лизой может быть моя мать, я сам, мой крёстный, зашедший на чай приятель или кто угодно, совершивший какой-то глупый, нелепый или забавный поступок, сказавший что-то нелогичное и при этом смешное. А повелось это с одного прекрасного дня, когда моя мать наткнулась по ТВ на какой-то относительно новый российский фильм. То была комедия с названием, которого я не помню, а звонить матери лень. О чём был фильм, абсолютно не важно. Но матери он понравился, она хохотала на всю квартиру, да и я, когда посмотрел, не мог не признать, что хоть и глупо, а идея не нова, но, пожалуй, местами действительно смешно, особенно если смотреть в весёлой компании. Причём тут Лиза? А Лизой звали упоминаемую в фильме героиню, которая так и не появилась, но на кою было множество ссылок, по большей части в духе "А Лиза у меня такая дурная-я-я-я!"... Бред полнейший, но мать прицепилась к этой Лизе намертво и вот уже года полтора-два использует это слово в своей речи, когда хочет показать нелепость тех или иных действий и слов человека. С определённой поры и я пристрастился к "Лизе", хотя вне дома так не говорю - ещё чего не хватало!
А вот такие слова как "неразберипоймёшькто" и "неразберипоймёшьчто" - это уже моё, иноревское, часто употребляемое не только в устной, но и в письменной речи. Пишется исключительно в одно слово, наплевав на все правила великого и могучего. "Мша" в устах одной моей знакомой означает всего-навсего ребёнка от пяти до десяти лет, отличающегося мелким размером и большой вредностью, "вша" у неё же - такое же чадо, но уже непоседливое и вертлявое. "Дрын" у приятеля - это состояние, когда его старенькая "Вольво" не заводится с первого раза; "полный дрын" - когда что-то с мотором, и автомобиль вообще отказывается двигаться. Плюс у разных знакомых: "сдуться" - перестать сердиться, "хлястик" - прилипчивый ухажёр, "о какая охлюмация!" - ничего себе заявочка, "мурмалка" и "бурбалка" - неумная светловолосая женщина... Всё, больше в голову не приходит, но это не значит, что список окончен. Просто когда пытаешься что-то специально вспомнить, око как назло увиливает на задворки памяти и не желает показываться. Но, думаю, общий смысл понятен.
Может быть, господа и дамы поделятся своими слововыплетнями?
Current music: Antimatter - Flowers
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Первый день последнего месяца лета настал и даже успел миновать свою середину, а я всё ещё кое-как держусь на ногах и даже периодически совершаю какие-то телодвижения. Начался август, а значит, пора хватать в руки бубен и топать босыми пятками по линолеуму или, что ещё лучше, по голой земле где-нибудь в лесочке, призывая всех языческих богов смилостивиться над бедной землёй и некой в бубен стучащей личностью за компанию. К финалу седмицы тёмные колдуны синоптики (свят-свят-свят!) обещают совсем недавно ушедшие свыше тридцати, а мне на выходнях надо будет находиться в лесу без возможности принять освежающий душ, включить вентилятор или хотя бы выпить что-нибудь прохладное за неимением холодильника, душа и вентилятора на расстоянии нескольких километров.
Завтра одену длинные одежды со множеством развевающихся на ветру лоскутов тканей, выйду на крышу и буду призывать дождь.
Ой-о-омммм!
Current music: Antimatter - God Is Coming
Завтра одену длинные одежды со множеством развевающихся на ветру лоскутов тканей, выйду на крышу и буду призывать дождь.
Ой-о-омммм!
Current music: Antimatter - God Is Coming
воскресенье, 30 июля 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Оркестр сегодня разыгрался знатно. Дождь разминал пальцы, извлекая музыку из крыш, асфальта, проежающих мимо авто, светофоров и, конечно, из зонтов прохожих, мелодия каждого из которых ничем не походила на остальные. Из окна автобуса, покрытого драгоценной россыпью мелких дождинок, раскидистый каштан, качающий ветвями под порывами несильного ветра, был похож на танцора фламенко; вот он встал в позицию, замер, подобно изваянию древнего скульптора, дождался музыки - и с несвойственной дереву страстностью начал танцевать, а сверху на него падало конфетти серебряных блёсток.
Прогулки под дождём по ночному городу ни с чем не сравнить. В жизни можно найти множество приятных моментов, но каждый из них - особенный. И потому даже поездка в город мечты и исполнения всех желаний ничуть не лучше такого вот "мокрого" променада, - не лучше, а по-другому. Но я пока никуда уезжать не собираюсь, увы, зато вполне могу себе позволить с удовольствием пошлёпать по лужам и заглянуть в чёрное зеркало мокрой мостовой, подставляя дождю открытое лицо.
Зря ты со мной не пошла, Катя. Фильм, конечно, полнейшая чушь, но зато как замечательно я прогулялся!
Прогулки под дождём по ночному городу ни с чем не сравнить. В жизни можно найти множество приятных моментов, но каждый из них - особенный. И потому даже поездка в город мечты и исполнения всех желаний ничуть не лучше такого вот "мокрого" променада, - не лучше, а по-другому. Но я пока никуда уезжать не собираюсь, увы, зато вполне могу себе позволить с удовольствием пошлёпать по лужам и заглянуть в чёрное зеркало мокрой мостовой, подставляя дождю открытое лицо.
Зря ты со мной не пошла, Катя. Фильм, конечно, полнейшая чушь, но зато как замечательно я прогулялся!
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
пятница, 28 июля 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Воздушный шарик можно наполнить простым воздухом. Прижать к губам отверстие и, старательно вдыхая-выдыхая, до головокружения отдавать продукт переработки собственных лёгких куску мягкой резины. Тогда шарик будет болтаться на нити, мягко провисая, или, если его потереть о шерсть, прилипнет к потолку на некоторое время.
Воздушный шарик можно наполнить гелием. Поднести к тонкому шлангу, своим шипением напоминающему лернейскую гидру, и позволить лёгкому газу влиться в шарик, который теперь начнёт старательно тянуться всем своим неживым естеством в небо, дёргая за ниточку, как непослушная свободолюбивая марионетка. И стоит лишь его отпусть из рук - улетит и уже никогда не вернётся. Быть может, успеет добраться до верхнего слоя облаков, прежде чем лопнуть от переизбытка давления.
Воздушный шарик можно наполнить водой. Её влить внутрь, конечно, несколько труднее, чем тот же воздух (хотя его и вовсе не вливают, а вдувают), зато и эффект куда как замечательнее. Достаточно лишь вспомнить детство, тем более если оно было по-мальчишески склонным иногда к мелким пакостям, - сразу потянет на крышу высокого дома или хотя бы балкон не ниже шестого этажа. А потом невоздушный шарик отправится в короткий полёт на асфальт или голову невезучего прохожего. И не надо коситься на меня удивлённым взглядом: каждый в раннем детстве вредничал по-своему.
А ещё воздушный шарик можно наполнить мечтами. Или счастливыми воспоминаниями. Или ненужными обидами. Или посланиями в прекрасное далёко и страну Нет-и-не-будет. Или приветами с этого света тому. Или разноцветным конфетти снов. Или совершенными глупостями. Или сахарной пудрой. Или верой в лучшее. Или мелкими пакостями. Или прахом кремированного одноглазого медвежонка. Или ещё чем-нибудь. Даже тем, что обозначается некрасивым словом на букву "д", которое является синонимом не менее некрасивого слова на букву "г", кое, в свою очередь, означает примерно то же, что и научный термин на "ф", а в детстве это называлось на "к", но звучало и вовсе отвратительно (дам подсказку: оно неприятно пахнет и его иногда берут на анализы; фи, какая гадость!).
Вот только чем ни наполняй шарик, стоит лишь легонько ткнуть его малюпусенькой и тонюсенькой такой иголочкой, как он громко лопается, и всё его наполнение вырывается наружу. Воздух, гелий, вода, какие-то глупости, мечты, сны, фантазии, мелко порезанные бумажки, опилки из выпотрошенного розового зайца, гайки из полупотерянного конструктора, театральный грим, разорванный на кусочки фотоснимок, ещё какая-нибудь бредятина или даже пресловутое "д" (которое при этом ещё и "г", "ф" и - это неслыханно! - "к"), а последнее к тому же звучно плюхается и воняет.
Так вот, к чему я это всё. Иногда возникает ощущение, что каждый человек - такой вот воздушный шарик, который бесконечно чем-то наполняют на протяжении многих и многих лет. И нет бы слегка отпустить туго зажатое отверстие, чтобы обезопасить от случайного самопроизвольного лопанья, так ведь наоборот: набирают новую порцию чего-то там и вливают/вдувают/впихивают/всовывают/впрыскивают/всыпают, а шарик всё раздувается, всё растягивает свои круглые бока шире и шире. До тех пор, пока кто-нибудь со стороны не тыкнет в его резиновый бок тонкой иглой (это такая метафорическая последняя капля). Кстати говоря, иногда это даже полезно, дабы человек мог сбросить напряжение, скинуть камень с плеч (несколько менее метафорический, нежели вышеупомянутая капля, потому как является фразеологическим), облегчить душу, избавиться от негатива или поделиться радостью. Вот только, когда берёшь в руки иголку и начинаешь размышлять, с какой стороны пристроиться, в голову непременно лезет назойливая мысль: а что-то там у него внутри?
Всегда есть шанс, что когда метафорическая иголка проткнёт метафорический резиновый бок метафорического воздушного шарика, стоящего рядом и держащего в руках эту метафорическую иголку человека обдаст совсем даже не метафорическим "д", "г", "ф" да ещё и "к" впридачу.
Воздушный шарик можно наполнить гелием. Поднести к тонкому шлангу, своим шипением напоминающему лернейскую гидру, и позволить лёгкому газу влиться в шарик, который теперь начнёт старательно тянуться всем своим неживым естеством в небо, дёргая за ниточку, как непослушная свободолюбивая марионетка. И стоит лишь его отпусть из рук - улетит и уже никогда не вернётся. Быть может, успеет добраться до верхнего слоя облаков, прежде чем лопнуть от переизбытка давления.
Воздушный шарик можно наполнить водой. Её влить внутрь, конечно, несколько труднее, чем тот же воздух (хотя его и вовсе не вливают, а вдувают), зато и эффект куда как замечательнее. Достаточно лишь вспомнить детство, тем более если оно было по-мальчишески склонным иногда к мелким пакостям, - сразу потянет на крышу высокого дома или хотя бы балкон не ниже шестого этажа. А потом невоздушный шарик отправится в короткий полёт на асфальт или голову невезучего прохожего. И не надо коситься на меня удивлённым взглядом: каждый в раннем детстве вредничал по-своему.
А ещё воздушный шарик можно наполнить мечтами. Или счастливыми воспоминаниями. Или ненужными обидами. Или посланиями в прекрасное далёко и страну Нет-и-не-будет. Или приветами с этого света тому. Или разноцветным конфетти снов. Или совершенными глупостями. Или сахарной пудрой. Или верой в лучшее. Или мелкими пакостями. Или прахом кремированного одноглазого медвежонка. Или ещё чем-нибудь. Даже тем, что обозначается некрасивым словом на букву "д", которое является синонимом не менее некрасивого слова на букву "г", кое, в свою очередь, означает примерно то же, что и научный термин на "ф", а в детстве это называлось на "к", но звучало и вовсе отвратительно (дам подсказку: оно неприятно пахнет и его иногда берут на анализы; фи, какая гадость!).
Вот только чем ни наполняй шарик, стоит лишь легонько ткнуть его малюпусенькой и тонюсенькой такой иголочкой, как он громко лопается, и всё его наполнение вырывается наружу. Воздух, гелий, вода, какие-то глупости, мечты, сны, фантазии, мелко порезанные бумажки, опилки из выпотрошенного розового зайца, гайки из полупотерянного конструктора, театральный грим, разорванный на кусочки фотоснимок, ещё какая-нибудь бредятина или даже пресловутое "д" (которое при этом ещё и "г", "ф" и - это неслыханно! - "к"), а последнее к тому же звучно плюхается и воняет.
Так вот, к чему я это всё. Иногда возникает ощущение, что каждый человек - такой вот воздушный шарик, который бесконечно чем-то наполняют на протяжении многих и многих лет. И нет бы слегка отпустить туго зажатое отверстие, чтобы обезопасить от случайного самопроизвольного лопанья, так ведь наоборот: набирают новую порцию чего-то там и вливают/вдувают/впихивают/всовывают/впрыскивают/всыпают, а шарик всё раздувается, всё растягивает свои круглые бока шире и шире. До тех пор, пока кто-нибудь со стороны не тыкнет в его резиновый бок тонкой иглой (это такая метафорическая последняя капля). Кстати говоря, иногда это даже полезно, дабы человек мог сбросить напряжение, скинуть камень с плеч (несколько менее метафорический, нежели вышеупомянутая капля, потому как является фразеологическим), облегчить душу, избавиться от негатива или поделиться радостью. Вот только, когда берёшь в руки иголку и начинаешь размышлять, с какой стороны пристроиться, в голову непременно лезет назойливая мысль: а что-то там у него внутри?
Всегда есть шанс, что когда метафорическая иголка проткнёт метафорический резиновый бок метафорического воздушного шарика, стоящего рядом и держащего в руках эту метафорическую иголку человека обдаст совсем даже не метафорическим "д", "г", "ф" да ещё и "к" впридачу.
четверг, 27 июля 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Почему-то всегда наступает завтра...
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
В этом городе новый рассвет не похож на предыдущий и следующий, потому что каждое пробуждение - иное, пусть даже солнце никогда не встаёт из-за горизонта с другой стороны. А за полчаса до восхода старый спятивший петух раньше всех других своих собратьев начинает воспевать приход нового дня, вызывая у соседей невольные бормотания скупых ругательств сквозь сжатые зубы. А потом, через тридцать с небольшим минут, просыпаются остальные вестники утра, и уже весь городок встряхивается под неровные и не слишком-то мелодичные вскрики, словно стряхивая с себя нежные руки ночи, не желая этих объятий. Ставни домов распахиваются с приглушённым стуком, и жители города впускают в свои обиталища ранний солнечный свет. И лишь в одном доме почти на окраине (по какой-то иронии судьбы или всевышнего расположенном напротив того, где живут хозяева психованного петуха) ставни не раскрываются даже к полудню.
В этом городе пыль над дорогами никогда не оседает, мелкой неживой мошкарой кружась на уровне глаз и норовя забиться под одежду, в волосы, в лицо, попасть в рот - лишь бы надоесть. По утрамбованной земле мерно гремят колёса телег и редких повозок, приглушённо отмеряют свой путь шаги людей и громко стучат лошадиные копыта. А ветер, налетая обычно с востока, гонит прочь надоедливую пыль-мошкару, но лишь успевает отвлечься, как она с каким-то поистине неземным упрямством вновь поднимается из-под копыт, колёс и ног. И ветер, махнув на пыль своею невидимой рукой, обращает внимание на прохожих, гладит по волосам босых мальчишек, ведущих коров на пастбище, взъерошивает усы мясника и оглаживает лысину старого трактирщика, раздувает парусом юбку визгливой жены лекаря и бережно поддерживает под локоть споткнувшуюся на пороге церкви торговку цветами. Ближе к полудню ветер добирается почти до самой окраины города, бесшумно подкратывается к единственному дому, в котором так и не раскрылись ставни, и начинает задорно стучать по резной древесине, но его никто не слышит.
В этом городе в воздухе витают запахи свежей сдобы, пионов и лесной малины, которую ближе к обеду приносит в плетёной корзине для своей бабушки веснушчатый мальчишка, и потом она старательно готовит из сочных ярких ягод ароматные варенья. И пусть где-то в подворотне устраивают бойни запахи отбросов и конского навоза, но эти междусобойные стычки всегда остаются на вторых ролях, потому что над городом витают ароматы свежей сдобы, цветущих пионов и варенья старой добрячки Энны. И мясник, отворачиваясь от оленьей голени, шумно втягивает крупным носом с горбинкой дымок жареного мяса, уже почти поданного на стол женой, сварливой, но невероятно талантливой в готовке женщиной. А возле дома с закрытыми ставнями уже давно, ещё перед рассветом, закрыли свои бутоны хрупкие ночные цветы, тонкие и призрачные, подобные лунной дымке на поверхности полуночного озера. Они ждут наступления сумерек, чтобы раскрыть лепестки и, когда исчезнут в ночи все дневные запахи, наполнить город своим тонким ароматом.
В этом городе, издалека похожем на картинку в книге сказок, живут самые разные люди. Добряки и скряги, убийцы и меценаты, бедняки и жадины, проповедники и святотатцы; трактирщики и мясники, лекари и бочары, сапожники и кузнецы, монахини и матросы, стряпухи и падшие женщины, гадалки и сумасшедшие, плотники и военные, торговцы и строители. Есть даже один учёный и две ведьмы, живужие на разных сторонах города. Этот город мало чем отличается от других таких же, подобных ему во многих мелочах, вплоть до витающих над ним запахов и мечтах живущих в нём людей. Нелепый, смешной, глупый и совершенно чужой город, ставший родным и любимым лишь из-за одного человека, живущего почти на самой окраине в доме, в котором вот уже несколько месяцев почти никогда не открываются ставни.
В этом городе почти нет границ. Лес начинается сразу за огородом дома священника, а луг - за поворотом после сарая мясника. Разве что до мельницы нужно немного пройти от покосившейся лачуги старой ведьмы да река на востоке обязывает минут пять ступать по мягкой траве, спускаясь по косогору вниз. На границе ночи и утра, когда до первого крика свихнувшегося петуха остаётся ещё несколько минут, у реки на траве устроились двое, и второй положил голову на колени первой, а она гладит его по тёмным волосам, тщательно выпутывая из длинных прядей нити лунного света, которые невесть как задержались после ухода своей прародительницы и теперь не могли найти дорогу, заблудившись. И женщина со странным именем, не похожим ни на одно из тех, что он слышал за все годы своих жизней, улыбается, прикрывая глаза, и задаёт один из своих странных вопросов. А он, тот-который-был-я, чуть помолчав - не для раздумий, а ради того, чтобы эти мгновения мягкого молчаливого ожидания продлились немного дольше, - отвечает, глядя одновременно в её лицо и в небо, на котором уже почти растаяли последние звёзды.
Этот город принадлежит им. Потому что так захотела она. И кажется, что завтра никогда не наступит. Потому что так захотел он. Он, который был я и которым я никогда уже не буду.
В этом городе пыль над дорогами никогда не оседает, мелкой неживой мошкарой кружась на уровне глаз и норовя забиться под одежду, в волосы, в лицо, попасть в рот - лишь бы надоесть. По утрамбованной земле мерно гремят колёса телег и редких повозок, приглушённо отмеряют свой путь шаги людей и громко стучат лошадиные копыта. А ветер, налетая обычно с востока, гонит прочь надоедливую пыль-мошкару, но лишь успевает отвлечься, как она с каким-то поистине неземным упрямством вновь поднимается из-под копыт, колёс и ног. И ветер, махнув на пыль своею невидимой рукой, обращает внимание на прохожих, гладит по волосам босых мальчишек, ведущих коров на пастбище, взъерошивает усы мясника и оглаживает лысину старого трактирщика, раздувает парусом юбку визгливой жены лекаря и бережно поддерживает под локоть споткнувшуюся на пороге церкви торговку цветами. Ближе к полудню ветер добирается почти до самой окраины города, бесшумно подкратывается к единственному дому, в котором так и не раскрылись ставни, и начинает задорно стучать по резной древесине, но его никто не слышит.
В этом городе в воздухе витают запахи свежей сдобы, пионов и лесной малины, которую ближе к обеду приносит в плетёной корзине для своей бабушки веснушчатый мальчишка, и потом она старательно готовит из сочных ярких ягод ароматные варенья. И пусть где-то в подворотне устраивают бойни запахи отбросов и конского навоза, но эти междусобойные стычки всегда остаются на вторых ролях, потому что над городом витают ароматы свежей сдобы, цветущих пионов и варенья старой добрячки Энны. И мясник, отворачиваясь от оленьей голени, шумно втягивает крупным носом с горбинкой дымок жареного мяса, уже почти поданного на стол женой, сварливой, но невероятно талантливой в готовке женщиной. А возле дома с закрытыми ставнями уже давно, ещё перед рассветом, закрыли свои бутоны хрупкие ночные цветы, тонкие и призрачные, подобные лунной дымке на поверхности полуночного озера. Они ждут наступления сумерек, чтобы раскрыть лепестки и, когда исчезнут в ночи все дневные запахи, наполнить город своим тонким ароматом.
В этом городе, издалека похожем на картинку в книге сказок, живут самые разные люди. Добряки и скряги, убийцы и меценаты, бедняки и жадины, проповедники и святотатцы; трактирщики и мясники, лекари и бочары, сапожники и кузнецы, монахини и матросы, стряпухи и падшие женщины, гадалки и сумасшедшие, плотники и военные, торговцы и строители. Есть даже один учёный и две ведьмы, живужие на разных сторонах города. Этот город мало чем отличается от других таких же, подобных ему во многих мелочах, вплоть до витающих над ним запахов и мечтах живущих в нём людей. Нелепый, смешной, глупый и совершенно чужой город, ставший родным и любимым лишь из-за одного человека, живущего почти на самой окраине в доме, в котором вот уже несколько месяцев почти никогда не открываются ставни.
В этом городе почти нет границ. Лес начинается сразу за огородом дома священника, а луг - за поворотом после сарая мясника. Разве что до мельницы нужно немного пройти от покосившейся лачуги старой ведьмы да река на востоке обязывает минут пять ступать по мягкой траве, спускаясь по косогору вниз. На границе ночи и утра, когда до первого крика свихнувшегося петуха остаётся ещё несколько минут, у реки на траве устроились двое, и второй положил голову на колени первой, а она гладит его по тёмным волосам, тщательно выпутывая из длинных прядей нити лунного света, которые невесть как задержались после ухода своей прародительницы и теперь не могли найти дорогу, заблудившись. И женщина со странным именем, не похожим ни на одно из тех, что он слышал за все годы своих жизней, улыбается, прикрывая глаза, и задаёт один из своих странных вопросов. А он, тот-который-был-я, чуть помолчав - не для раздумий, а ради того, чтобы эти мгновения мягкого молчаливого ожидания продлились немного дольше, - отвечает, глядя одновременно в её лицо и в небо, на котором уже почти растаяли последние звёзды.
Этот город принадлежит им. Потому что так захотела она. И кажется, что завтра никогда не наступит. Потому что так захотел он. Он, который был я и которым я никогда уже не буду.
среда, 26 июля 2006
21:00
Доступ к записи ограничен
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 25 июля 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Во вторник за шторой поселился Некто. Славик услышал, как он возится на подоконнике, когда уже почти уснул. В сущности, он даже уснул, именно поэтому не сразу обратил внимание на странный шорох, исходящий откуда-то из угла комнаты, где обрывался подоконник и терялся в ночной темноте нижний край гардины. Славик сперва подумал, что ему показалось, после повторного шороха – что приснилось, но когда этот звук и вовсе перестал затихать, мальчик насторожился и, неохотно подняв голову от подушки, уставился в угол у окна, пытаясь разглядеть что-нибудь. Конечно, глаза уже давно привыкли к отсутствию света – яркий таймер электронного будильника показывал почти полночь, а это значило, что Славик лёг уже три часа назад, - но тёмные шторы почти полностью преграждали путь лунному свету, так что разглядеть хоть что-нибудь дальше края кровати было невозможно. А шум тем временем всё не стихал. Он был похож даже не на шорох, а скорее на тихое шуршание, какое рождается под ногами, если неторопливо прогуляться по осенним листьям в парке, старательно разгребая их ногами. Славик бесшумно отбросил одеяло в сторону, опустил босые ноги на шершавый ковёр, потом, стараясь двигаться как можно тише, приблизился к окну, схватил край шторы и резко дёрнул его в сторону.
На подоконнике сидел Некто. Некто срывал с цветка в горшке листья и рвал их на мелкие кусочки. Медленно и методично, как будто это было его каждодневной работой. Он был немного похож на домовёнка Кузю из любимого Славкина мультика, только выглядел куда более взрослым, неухоженным, мрачным и неприятным. Не домовёнок, а домовой. Домовище даже. Вот только что-то подсказывало мальчику, что этот странный визитёр совершенно не беспокоится ни о чистоте комнаты, ни о благополучии жильцов, - уж больно угрюмым было выражение его волосатого лица. Славик ойкнул и, сглотнув, невольно пробормотал:
- Мамочки, кто это?
- Шуршисы мы есть, молокосос! – заявил резко этот Некто, продемонстрировав Славику нечищенные острые зубы, которыми он не преминул громко клацнуть. Мальчишка выпустил из руки штору и, сверкнув в темноте босыми пятками, рухнул в постель, быстро укрывшись одеялом с головой. Когда от окна снова донеслись шуршащие звуки, чуть приглушённые толстым одеялом, Славик пожалел, что спрятался, а не побежал в спальню родителей. Мама обязательно прогнала бы этого Шуршиса с подоконника, уложила Славика и поцеловала в лоб, пожелав добрых снов. Но сейчас выбираться из-под одеяла было страшно, поэтому мальчик старательно жмурил глаза, надеясь, чтобы всё это оказалось лишь страшным сном. В свои восемь лет Славик вовсе не был трусом, просто он верил во всяких странных существ – леших, домовых, ведьм, а теперь ещё, выходит, в Шуршисов, - и поэтому вполне допускал мысль, что незванный гость может причинить ему какой-то вред.
Этой ночью Славик так и не уснул. Прячась до утра под одеялом, он слушал шуршащие звуки и впервые в жизни мечтал, чтобы поскорее пришла мама, чтобы разбудить его и отправить в школу. Поэтому когда дверь в его комнату наконец распахнулась с приглушённым скрипом, он рывком сел на постели, глядя на маму огромными глазами.
- Уже проснулся? Неужели в тебе проснулась тяга к знаниям? – улыбнулась ему мама, а Славик ошарашенно посмотрел на неё, удивляясь, почему она не обращает внимание на несмолкающий шорох из-за шторы.
- Мама, у меня за шторой Шуршис!!! – громким шёпотом сообщил мальчик, нервно тыкая в сторону окна пальцем. – Он мне спать не давал всю ночь!
- И поэтому ты сейчас не можешь встать и будешь спать, пропуская уроки? – невозмутимо поинтересовалась мама, направляясь к окну.
- Причём тут школа?! – искренне возмутился Славик. – Он меня напугал! Сама посмотри вон там, возле твоего цветка!
Мама, покачав головой, привычным движением руки отправила штору в угол, открыв взору сына наполовину обглоданный то ли фикус, то ли крокус и Шуршиса, который как раз в этот момент огласил комнату сытой отрыжкой. Славик ойкнул и натянул одеяло до подбородка, переводя взгляд с мамы на Шуршиса и обратно. А тот, как-то криво ухмыльнувшись, вдруг ткнул маму скрюченным пальцем в бок, заставив мальчика ойнуть вторично.
- Моя глициния! – возмущённо всплестнула руками мама, глядя мимо Шуршиса на погрызенный цветок. – Так ты её оборвал и выдумал всё это, чтобы я не обратила на неё внимания?!
- Мама, ты что, его не видишь?! – Славик почти дрожал под своим одеялом, а мама, даже не ответив, начала сердито отчитывать его, после чего заставила съесть целую тарелку манной каши с огромными комками и отправила в школу.
Когда Славик пришёл домой, мама всё ещё сердилась. Сказав, что убрала из его спальни все цветы, она отвела его в комнату и сообщила, что до вечера он наказан. А мальчик, клацая зубами, до самой ночи сидел возле двери и косился на пока ещё отдёрнутые шторы, за одной из которых шевелился невидимый Шуршис. Когда мама пришла пожелать ему доброй ночи, Славик снова попытался рассказать ей про Шуршиса, но мама, глядя прямо на это странное существо, ничего не видела, кроме дохлой мошки и слоя пыли, которую сын обещал протереть ещё в субботу, но так и не протёр. А ночью Шуршис ходил по подоконнику туда-сюда, что-то бормоча под нос и периодически зыркая из-под ткани на Славика голодным жёлтым глазом.
Так прошла неделя. Всё это время Славик почти не спал, лишь иногда забываясь в беспокойной дрёме, которая каждый раз прерывалась очередным громким шорохом со стороны окна. Шуршис, казалось, не спал вообще никогда. В субботу ночью Славик не выдержал. Глотая крупные слёзы, он побежал в спальню родителей, растолкал маму и потащил её за собой.
- Ты его не видишь, потому что ты взрослая! А он страшный и весь волосатый! – приговаривал он, зажигая свет и подталкивая маму к окну.
Мама раздвинула шторы в стороны и посмотрела прямо на Шуршиса, который как ни в чём не бывало продолжал жевать простой карандаш, но она явно не видела ни едока, ни его странную пищу. А Славик только всхлипывал. Наконец мама повернулась к нему, положила руки мальчику на плечи и, присев, заглянула ему в лицо.
- Может, тогда тебе тоже стоит хоть немножко повзрослеть – и твой Шуршис сам исчезнет? Ведь никаких Шуршисов не существует, - мягко сказала мама, а над её головой ехидно ухмыльнулся неизвестно кто со странным именем.
Славик боялся спать, но мама, не принимая никаких возражений, снова задёрнула шторы, погасила свет и вышла из спальни, напоследок сказав сыну, что когда он сам перестанет верить в Шуршиса, тот и исчезнет. Славик долго лежал в кровати, прислушиваясь к шелесту, а потом вдруг, словно решившись, рывком поднялся на кровати и быстро протопал к окну.
- Не верю я во всяких Шуршисов, я взрослый! – решительно сказал он шторе, после чего отодвинул её в сторону и… Никого не увидел. Только на балконе болтался на ветру забытый целлофановый пакет, рождая на свет похожие на шелест осенних листьев звуки. Славик радостно гикнул и, бросившись к кровати, моментально заснул. На его губах играла улыбка победителя.
А в это время на кухне его мама налила ароматный чай в фарфоровую чашку и поставила её напротив хмурого волосатого существа, который словно с неохотой потянулся к коробке с печеньем, которую, между тем, успел уже наполовину опустошить. Сделав глоток из собственной чашки, мама достала из кармана домашнего халата конверт и положила его на стол.
- Вот, Шуршис Шершесович, как мы и договаривались, - негромко произнесла она, глядя на соседа по столу.
Протянув сухощавую руку с кривыми пальцами, Шуршис поднёс конверт к глазам, раскрыл и, убедившись, что в нём прячется нужное число зелёных президентов, быстро допил свой чай, после чего поднялся.
- Может быть, ещё чашечку, если не торопитесь? – вежливо предложила мама.
- Нет, спасибо, - голосом, похожим на шорох бумаги, ответил ей Шершесович. – У меня сегодня ночью ещё визит к семье Масюковых. Их десятилетняя Лидочка до сих пор верит в деда Мороза и Бабу-Ягу… - тут он тяжко вздохнул и направился к двери. – Придётся гримироваться… Вот же с работой подфартило.
- Ну что вы, Шуршис Шершесович, как бы родители без вас справлялись? – искренне улыбнулась мама с благодарностью в глазах и, опередив гостя, распахнула перед ним дверь. – Если бы не вы, наши дети бы ещё долго во всяких странных существ верили и не взрослели.
Шуршис кивнул и направился к лифту. За его спиной хлопнула входная дверь. Шуршис потянулся в карман ветхого пиджака, извлёк оттуда пачку «Примы» и закурил. Лифт распахнул перед ним свои двери, и Шершесович подумал, что придётся угощать местного духа сигаретой.
- И впрямь, чего в нас верить-то? – пробормотал Шуршис и нажал кнопку первого этажа.
На подоконнике сидел Некто. Некто срывал с цветка в горшке листья и рвал их на мелкие кусочки. Медленно и методично, как будто это было его каждодневной работой. Он был немного похож на домовёнка Кузю из любимого Славкина мультика, только выглядел куда более взрослым, неухоженным, мрачным и неприятным. Не домовёнок, а домовой. Домовище даже. Вот только что-то подсказывало мальчику, что этот странный визитёр совершенно не беспокоится ни о чистоте комнаты, ни о благополучии жильцов, - уж больно угрюмым было выражение его волосатого лица. Славик ойкнул и, сглотнув, невольно пробормотал:
- Мамочки, кто это?
- Шуршисы мы есть, молокосос! – заявил резко этот Некто, продемонстрировав Славику нечищенные острые зубы, которыми он не преминул громко клацнуть. Мальчишка выпустил из руки штору и, сверкнув в темноте босыми пятками, рухнул в постель, быстро укрывшись одеялом с головой. Когда от окна снова донеслись шуршащие звуки, чуть приглушённые толстым одеялом, Славик пожалел, что спрятался, а не побежал в спальню родителей. Мама обязательно прогнала бы этого Шуршиса с подоконника, уложила Славика и поцеловала в лоб, пожелав добрых снов. Но сейчас выбираться из-под одеяла было страшно, поэтому мальчик старательно жмурил глаза, надеясь, чтобы всё это оказалось лишь страшным сном. В свои восемь лет Славик вовсе не был трусом, просто он верил во всяких странных существ – леших, домовых, ведьм, а теперь ещё, выходит, в Шуршисов, - и поэтому вполне допускал мысль, что незванный гость может причинить ему какой-то вред.
Этой ночью Славик так и не уснул. Прячась до утра под одеялом, он слушал шуршащие звуки и впервые в жизни мечтал, чтобы поскорее пришла мама, чтобы разбудить его и отправить в школу. Поэтому когда дверь в его комнату наконец распахнулась с приглушённым скрипом, он рывком сел на постели, глядя на маму огромными глазами.
- Уже проснулся? Неужели в тебе проснулась тяга к знаниям? – улыбнулась ему мама, а Славик ошарашенно посмотрел на неё, удивляясь, почему она не обращает внимание на несмолкающий шорох из-за шторы.
- Мама, у меня за шторой Шуршис!!! – громким шёпотом сообщил мальчик, нервно тыкая в сторону окна пальцем. – Он мне спать не давал всю ночь!
- И поэтому ты сейчас не можешь встать и будешь спать, пропуская уроки? – невозмутимо поинтересовалась мама, направляясь к окну.
- Причём тут школа?! – искренне возмутился Славик. – Он меня напугал! Сама посмотри вон там, возле твоего цветка!
Мама, покачав головой, привычным движением руки отправила штору в угол, открыв взору сына наполовину обглоданный то ли фикус, то ли крокус и Шуршиса, который как раз в этот момент огласил комнату сытой отрыжкой. Славик ойкнул и натянул одеяло до подбородка, переводя взгляд с мамы на Шуршиса и обратно. А тот, как-то криво ухмыльнувшись, вдруг ткнул маму скрюченным пальцем в бок, заставив мальчика ойнуть вторично.
- Моя глициния! – возмущённо всплестнула руками мама, глядя мимо Шуршиса на погрызенный цветок. – Так ты её оборвал и выдумал всё это, чтобы я не обратила на неё внимания?!
- Мама, ты что, его не видишь?! – Славик почти дрожал под своим одеялом, а мама, даже не ответив, начала сердито отчитывать его, после чего заставила съесть целую тарелку манной каши с огромными комками и отправила в школу.
Когда Славик пришёл домой, мама всё ещё сердилась. Сказав, что убрала из его спальни все цветы, она отвела его в комнату и сообщила, что до вечера он наказан. А мальчик, клацая зубами, до самой ночи сидел возле двери и косился на пока ещё отдёрнутые шторы, за одной из которых шевелился невидимый Шуршис. Когда мама пришла пожелать ему доброй ночи, Славик снова попытался рассказать ей про Шуршиса, но мама, глядя прямо на это странное существо, ничего не видела, кроме дохлой мошки и слоя пыли, которую сын обещал протереть ещё в субботу, но так и не протёр. А ночью Шуршис ходил по подоконнику туда-сюда, что-то бормоча под нос и периодически зыркая из-под ткани на Славика голодным жёлтым глазом.
Так прошла неделя. Всё это время Славик почти не спал, лишь иногда забываясь в беспокойной дрёме, которая каждый раз прерывалась очередным громким шорохом со стороны окна. Шуршис, казалось, не спал вообще никогда. В субботу ночью Славик не выдержал. Глотая крупные слёзы, он побежал в спальню родителей, растолкал маму и потащил её за собой.
- Ты его не видишь, потому что ты взрослая! А он страшный и весь волосатый! – приговаривал он, зажигая свет и подталкивая маму к окну.
Мама раздвинула шторы в стороны и посмотрела прямо на Шуршиса, который как ни в чём не бывало продолжал жевать простой карандаш, но она явно не видела ни едока, ни его странную пищу. А Славик только всхлипывал. Наконец мама повернулась к нему, положила руки мальчику на плечи и, присев, заглянула ему в лицо.
- Может, тогда тебе тоже стоит хоть немножко повзрослеть – и твой Шуршис сам исчезнет? Ведь никаких Шуршисов не существует, - мягко сказала мама, а над её головой ехидно ухмыльнулся неизвестно кто со странным именем.
Славик боялся спать, но мама, не принимая никаких возражений, снова задёрнула шторы, погасила свет и вышла из спальни, напоследок сказав сыну, что когда он сам перестанет верить в Шуршиса, тот и исчезнет. Славик долго лежал в кровати, прислушиваясь к шелесту, а потом вдруг, словно решившись, рывком поднялся на кровати и быстро протопал к окну.
- Не верю я во всяких Шуршисов, я взрослый! – решительно сказал он шторе, после чего отодвинул её в сторону и… Никого не увидел. Только на балконе болтался на ветру забытый целлофановый пакет, рождая на свет похожие на шелест осенних листьев звуки. Славик радостно гикнул и, бросившись к кровати, моментально заснул. На его губах играла улыбка победителя.
А в это время на кухне его мама налила ароматный чай в фарфоровую чашку и поставила её напротив хмурого волосатого существа, который словно с неохотой потянулся к коробке с печеньем, которую, между тем, успел уже наполовину опустошить. Сделав глоток из собственной чашки, мама достала из кармана домашнего халата конверт и положила его на стол.
- Вот, Шуршис Шершесович, как мы и договаривались, - негромко произнесла она, глядя на соседа по столу.
Протянув сухощавую руку с кривыми пальцами, Шуршис поднёс конверт к глазам, раскрыл и, убедившись, что в нём прячется нужное число зелёных президентов, быстро допил свой чай, после чего поднялся.
- Может быть, ещё чашечку, если не торопитесь? – вежливо предложила мама.
- Нет, спасибо, - голосом, похожим на шорох бумаги, ответил ей Шершесович. – У меня сегодня ночью ещё визит к семье Масюковых. Их десятилетняя Лидочка до сих пор верит в деда Мороза и Бабу-Ягу… - тут он тяжко вздохнул и направился к двери. – Придётся гримироваться… Вот же с работой подфартило.
- Ну что вы, Шуршис Шершесович, как бы родители без вас справлялись? – искренне улыбнулась мама с благодарностью в глазах и, опередив гостя, распахнула перед ним дверь. – Если бы не вы, наши дети бы ещё долго во всяких странных существ верили и не взрослели.
Шуршис кивнул и направился к лифту. За его спиной хлопнула входная дверь. Шуршис потянулся в карман ветхого пиджака, извлёк оттуда пачку «Примы» и закурил. Лифт распахнул перед ним свои двери, и Шершесович подумал, что придётся угощать местного духа сигаретой.
- И впрямь, чего в нас верить-то? – пробормотал Шуршис и нажал кнопку первого этажа.
понедельник, 24 июля 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
...Молодой пастух Эстафилос уснул, разморенный полуденным солнцем, а когда очнулся от дрёмы, увидел, что в отаре не хватает одной овцы – молодой, быстроногой и той самой, которую хозяин Эстафилоса, Ойнос, любил больше всех других. Испугался юный грек и бросился искать пропажу, но как ни старался, до самого вечера так и не обнаружил сбежавшую овцу. Единственным следом её были пожёванные листья незнакомого Эстафилосу плодносящего растения. Пастух сорвал несколько плодов и принёс их своему хозяину, признавшись, что потерял овцу, а эти крупные ягоды и покусанные листья - единственное, что может напоминать Ойносу о пропаже. Хозяин рассердился на пастуха и велел убираться прочь до тех пор, пока не сыщется сбежавшая овца, а сам положил незнакомые ягоды в деревянную посуду и спрятал под крышкой. Бедняга Эстафилос, собрав немного еды и воды, отправился блуждать по округе, ища беглянку. Больше дюжины дней провёл он в пути, пока не вернулся туда, откуда начал свои поиски. К удивлению Эстафилоса, когда он вышел на пастбище, оказалось, что овца спокойно щиплет травку, как будто и не пропадала вовсе. Обрадовался юный пасту и привёл овцу Ойносу. Хозяин, вновь обретя любимицу, решил выбросить помявшиеся ягоды из посуды – не нужны ему больше были никакие напоминания об овце. Но когда снял Ойнос крышку, увидел он, что ягоды лежат в терпко пахнущей жидкости, которая очень понравилась на вкус Ойносу. Так в Греции благодаря расшалившейся овце впервые попробовали вино.
...Давным-давно в одном из фракийских селений жил старый бездомный козёл. Когда-то у него был хозяин, но после его смерти козёл оказался никому не нужен, и стало бедное животное бродить по окрестностям селения, с каждым днём становясь всё более унылым. Слонялся так козёл вокруг людских домов до самой осени, однако с приходом её заметили жители селения, что козёл тот изменился: стал весело подпрыгивать, стуча копытами, словно молодой козлёнок, и к людям подбегать, ластиться, как пёс к любимому хозяину. Некоторое время побыв таким, козёл неожиданно снова становился уныл и печален, а люди не могли понять, что с ним случилось и почему он так менялся на несколько недель. Старый козёл как-то пережил зиму, и весну, и лето, оставаясь всё таким же унылым, а следующей осенью вдруг снова проснулась в нём, уже совсем одряхлевшем и почти лишившемся сил, необъяснимая подрость и резвость. Один молодой юноша случайно увидел, как, бродя по заброшенному винограднику, козёл ест упавшие на землю и уже лежалые гроздья ягод, от которых доносился слегка кисловатый уже забродивший запах. Юноша, заинтересовавшись тем, что после поедания этих ягод козёл словно молодел, и сам решил попробовать виноград, оказавшийся на вкус терпковатым и оставлявшим после себя приятное головокружение и ощущение лёгкости. Так во фракийцы впервые познали вкус вина, первооткрывателем которого был самый обыкновеный козёл.
...Однажды царь Джамшид, повелитель Персии, отдыхал в своём саду, прячась от зноя в тени зелёных деревьев. Вдруг он увидел, как чуть в отдалении на земле бьётся в кольце змеиного тела прекрасная птица. Она показалась царю столь красивой, что приказал он своим воинам убить змею и спасти птицу. Стрела, тут же посланная меткой рукой, пронзила гада ползучего в голову, а освобождённая птица в благодарность преподнесла царю несколько семечек. Она уронила их недалеко от стены, и тут же из земли появились тонкие зелёные ростки. Они быстро тянулись вверх, и уже через несколько дней увили всю стену, а кое-гденачали наливаться соком ягоды. Джамшид приказал выжать из ягод сок и, попробовав его, полюбил эту сладость, велев, чтобы каждый день теперь его поили им. Но однажды слуга принёс царю сок с ягод, сорванных несколько раньше срока. Излишне кислый напиток пришёл царю не по вкусу, и владыка повелел закрыть его в бутыли и спрятать. Про него и вовсе забыли бы, не случись через несколько месяцев любимой наложнице царя, неделю мучившейся сильнейшими головными болями, решиться в отчаянии на уход из жизни. Думая, что в запечатанной бутыли яд, девушка выпила почти всю жидкость, что была в сосуде, и почти тотчас уснула. Но по пробуждении оказалось, что голова наложнице уже вовсе не болит, да и выглядела она весёлой, разрумянившейся и смеющейся. Царь Джамшид, узнав об этом, решился попробовать остатки той жидкости, что вылечили его любимицу, и так ему понравился этот напиток, что с тех пор он почти перестал пить свежий сок ягод, а велел оставлять его на несколько месяцев запечатнным в бутылках. Называли тот напиток «царским лекарством», именно он был первым вином Персии.
(где-то читал, от кого-то слышал)
...Давным-давно в одном из фракийских селений жил старый бездомный козёл. Когда-то у него был хозяин, но после его смерти козёл оказался никому не нужен, и стало бедное животное бродить по окрестностям селения, с каждым днём становясь всё более унылым. Слонялся так козёл вокруг людских домов до самой осени, однако с приходом её заметили жители селения, что козёл тот изменился: стал весело подпрыгивать, стуча копытами, словно молодой козлёнок, и к людям подбегать, ластиться, как пёс к любимому хозяину. Некоторое время побыв таким, козёл неожиданно снова становился уныл и печален, а люди не могли понять, что с ним случилось и почему он так менялся на несколько недель. Старый козёл как-то пережил зиму, и весну, и лето, оставаясь всё таким же унылым, а следующей осенью вдруг снова проснулась в нём, уже совсем одряхлевшем и почти лишившемся сил, необъяснимая подрость и резвость. Один молодой юноша случайно увидел, как, бродя по заброшенному винограднику, козёл ест упавшие на землю и уже лежалые гроздья ягод, от которых доносился слегка кисловатый уже забродивший запах. Юноша, заинтересовавшись тем, что после поедания этих ягод козёл словно молодел, и сам решил попробовать виноград, оказавшийся на вкус терпковатым и оставлявшим после себя приятное головокружение и ощущение лёгкости. Так во фракийцы впервые познали вкус вина, первооткрывателем которого был самый обыкновеный козёл.
...Однажды царь Джамшид, повелитель Персии, отдыхал в своём саду, прячась от зноя в тени зелёных деревьев. Вдруг он увидел, как чуть в отдалении на земле бьётся в кольце змеиного тела прекрасная птица. Она показалась царю столь красивой, что приказал он своим воинам убить змею и спасти птицу. Стрела, тут же посланная меткой рукой, пронзила гада ползучего в голову, а освобождённая птица в благодарность преподнесла царю несколько семечек. Она уронила их недалеко от стены, и тут же из земли появились тонкие зелёные ростки. Они быстро тянулись вверх, и уже через несколько дней увили всю стену, а кое-гденачали наливаться соком ягоды. Джамшид приказал выжать из ягод сок и, попробовав его, полюбил эту сладость, велев, чтобы каждый день теперь его поили им. Но однажды слуга принёс царю сок с ягод, сорванных несколько раньше срока. Излишне кислый напиток пришёл царю не по вкусу, и владыка повелел закрыть его в бутыли и спрятать. Про него и вовсе забыли бы, не случись через несколько месяцев любимой наложнице царя, неделю мучившейся сильнейшими головными болями, решиться в отчаянии на уход из жизни. Думая, что в запечатанной бутыли яд, девушка выпила почти всю жидкость, что была в сосуде, и почти тотчас уснула. Но по пробуждении оказалось, что голова наложнице уже вовсе не болит, да и выглядела она весёлой, разрумянившейся и смеющейся. Царь Джамшид, узнав об этом, решился попробовать остатки той жидкости, что вылечили его любимицу, и так ему понравился этот напиток, что с тех пор он почти перестал пить свежий сок ягод, а велел оставлять его на несколько месяцев запечатнным в бутылках. Называли тот напиток «царским лекарством», именно он был первым вином Персии.
(где-то читал, от кого-то слышал)
суббота, 22 июля 2006
Мой способ шутить – говорить правду. Нет на свете ничего смешнее. ©Б.Шоу
Вот же необъяснимый закон мироздания: когда очень сильно приспичит, невозможно нигде найти достопамятных первых "Пиратов" в относительно нормальном качестве и с адекватной озвучкой. Пойти что ли ДВД купить?